Из укрытий в тени развалин навстречу им выходят мужчина и две женщины. Лица женщин наполовину прикрыты черными платками, а темные платья — почти до самой земли — при ходьбе мелькают только пятки и щиколотки. Так здесь одеты бедные крестьяне. Может, и эти не прикидываются, а в самом деле бедняки из какого-нибудь близлежащего селения. Они спешат. Им надо успеть, пока гид еще не собрал свое стадо и не начал рассказ о том, кто тут правил, кому отсекли голову.
Женщины предлагают легкие прозрачные платочки. Ярких, привлекательных расцветок. Начинается торг. Так уж принято. А мужчина разворачивает тряпку и тайком показывает немного оббитую, но еще довольно красивую мраморную головку кудрявого мальчика — осколок древней скульптуры. Он наверняка рассказывает, что случайно наткнулся на нее в своем огороде, что он с радостью готов показать то место, где нашел, и что ему самому она дороже родной матери, но он беден, платит большие налоги и потому вынужден продать ее. Конечно, можно сдать и в музей, но ведь там его, простого сельского человека, эти грамотеи обязательно обманут… Пожалуйста, господа, пощупайте, а я послежу, как бы кто не заметил: в Турции законы не знают жалости к беднякам… Вам-то ничего не будет: вы иностранцы… Вы…
Туристы передают головку из рук в руки, оживленно переговариваются на своем языке и вдруг как по команде начинают дружно смеяться.
Турок все понимает без слов, выхватывает головку из рук насмешников и, обмотав ее тряпками, возвращается в свое тенистое укрытие. Ждать следующего автобуса. Они тут целыми днями мотаются от одной груды развалин к другой.
А турок считает, что надо бы прийти к соглашению между продавцами «античных находок». Ведь сколько покупателей они так теряют! Почему у каждого места сбора туристов приходится предлагать одни и те же головки, одни и те же легенды? Почему бы одному не торговать головками, другому — осколками мрамора от гробницы императора, третьему — медными слитками, «украденными при археологических раскопках», а четвертому — македонскими тетрадрахмами, которые чеканит во дворе чайной Зафер-оглы из Бурсы?
Женщины продолжают торговаться как ни в чем не бывало.
Алексис подходит к собравшимся поближе, расстегивает «молнию» своей сумки на длинном ремне и раздвигает ее края так, чтобы покупателям было видно, что там.
— Средство от пота «RAI-Sport»… Французская тушь для ресниц и губная помада… Средство от пота «RAI-Sport»…
— Пара йок! — хором отвечают ему туристы в шортах, демонстративно собираются вокруг своего гида и уходят к развалинам.
Пара йок!
Что они треплются! Ведь это американцы, а у них денег навалом! У американцев всегда денег навалом! Покупайте средство от пота «RAI-Sport»!
В комнате Ималды зазвонил будильник, воздух в долине еще раз всколыхнулся от жары, и вдруг все, что осталось от древней Пергамы, с грохотом полетело в тартарары.
Так всегда: стоит человеку уснуть, как его тут же будят!
«У черной крысы (Mus Raltus) шерсть почти одноцветная. Верхняя половина тела и хвоста темно-бурая, нижняя несколько светлее, переход от одного цвета к другому постепенный. Хвост несколько длиннее тела и имеет 260–270 чешуйчатых колец. Черно-серый подшерсток снизу имеет зеленоватый оттенок с металлическим блеском. Ноги, толстыя и нескладный, серо-коричневыя, с боков немного светлее.
Старые самцы достигают 13 дюймов длины, из которых шесть приходится на тело.
Время появления этого вида в Европе не может быть определено с точностью. У древних писателей нет ни одного указания, которое можно было бы отнести к домашней крысе. Альберт Магнус первый между описывавшими животных упоминает о крысе как о немецком животном; следовательно, черная крыса водилась в Германии уже в XII столетии. Геснер пишет об этих животных, что ни в одном месте человек не платит добром за их ничем не истребимую привязанность к его личности, дому и двору, везде он их ненавидит и преследует самым беспощадным образом и пускает в ход все средства, лишь бы только избавиться от них. Оттенский епископ уже в XV столетии объявил публично нашу домашнюю крысу отлученною от церкви. Протестантское духовенство в Зондерсгаузене думало освободиться от крыс другим способом: считая их божеским наказанием за грехи человечества, оно назначило по всей стране торжественный день молитв и покаяния.
Возможно, что она, так же как и ея старшая сестра, вышла из Персии, потому что там их до сих пор невероятное количество.
До первой половины прошлаго столетия черная крыса царствовала в Европе безраздельно; с этого же времени соперником ей является пасюк, который все больше и больше выдвигается на передний план и оттесняет черную крысу. Сначала оба вида жили, не мешая друг другу, но теперь пасюк положительно одерживает верх. Впрочем, и теперь еще черная крыса встречается во всех частях земнаго шара, разве может быть за исключением самых холодных стран; впрочем, она встречается не большими обществами, а поодиночке. Она следовала за человеком во всевозможные климаты, и сухим путем, и морем. Нет сомнения, что прежде ея не было ни в Америке, ни в Африке, ни в Австралии; она была перевезена туда европейскими кораблями и, высадившись на берег, мало-помалу распространилась внутрь страны. В настоящее время она встречается в южных частях Азии, Персии и Индии, из Африканских земель — преимущественно в Египте, Варварийских владениях и на мысе Доброй Надежды, во всей Америке, а в Австралии не только в европейских колониях, но даже на самых отдаленных островах Тихаго Океана.»
Двери закрылись. Электромагнит с характерным щелчком задвинул засов. Ималда вдруг почувствовала себя так, словно угодила в капкан.
— Сдайте паспорта! — раздалась команда из окошечка в стене, выкрашенного в ядовитый синий цвет. Кроме Ималды в узком и темном помещении было еще шесть или семь посетительниц, но все старше нее.
Женщины, роясь в сумочках, искали документы.
Ефрейтор встал, нижняя часть окна пришлась ему вровень с коленями. Взяв у Ималды паспорт, парень заговорщически подмигнул. Она не поняла, с какой стати он подмигивает, ефрейтор, наверно, и сам не знал. Может, потому, что изо дня в день видит здесь лишь пожилые лица.
Просмотрев и отдав документы, ефрейтор нажал на кнопку, тут же автоматически открылась следующая дверь массивная решетка на больших петлях.
— Идите дальше! Прямо вперед! Впе-ред!
Стайка женщин оказалась в небольшом замкнутом дворике, большинство из них уже знали дорогу: они быстро свернули за угол, спеша опередить других, чтобы занять места получше.
В комнате для посетителей их встретила полная женщина в кителе с офицерскими погонами. Она начала растолковывать правила, которые обязаны соблюдать все. Но три или четыре женщины воскликнули: «Знаем! Знаем! Мы тут не впервой!»
Ималда оглядела помещение. Продольная стена из толстого стекла разделяла комнату на две части. К стене с обеих сторон примыкало одинаковое количество кабин без дверей — как будки с телефонами-автоматами. В каждой — по стулу по обе стороны деревянной панели с микрофоном и репродуктором.
— Если кто начнет болтать, что не положено, свидание прекращу! — строго объявила надзирательница с офицерскими погонами. Ее кабина находилась в конце стеклянной стены, она, наверно, могла не только наблюдать за всеми, но и слышать разговоры. Другая надзирательница за все время свидания только ходила туда-сюда вдоль стены, за спинами посетительниц.
— А что запрещено-то? — спросила одна из женщин. И, словно оправдываясь, глянула на остальных. — Если этого не знаешь заранее, просто нечаянно можешь ляпнуть, чего не следует.
— Говорите, о чем хотите… Не разрешается говорить о суде, об адвокатах, о том, кто осужден, или наоборот, о тех, кто еще не осужден… И не рассчитывайте на то, что вы такие умные и обойдетесь намеками. Меня не проведешь! Я все пойму!
Женщины разошлись по кабинам. Ималда оказалась где-то в середине.