Её дорога бежала мимо виноградников, образовавших длинные частые ряды живых ограждений из вьющихся лоз, где из-под широких изумрудных листьев уже выглядывали гроздья зреющих ягод. Вдоль пышных зеленых изгородей, там и тут, несмотря на жару, усердно трудились работники. Дальше простирались выгоны с сочной травой, где паслись довольные, упитанные стада коров и овец.

Наконец девушка достигла деревни и остановила Бертраду около нужного дома.

Во дворе, звонко смеясь, играли дети, мал мала меньше. Хозяйка что-то варила в чугунке над очагом, обложенным камнями. Заметив Альбергу, она встала и молча поклонилась девушке, а затем вернулась к своему занятию.

Привязав кобылу к кольям забора, Альберга пересекла небольшой двор и вошла внутрь жилища.

После солнечного света глаза должны были привыкнуть к сумраку крестьянского дома. В нос ударил затхлый воздух не проветриваемого помещения, густо сдобренный запахом навоза и чеснока, который был в большой чести у местных сервов. Прямо перед собой девушка увидела двух волов, мирно жующих траву из своей кормушки. Хлев занимал большую часть помещения.

- Ты не по мою ли душу, красавица? - услышала Альберга мужской голос.

На соломенной подстилке, служившей хозяевам кроватью, сидел незнакомец. Первое, что подумала Альберга, взглянув на него — что он одет как чужак, второе — подумала, что  никогда в жизни не видела более красивого человека.

Такие черные как смоль волосы, пригожее лицо, ясный взгляд, крепкий торс, широкие плечи и сильные руки она лишь рисовала в своем воображении, восхищаясь воинами-богами из древних легенд.

- Подойди сюда, милая, не бойся, - сказал незнакомец, глядя на неё внимательно и выжидающе.

«Я и не боюсь» - мысленно возмутилась девушка, приблизившись.

Рядом с незнакомцем лежал его обоюдоострый меч, блестевший в полумраке серебряной рукоятью и широкий плоский камень, каким точат лезвия. Вокруг были разложены другие предметы амуниции, которым в долгие часы ожидания был проведен тщательный досмотр и ремонт. Затем в глаза Альберге бросился тончайший дивный шелк нижней рубахи незнакомца, видневшийся в широком вороте его сюркота.

Незнакомец, тем временем, не проявлял ни малейшей тени нетерпения или раздражения молчаливым замешательством гостьи, несмотря на то, что, ожидая известия,  вынужден был просидеть в этой грязной вонючей конуре уже больше суток.

- Ах да, - спохватилась Альберга, - велено вам передать, сеньор, - она сняла с пальца кольцо и отдала незнакомцу.

- Это хорошая весть, - кивнул мужчина. - Возьми, ты это заслужила, - он положил в руки девушки мешочек, набитый монетами, который вытащил из-за пояса.

Альберга, не смея возражать, послушно взяла деньги.

- Жди меня возле леса за выгоном, - приказал незнакомец.

Сон ушел, Альберга проснулась и открыла глаза. Светильник погас, но в окно уже заглядывал робкий зимний рассвет.

Ей опять приснился день, изменивший её жизнь и подаривший ей первую встречу с Ним. С тех пор он всегда был в её жизни, далекий и блистательный, как солнце, — первый советник и казначей государя, граф Бернард Барселонский.

- Никто не разлучит меня с королевой, - прошептала Альберга, вспомнив все свои вчерашние тревоги.

- Никто не разлучит меня с ним, - ответило её сердце.

Глава 2. Лантберт.

Лантберту часто снилась мать. Даже спустя несколько лет после похорон её душа не покидала мысли и сны сына. Она как будто не хотела уноситься ввысь, в небесную обитель одна, без него.

Он ясно, как наяву видел её лицо. Ласковый и внимательный взгляд серых глаз, высокий лоб с пестрой косынкой над ним, под которую всегда были наглухо запрятаны её волосы. Она смотрела весело и безмятежно, а из окна лился поток яркого света — но не слепящего, а благостного и нежного. Она безмолвно звала его с собой, в этот чудесный свет.

- Матушка, я не хочу умирать, - говорил во сне мальчик и просыпался с тяжелым чувством и слезами на подушке.

После таких снов он долго лежал с закрытыми глазами, раздавленный тоскливым унынием, пока в комнату не входил Гийом, его воспитатель, с неизменным кувшином чистой воды в руках. Начинался новый, ещё один день.

В городе пели колокола — заканчивалась утренняя служба, и горожане, отдав Богу-богово, спешили заняться своими будничными трудами. Колокольный перезвон нагонял ещё большую тоску, перенося память в день прощания с матушкой. С другой матушкой, не из сна, потому что во сне он видел её настоящей, как в жизни, а там, в гробу лежала маленькая бледная женщина с заостренным носом и плотно сжатыми губами, совсем не похожая на его мать.

Город Дижон, где родился и вырос Лантберт, возвышал свои мощные крепостные стены посреди живописной равнины, в окружении виноградников и пашен. Двухэтажный графский дворец был самым высоким городским сооружением. Чуть поодаль лепились домики горожан, образуя узкие улочки, каждая из которых вела к центральной площади, где располагалась церковь и рынок.

Они всегда отправлялись в церковь ко второй службе. От дворца к площади вела широкая, мощеная дорога. Матушка, покачиваясь, сидела в носилках, разговаривая то с мужем, то с сыном, которые гарцевали на лошадях по обе стороны от носилок. Или, задумавшись, молчала, глядя на камни дороги.

Лантберту нравились одобрительные приветствия встречных горожан, а однажды наступил день, когда взрослеющий графский сын поймал лукавый и приветливый взгляд девочки. Как же он был счастлив в тот день, с гордостью воображая себя героем девичьих грез.

Потом матушка занемогла. Она лежала у себя в комнате и Лантберта к ней не впускали. Отец сказал ему тогда: «Это женские дела, с женщинами такое случается». А через неделю объявил ему, что матушки не стало.

С тех пор прошло почти два года.

Умывшись и одевшись, в сопровождении воспитателя, Лантберт вышел на крыльцо.

Новая графиня Дижонская, называвшая теперь себя хозяйкой дома, ожидала его, чтобы ехать вместе с пасынком в церковь — она перемещалась из дома в церковь на тех самых, матушкиных носилках, которые отец, к молчаливому негодованию сына, подарил госпоже Фредегунде. Отец был в отъезде, теперь он гораздо чаще, чем раньше уезжал из дому, оставляя сына на попечении своей молодой жены.