— Но это не означало ничего. Ни для кого из нас. Но, когда он устал от меня, то стал законченным ублюдком. Он сделал работу невыносимой, давая мне самые дерьмовые поручения, крича на меня в присутствии других помощников юриста. Ну, ты можешь представить это. Я не собиралась мириться со всем этим дерьмом, но все знали о нас, так что, если бы я попыталась судиться ним из-за домогательств, у меня бы не было ни единой чёртовой надежды на то, что я выиграла бы этот процесс. Я размышляла над тем, чтобы рассказать обо всём его невесте, давая ей понять, каким же мудаком он был, но, в конце концов, я просто была сыта по горло всем этим, и поэтому уехала.

— И приехала сюда?

— Да. Ну, после всей той катастрофы, я думала, что завяжу с встречаниями надолго. Вместо этого я просто искала парней на одну на одну ночь, ничего серьёзного. И нет, прежде чем ты спросишь меня, я не рассматриваю тебя как просто парня, с которым сплю.

Он медленно кивнул.

— А, эм, как ты рассматриваешь…нас?

Оу, я так надеялась, что он не задаст мне этот вопрос.

— Честно? — вздохнула я, — я не знаю. Я имею в виду, собственно говоря, это наше первое свидание, и как я сказала, обычно, не встречаюсь ни с кем. Поэтому, я думаю, это прогресс. Это ответ на твой вопрос?

Он ничего не ответил на это.

— Та девушка в пятницу вечером в кафе, Бив, она спросила, был ли я твоим парнем. Ты сказала, что подумаешь об этом.

— Верно.

— Ну, ты больше не думала об этом?

— Ты должен знать обо мне кое-что, Джордан. Я не особо крута в этих всех делах, связанных с отношениями. Именно поэтому, наверное, со мной обращаются всё время, как с дерьмом. Всё, что я могу тебе сказать, так это то, что я наслаждаюсь временем, проведённым с тобой, но не планирую оставаться в этом городе навсегда. Когда я соберу немного денег, то уеду. И если ты такой же умный, как я предполагаю, то ты поступишь так же.

Он вздохнул и прошёлся рукой по волосам, убирая их с глаз.

— Я никогда не поступлю с тобой так же, как те парни, Торри, обещаю. Но, да, я понял.

Я знала, что он был разочарован моим ответом, но я пыталась быть настолько откровенной, насколько это возможно. И выражение на его лице говорило мне, что это не было тем, что он хотел услышать.

Я попыталась подумать о том, что бы сказать ему, чтобы отвлечь.

— Итак, расскажи мне о своих татуировках, — сказала я, проводя пальцем вдоль рисунка в виде колючей проволоки, которая тянулась из-под рукава футболки и до локтя, — они предлагали вам разные виды татуировок или как?

Он бросил на меня взгляд, который говорил мне, что он знает, что я делала, и затем криво улыбнулся мне.

— Не совсем так. Для начала, это нелегально. Тебя могут застукать и добавят ещё сто восемьдесят суток к твоему приговору за каждое нарушение. Думаю, это не имело бы особого значения, когда я столкнулся с попыткой обвинения меня в убийстве, но скорее всего они записали это в моё личное дело, когда переводили из колонии для несовершеннолетних в тюрьму, — он покачал головой. — Одну из заметок, которую они сделали в моё личное дело.

Его выражения на лице помрачнело, и я могла видеть, как глубоко он погружается в это настроение.

— Так ты был кем-то вроде правонарушителя ещё даже в колонии? — спросила я, надеясь разрядить внезапно помрачневшую атмосферу.

Она пожал плечами.

— Думаю, да. Я сделал её сам.

Он вытянул левую руку, и я увидела слово «любовь», сделанное на тыльной стороне запястья. Я вспомнила, что видела её в первый день нашей встречи.

— Кажется немного странным выбор слова, которые ты набил себе, пока был в тюрьме, — я толкнула его в плечо, — ну, если только ты не признаешься мне, что был влюблён в сто тридцатикилограммового байкера по имени Грэхем.

Он попытался улыбнуться.

— Нет, никаких байкеров. Я сделал эту татуировку в честь своего брата. Я любил Майки. Я имею в виду, он был моим старшим братом, но ты ведь не любишь людей только потому, что они твоя семья.

Я была уверена, что он думал о своих родителях в тот момент.

— Майки был всем миром для меня; лучший парень, которого можно было бы встретить. Все любили Майки.

Он вздохнул, и я наблюдала за мрачным погружением снова.

— Его было легко полюбить. Не то, что меня. Поэтому тату служило мне напоминанием, что не важно, как я был зол на себя, на всех окружающих, Майки всегда был полон любви. Не знаю, что-то вроде того. Мои мысли были в не наилучшем состоянии тогда. Да и сейчас, — прошептал он.

— Первый раз, когда я увидела эту татуировку, то подумала, что у тебя, вероятно, набито слово «ненависть» на втором запястье, или под коленом, или где угодно. Ну, знаешь, как у того страшного священника из фильма «Ночь охотника».

Я видела, как он делает попытку поднять себе настроение, чтобы соответствовать тому настрою, который я пыталась создать для нас.

— Эй, а я помню этот фильм, — он кивнул. — Он был чертовски страшным, когда я был ребёнком. Роберт Митчем организовал мне кошмары на ночь.

Он бросил на меня дразнящий взгляд.

— Думаешь, у твоей мамы есть татуировки в интересных местах?

Я сильно шлёпнула его.

— Ты не можешь думать о моей маме в голом виде, не тогда, когда твой член был во мне всего несколько ночей назад! — я почти накричала на него.

Я увидела, как его щёки сразу же покраснели.

— Чёрт, нет! — фыркнул он, — я никогда…в смысле, я никогда не думал…нет!

Я не могла сдержать смех, наблюдая за выражением ужаса на его лице.

— Ну, я же дразню тебя! Парень, тебя так легко обмануть.

Он зарычал и сжал мои запястья одной рукой, сбивая наши кружки с кофе на песок.

— Ты заплатишь за это, женщина!

А потом он начал меня щекотать до тех пор, пока слёзы не начали катиться с моих глаз и пока я не стала умолять его прекратить это. Но он был неумолимым, и единственное, что могло скинуть его с меня, — счастливый пинок между ног.

— О, Господи, ты прикончила меня, — простонал он, держась за свои сокровища обеими руками, а его бедра были прижаты друг к другу в попытке защитить себя.

— Ты заслужил это! — закашлялась я, вытирая слёзы с глаз.

По всей видимости, у него тоже выступили слёзы по такому случаю. Значит, я хорошо ему отплатила.

В конце концов, мы успокоились и снова спокойно сидели рядом друг с другом.

Джордан печально смотрел на свою пустую кружку с кофе, но мне было слишком удобно, чтобы налить новый кофе. Ему придётся подождать.

— Ты рассказывал мне о своих татуировках?

— Я не очень хорошо учился в школе, — признался он, в конце концов, — но у меня хорошо получалось рисовать. В колонии был парень, чей старший брат был тату мастером, и он разбирался в подобных вещах. Поэтому я делал эскизы, а он учил меня, как делать чернила. Это было довольно рискованно…

— Почему?

— Ну, как я и сказал, это было незаконно, и, к тому же, мы не могли заказать оборудование, поэтому нам приходилось делать его самим. Сначала Стикс использовал просто швейную иглу и маркер. Это было не особо стерильно, и в то время был сильно распространён Гепатит С. А потом он начал использовать старые гитарные струны, идущие от карандаша, а иногда и пепел от сожженной бумаги.

— Да ты шутишь! Ты вбивал все эти вещи себе в кожу?

— Ну да. Когда ты в колонии, у тебя много свободного времени. И нужно придумать, чем себя занять. Когда я попал в тюрьму, то понял, что одного из полицейских можно подкупить, и он принесёт тебе цветные чернила. Но я покончил с этим, спустя некоторое время.

— Почему?

— Я не хотел остаться там до конца своих дней. Тогда мне уже добавили время к моему приговору и ещё сто восемьдесят дней, поймав меня, я впервые делал татуировку другому заключённому. Даже тогда я знал, что есть много интересного в жизни, хотел большего, чем то, что имел в то время.

— Расскажи мне, что все эти тату означают, — попросила я. — В смысле, колючая проволока довольно понятно всё объясняет. А это что? — я указала на слезу, которая капала с проволоки.