Спустя несколько минут в комнату зашёл добродушный мужчина лет пятидесяти, одетый в уже знакомую зелёную форму. От доктора Линдона исходила профессиональная сердечность, и у него были спокойные и добрые черты лица. Он выглядел как человек, которому ты сразу же доверяешься, даже если и не хочешь.

— Нам удалось обнаружить повреждение на ранней стадии, — сказал он, — но всё ещё есть десять-пятнадцать процентов того, что Джордану понадобится дальнейшая операция, но я надеюсь, что в этом не будет надобности. В ближайшие пару дней ему будет очень неудобно, потому что место вокруг глаза уже очень опухло. На заживление уйдёт от двух до шести недель, но из-за введения газа в глаз во время операции, у Джордана, в конце концов, начнёт развиваться катаракта на левом глазу. Её будет легко вылечить, когда хрусталик глаза полностью помутнеет года через два, три. Если повезёт, то он не потеряет зрение на левом глазу.

Он кивнул. Мы кивнули.

Пол подписал документы о согласии на операцию, и доктор ушёл.

Я не очень хотела разговаривать, но Пол попросил меня объяснить, что же произошло. Он почернел от горя к тому моменту, как я закончила.

— Райан Дюпон, — повторял он снова и снова, — не могу поверить в это. Они были друзьями.

Он покачал головой.

У меня уже не осталось и капли утешения, которую я бы могла ему предложить. Просто, чтобы хоть что-то сделать, Пол пошёл на поиски еды и чего-нибудь попить. Я бы больше не выдержала того омерзительного кофе, поэтому он пообещал мне разыскать автомат с содовой.

Я тоже дала обещание. Я пообещала себе, что как только Джордан выздоровеет до такой степени, что сможет путешествовать, как только его условно - досрочное освобождение подойдёт к концу, мы нахрен уедем из этого отвратительного маленького городишки. Мы будем смотреть только вперёд и никогда не будем оглядываться назад. Мы найдём место, где вдвоём сможем начать всё с чистого листа. Я найду работу помощника юриста, а Джордан мог бы окончить свои курсы по ремонту машин. Мы снимем собственное жильё и начнём строить наше будущее вместе. Возможно, Пол будет навещать нас. Возможно, мы…

— Что ты здесь делаешь?

Я подняла глаза и увидела, как мать Джордана уставилась на меня. Неприязнь искажала её лицо.

— Оу, даже не начинайте, дамочка!

Она чертовски ошиблась с выбором женщины, которой бросает вызов.

Торри

— Оу, даже не начинайте, дамочка! — зарычала я. Я подняла взгляд на мать Джордана, гнев, лавой разливающийся по телу, в секунду превратился в извержение вулкана. — Я люблю его. А у вас какое оправдание?

Она резко втянула воздух, уже приготовившись мне отвечать, но тут распахнулась дверь, и вошёл Пол, неся в руках содовую и сэндвичи. Его глаза заметались между нами. Он заметил мою напряженную позу, сжатые руки в кулаки и уродливое обвиняющее выражение лица Глории.

Ничего не сказав, он протянул мне упакованную еду и одну банку содовой, а затем перевёл взгляд на свою жену.

— С ним будет всё в порядке, Глория.

Клянусь, если я замечу, что она хоть на секунду расстроилась из-за этого, я не смогу быть в ответе за свои действия. Она судорожно кивнула, прислушиваясь к словам Пола.

— Его сейчас оперируют…

— Я думала, ты сказал, что с ним будет всё в порядке, — перебила она его, на секунду я подумала, что заметила вспышку чего-то, помимо ненависти на её лице, но она исчезла слишком быстро.

— Будет, — тихо ответил Пол, — но они должны исправить отслоение сетчатки. У него также сломаны рёбра, разрушена скула, раны и синяки.

Она фыркнула и уселась на стул, выглядя раздраженной.

— И ты из-за этого позвонил мне? Я подумала…а, впрочем, не важно.

Я снова вскочила и уставилась на неё.

— Что? Что! Этого недостаточно для вас? Да какого хрена с вами не так? Четыре головореза избили его до потери сознания. Его могли убить!

Её, кажется, потрясли мои нападки, но не слова, произнесённые мною.

— И ты позволишь ей так со мной разговаривать? — возмущённо спросила она, уставившись на своего мужа с праведным негодованием на лице.

— Если бы она не сказала этого, сказал бы я, — отрезал Пол, его тон стал более резким.

— Я проехала весь этот путь…— начала она.

— И с чего бы это? — зарычала я. — Почему вы здесь? Почему это вас вообще волнует?

Она сузил глаза и посмотрела на меня так, как будто я была дерьмом на её ботинках.

— Я не с тобой разговариваю!

— Думаю, вы сами не знаете, почему вы здесь, — сказала я ядовито, — возможно, пытаетесь выглядеть так, как будто снова делаете правильные вещи.

— Он мой сын, — бросила она мне гневно, — я здесь, чтобы позаботиться о нём.

Серьёзно? Я громко рассмеялась. Звук вышел напряженный, с горечью.

— Так же как вы «заботились» о нём последние восемь лет?

У неё задрожали руки, и начал дёргаться глаз.

Мы стояли практически нос к носу, готовые врезать друг другу, как вдруг нас прервал стук в дверь. Даже не дождавшись ответа, в комнату вошла медсестра, сопровождая двух мужчин в костюмах.

Она посмотрела на бешенное выражение лица Глории и на мою разгневанную позу, но оставили это без внимания. Медсестра просто подняла брови. Ругающиеся семьи, ничего нового для неё. Больницы оголяют все глубокие чувства. Это так же неизбежно, как смерть или налоги.

— Извините, что беспокоим вас в такое трудное время, — сказал без сарказма мужчина повыше. Мне стало интересно, тренировался ли он говорить таким тоном, — меня зовут детектив Лопез, а это мой коллега детектив Сандерс. Не могли бы вы уделить нам несколько минут и ответить на наши вопросы?

Пол кивнул и указал им на два пластмассовых сидения.

Я глубоко вдохнула и повернулась спиной к Глории. Если я не буду на неё смотреть, то возможно, смогу немного успокоиться. Я рухнула на стул, открыла свою содовую, делая большой глоток.

Полицейские спросили наши имена и тщательно записали о наших отношениях с Джорданом. Я заметила, как мать Джордана вздрогнула, когда Пол представил меня, как его невесту

— И это уже не первый раз, когда его выслеживают, — отрезала я, стерев, выбранный ими медленный и неправильный ход допроса, — ему и до этого угрожали, и у меня есть фотография того, что они сделали с его грузовиком пару месяцев назад.

Я пролистала кучу фотографий со мной и Джорданом на телефоне в поисках фотографии его изуродованного грузовика.

— И прежде чем вы спросите, нет, он не сообщал об этом полиции. Он был слишком… он предпочитает держаться от вас подальше, ребята, по понятным причинам.

Они посмотрели на фото, сделали пометку об этом, попросили меня отправить её им, но больше никак это не прокомментировали. А затем мне снова пришлось описывать то, что произошло на городской площади возле банка.

Мой голос срывался несколько раз во время рассказа, Пол держал меня за руку, а глаза Глории почти вылезли из орбит.

Когда я закончила, детективы недоверчиво смотрели на меня.

— Вы хотите сказать, что он ни разу никого не ударил в ответ? Несмотря на то, что четверо мужчин били его и его девушку?

Я вздёрнула подбородок, услышав намёк на то, что я врала.

— Никто из них не ударил меня. Один из них удерживал меня, — я стянула кардиган и показала им синяки на руках, которые оставил Кожаная Куртка, — я не могла добраться до него…я не могла…пока они…пока они избивали Джордана, — я с трудом сдерживала всё ещё слишком свежий страх, в то время как память боролась с тем, чтобы засосать меня в болото воспоминаний, — и если вы посмотрите на руки Джордана, то увидите, что единственные синяки будут там, где по нему топтались ковбойские сапоги.

Лопез выгнул бровь и обменялся взглядом со своим коллегой.

Мать Джордана фыркнула в отвращении, и я развернулась, готовая вырубить эту лицемерную суку до следующей недели, не важно, в присутствии полиции или без неё.