Но делать было нечего. Если бы она позволила Серпантиновой свалиться на лестничной площадке, то пришлось бы в помощники искать мужиков, что в планы Пономаренко не входило.

Вдвоем они дотащили еле передвигавшую ноги Назаровну до ближайшего кресла.

— Я «скорую» вызову, вы тут с ней посидите.

Пономаренко злилась. Мало того, что ей не дали поспать, так она еще перехватила стреляющие во все стороны взгляды Алевтины Николаевны.

— Посижу, посижу, — с готовностью согласилась Николаевна.

«Чертова старуха, — выругалась про себя Инна, — две чертовы старухи».

— Не надо «скорую», — тотчас же пришла в себя Назаровна, — я не доверяю врачам.

— А что надо? — зло спросила Инна.

— Воды, — процедила старуха.

«И чего она ко мне притащилась?» — терялась в догадках Инна. Она поплотнее запахнула халат и отправилась на кухню за чистым стаканом и минеральной водой.

— Что я вам говорила? — зашептала Алевтина Николаевна. — Вы посмотрите, какой беспорядок. Вещи разбросаны, на столе стакан немытый, кажись, чай пила с лимоном. Окна грязные…

— Николаевна, спасибо, что довели.

До чего довела ее Алевтина, Серпантинова не уточняла. Она отдышалась, привстала с кресла и осмотрелась.

— Видите, видите? — не успокаивалась Николаевна.

— Я бы хотела с ней с глазу на глаз поговорить, — сказала Назаровна. — Вот вам мой телефон, позвоните мне вечерком, я все расскажу.

— Понимаю, — тотчас же согласилась Алевтина Николаевна. Все, что ей требовалось, она уже увидела. Ей и самой пора было внучку на танцы вести.

Инна вернулась, увидела, что ряды противников поредели, но радоваться этому обстоятельству или огорчаться, не знала.

Старуха пила воду и жадно разглядывала Пономаренко. Допила и сказала:

— Не пойму, что он в тебе нашел.

— И я не пойму, что вам от меня нужно. Извините, я очень устала. У меня выдалась бурная ночь…

— Бурная ночь, — эхом отозвалась старуха. — Может, ты по женским делам большая умелица?

— Послушайте, не знаю, как вас величать, если я спасла вашего сына, это не значит, что я с ним спала!

Инна закипала. «Что позволяет себе эта старуха? Вот и делай после этого добрые дела. Нет чтобы спасибо сказать, так она пришла разбирать меня по атомам! Еще начнет обвинять, что это я ее сыночка в гроб запихнула! Все, больше никого из могилы выкапывать не буду! Попали туда, пусть там и остаются».

— Анастасия Назаровна.

— Что «Анастасия Назаровна»?

— Меня так величают. За Алешеньку спасибо, если правду говоришь.

— Наконец-то, пожалуйста. Теперь я могу идти спать?

— Жена его, Людмила, доложила, что ты им интересовалась.

— Он мне и даром не нужен! — в сердцах выпалила Пономаренко.

— Что-то ты горяча больно.

— Интересует он меня только с профессиональной точки зрения, — зачем-то стала оправдываться Инна. Может, потому, что старуха безошибочно угадала ее горячность, Пономаренко испугалась, что она докопается и до странного сердцебиения, которое накрыло Инну, когда она смотрела на Алексея.

— Ты что, проститутка?

— Думайте что хотите, — опомнилась Инна и перестала вдаваться в дальнейшие объяснения.

— Что я могу думать? Сыночек в тебя влюбился. А я мать. Согласна, жена его, холодная щука, ему не пара, но и ты, гляжу, птица еще та!

Инне очень хотелось взять бутылку с водой, налить минералку в стакан и выплеснуть ее прямо в физиономию настырной старухи. Она представила траекторию полета освежающей струи и даже получила некоторое удовлетворение от виртуального акта мести. Инна мысленно уже наливала в стакан следующую порцию, но тут зазвонил телефон, как всегда некстати.

— Это Алешенька, — материнским сердцем угадала Назаровна.

Инна уничтожающе улыбнулась. Еще чего! Никакие Алеши ей звонить не имеют права, и номер телефона, насколько ей помнится, она никому не дарила.

— Алло, это Серпантинов.

Инна чертыхнулась. Потом несколько минут слушала его пламенную вступительную речь. Пока Серпантинов заливался соловьем, Анастасия Назаровна поедала ее глазами.

— Нет, ресторан меня не интересует, — наконец отрезала Инна, чем порадовала Назаровну, — а вот историю вашего приключения выслушала бы с большим удовольствием.

Назаровна приуныла.

— Притворщица, — прошипела она.

— Вы Алекса знали? — спросила Инна, перебив очередную тираду Серпантинова. Она не могла не задать этот вопрос. Папка в урне не давала ей покоя.

— Знал, — подтвердил Алексей. — Поверхностно.

— Его убили сегодня ночью.

— Может, это очередной розыгрыш?

— Нет. Я собственными глазами видела его труп, плавающий в ванне. А где вы были сегодня ночью?

Анастасия Назаровна насторожилась.

Что позволяет себе эта выскочка? Подозревать сына? Сыночка, который готов стать перед ней на колени?

— Он был у себя дома, спал в своей спальне, и я охраняла его сон! — не выдержала она и бросилась на защиту своего ребенка.

— Я слышу голос моей мамочки! — На том конце провода кто-то чем-то подавился. Серпантинов явно не знал, как себя вести и что говорить. — Я перезвоню попозже. — И он трусливо положил трубку.

Инна повертела ее в руке, усмехнулась и повернулась к Анастасии Назаровне. Сейчас она ей все скажет. Под каким каблуком она держит сына, как она вытравила из него все мужские качества. Да и что она, собственно говоря, тут делает? Стало лучше — ну и иди домой, калечь великовозрастного сынулю дальше.

— Знаю, знаю, мне пора домой, — опередила ее старуха на долю секунды.

Она грузно поднялась из кресла, оценила беспорядок в комнате, покачала головой и молча пошла к выходу.

Инне ничего не оставалось делать, как идти следом. Уже открыв дверь и выйдя на площадку, Анастасия Назаровна повернулась к Инне и взяла паузу. Она, словно профессиональная актриса, держала ее долго и умело. Под ее взглядом Инне захотелось сжаться, стать поменьше и понезаметнее.

— Ты мне понравилась, — неожиданно изрекла старуха. — Несмотря ни на что, есть в тебе стержень, но ты не пара моему сыночку, не пара. Мы с тобой под одной крышей и дня не проживем. Потому что одинаковые.

Сказала, что хотела, и перед самым носом изумленной Инны с силой захлопнула дверь.

Флаги приспущены в знак траура. Все сидели потупившись и старались друг на друга не смотреть. Только изредка кто-нибудь бросит исподтишка быстрый, вороватый взгляд в никуда и опять шмыг «в себя», и оттуда ни гугу.

С Алексом было безрадостно, а без него, оказывается, еще хреновее.

Все собрались в кабинете Верунчика, теперь Веры Степановны, и ждали прихода Пономаренко. Зачем ждали — непонятно. Кто она им? Какое она имеет отношение к их фирме, к их делам, к смерти Алекса? Но Марина сказала, что Пономаренко приедет, и никто вслух даже не возмутился, какого черта ей здесь делать. На всех словно столбняк нашел. Затаились и ждали, нервно вздрагивая от каждого скрипа.

— Какого черта ей здесь понадобилось? — наконец выразила общее настроение Верунчик.

— Инна сказала, если хотим узнать, кто убил Алекса, то надо собраться у тебя в кабинете и ждать. — Марина отрапортовала не поднимая головы.

— Она приедет и укажет перстом на убийцу? — Верунчик недобро засмеялась. — А мы, как баранчики, дружненько проблеем: «Ату его!»

— Алексу угрожали. Он боялся идти домой. Ты знала об этом? — Марина, наконец, заставила себя посмотреть прямо в глаза Гренадерше. Она и сама не понимала, отчего чувствует себя так неуверенно и так боится смотреть на Верку. Будто Верунчик уже не подруга, а воплощение вселенской совести. — Никто из нас об этом даже не догадывался. Мы были рядом, работали вместе, терлись бок о бок и проморгали, что он скулил от страха. Бежал со своей бедой к первому попавшемуся нормальному человеку.

— К первой попавшейся юбке он бежал. — Гренадерша отбросила пламенную речь Марины как тесное белье.

— Верунчик, как жить дальше будем? — Любаша умоляюще смотрела то на начальницу, то на Марину, то на Надежду. Будто ждала, что кто-то из них успокоит, утешит и вообще посоветует не брать дурного в голову. А потом объявит, что Алекс снова пошутил, и через пять минут откроется дверь, покажется его хитрая физиономия, и он каркающим голосом произнесет: «Ну что, девки, обкакались без меня?» Ах, с каким жаром, с какой радостью Любунчик бы закричала в ответ: «Обкакались!» — и бросилась бы ему на шею.