Алексиса уже увели, в квартире остался только Эгон и еще один оперативный работник.
— Пусто, — доложил усатый, закрыв за собой дверь. — Уже уехали?
— У нас сегодня всего одна машина. Сейчас вернутся.
— Дожили… Скоро на место происшествия будем ездить на трамвае…
Ималда села на стул — притихшая и покорная.
— Есть еще адреса?
— Это нам по пути, — уклончиво ответил Эгон.
— Ей-богу, от меня скоро жена сбежит! Что-то уж слишком…
Внизу подъехала машина. В ночной тишине это было слышно особенно отчетливо. Хлопнула дверца.
Усатый подошел к окну и посмотрел вниз.
— До свидания, — попрощался он с Ималдой.
— До свидания, — ответила она, продолжая сидеть.
— До свидания, до свидания… — монотонно повторяла она и после того, как машина уехала.
Около пяти утра обитатели дома проснулись от продолжительного и ужасного крика. Спросонья не могли разобрать, в какой именно квартире случилось несчастье. Одно было ясно — кричала женщина. Жильцам верхних этажей казалось, что крик доносился снизу, жильцам нижних — что сверху. В окнах то тут, то там вспыхивал свет, видно, люди одевались, спеша на помощь. Крик, начавшийся громко, постепенно стихал и наконец превратился в какое-то завывание, потом опять наступила тишина.
Потревоженные жильцы дома снова погрузились в сон.
«Крысы большия мастерицы на всякия гимнастическая штуки. Бегают ловко и проворно, лазают превосходно и даже по довольно гладким стенам, мастерски плавают, способны на большие прыжки и даже недурно роют землю, хотя не любят такого занятия. Пасюк, по-видимому, ловче своего собрата, по крайней мере, плавает несравненно лучше и, кажется, лазает искуснее. Ныряет пасюк не хуже настоящаго воднаго животнаго. Движения его в воде так проворны, что он смело может пускаться на охоту даже за рыбами. Часто может показаться, что вода — естественная стихия пасюка. Испугавшись, он часто бросается в реку, пруд или канал и без отдыха переплывает большие пространства или бежит в течение нескольких минут по дну. Черная крыса пускается на такия подвиги только в случае крайней нужды, но и она умеет хорошо плавать.
Между органами чувств у них всего сильнее развиты слух и обоняние, особенно первый, но не дурно и зрение; что же касается до вкуса, то крысы, к сожалению, имеют слишком много случаев упражнять этот орган в кладовых человека, на самых вкусных кушаньях, и нужно отдать им справедливость: оне умеют выбирать лакомые куски. Распространяться об их умственных способностях после всего сказанного бесполезно: отказать им в уме невозможно, а тем более в расчетливости и лукавстве, с которыми оне умеют избегать всякаго рода опасностей.»
— А, это ты… — Голос Романа Романовича, как всегда был уравновешенный и спокойный, на сей раз, правда, более деловитый. Он отложил на край стола документы, которые просматривал, делая на них пометки — то восклицательный, то вопросительный знаки — встал, закрыл за Ималдой дверь и указал на стул: — Садись!
Несколько минут назад Леопольд догнал Ималду в коридоре — уже переодевшись, она направлялась в зал на репетицию — и приказал немедленно зайти в кабинет к Раусе: — Ступай, как стоишь, в своем наряде — не голая же! Рауса сказал, скоро уедет, а ему надо сообщить тебе что-то очень важное…
— Я закрою окно, чтобы ты не простудилась, — заботливо произнес Рауса.
— Благодарю вас, — пробормотала Ималда.
— А разве мы с тобой не на «ты»?
— Мне неловко так обращаться.
— А мне в свою очередь неловко говорить «вы», — Рауса сел за письменный стол. — Что нового?
— Ничего особенного… — неопределенно протянула Ималда.
— Во-первых, не терплю, когда мне врут, во-вторых, я не заслужил, чтобы именно ты мне врала. Звонил управляющий трестом товарищ, Шмиц… — Рауса сделал продолжительную паузу, словно для того, чтобы проверить выдержку Ималды. — У тебя есть брат?
— Да…
— Ну, рассказывай…
И тут Рауса заметил, насколько она беззащитна. И желанна, по-детски свежа. Ему еще никогда не принадлежала такая молоденькая девушка, даже когда был молодым: всегда мешали застенчивость и общественные обязанности. Тогда много говорили о моральном поведении, а словам с трибуны в те годы он свято верил. То ли такие девушки позже ему уже не нравились, то ли он их не замечал больше, а может, боялся получить от ворот поворот. Скорее всего бессознательно избегал, ибо принято считать, что молоденькими девушками мужчины начинают увлекаться, когда стареют — это их последняя капля из чаши эротических наслаждений. И к такому наверняка надо психологически подготовиться, чтобы понять: дожил! Любовницами Раусы были зрелые женщины, которые ясно представляли, чего хотят, правда, и они порой заговаривали о любви. Женщин он менял редко: он к ним привыкал и каждая новая связь была похожа на предыдущую — почти аналогичной как в смысле выбора места свидания, так и во всем остальном. Женщины Раусы были красивы и темпераментны, — тут ему везло как в беспроигрышной лотерее. Причиной разрыва никогда не являлись ни разногласия, ни пресыщенность сторон, а всего лишь внешние факторы — то перемена места жительства любовницы, то замужество, то рождение ребенка. Вакансию быстро занимала другая.
Черную накидку Ималда просто набросила на плечи и теперь застегиваться было просто глупо, да и выглядело бы это по-ханжески. Девушка ерзала на стуле, пытаясь прикрыть оголенные выше коленей ноги. Но как только она переставала придерживать углы накидки, они разъезжались в стороны, открывая гораздо больше, чем виднелось сначала.
Ималда нервничала и оттого выглядела еще более беззащитной.
— Брата арестовали несколько дней назад.
— За что?
— У него нашли какой-то порошок.
— Наркотик?
— Не знаю… — Ималда кусала губы.
Раусу в Ималде возбуждало все, даже то, что она неумело лгала. Складки накидки скрывали грудь девушки, но он вспомнил, что когда Ималда танцевала на эстраде, он приметил, какая у нее высокая грудь. А талия!.. Ну разве он не идиот, что спал с другими женщинами, хотя они и были красивы! Ведь с ними он ни разу не испытал чувства мужского превосходства. Некоторые, правда, притворялись, чтобы доставить ему удовольствие, но чаше инициативу мастерски удерживали в своих руках. А над этой девушкой он мог бы иметь полную власть! Головокружительную!
— Ты была дома и, надеюсь, видела, что нашли во время обыска?
— Только порошок.
— Тебя допрашивали?
— Вызывали к следователю. Он расспрашивал, с кем брат встречался и так далее. Но я и в самом деле ничего не знаю: последнее время Алексис не жил дома. Мне разрешили принести ему продукты и сигареты.
— А встретиться?
— Встречу, сказали, разрешат только после суда.
— Они сообщили о тебе в трест… Ты артистка и считаешься работником идеологического фронта. Наверно, в соответствии с какой-то идиотской инструкцией они обязаны сообщить… Шмиц должен реагировать. Я уговорил его пока подождать, но ведь нет гарантий… Правда, не верится, что из-за какого-то пустякового порошка разразится большой скандал… Обыщи квартиру, как следует, обыщи, вдруг еще что-то найдется, тогда вместе обмозгуем, как быть дальше. Вдруг снова заявятся с обыском и что-то найдут? Тебя будут подозревать… Как фамилия следователя, к которому тебя вызывали?
— Иванец.
— Постараюсь уладить.
Если бы Роман Романович не расспрашивал про следователя и не записал бы на календаре его фамилию, Ималда, может, и проговорилась бы: «Я уже нашла!» На другой день после ареста Алексиса, под вечер, она пришла в себя настолько, что могла логически мыслить. Прежде всего ради брата надо уничтожить те запасы наркотика, которые он спрятал. Если он вообще что-то спрятал — а милиционеры были в том уверены — значит, искать надо в другом сарайчике. Там, если отогнуть край фанерной обшивки, в кирпичной кладке откроется углубление с толстой чугунной трубой канализации, вокруг которой много места. В школьные годы Алексис прятал там то, что не хотел показывать дома, а также дневник с замечаниями или двойками — в первый День ему задали бы трепку, но когда удавалось протянуть с неделю или исправить двойку на четверку или пятерку, то все заканчивалось едкими нотациями матери об учебе вообще. Кроме того, не спрятать дневник просто грех в том случае, когда, например, в субботу класс выезжает на экскурсию, а в четверг по «контроше» ты схватил «банан» или того хуже — «кол» за подсказку. После такого разве отпустят на экскурсию в Сигулду, Берзциемс или Кюрмрагс? Ни за что не отпустят, и используют запрет как воспитательную меру, хотя знают, что поход — величайшее удовольствие для мальчишки.