Не дожидаясь ответа, я поплелась по лестнице в нашу комнату. Включила свет и осмотрелась. Джордан заправил кровать. Это не удивило меня, он такой чистюля. Он считал, что нарушит какое-то правило, если оставит хотя бы одну складочку на постели. Его полотенце всё ещё было влажным после душа, который он принимал перед нашим отъездом. Оно аккуратно висело на чёрном стуле. Я взяла его и поднесла к лицу, делая глубокий вдох. Я успела добраться до душа прежде, чем начала бы плакать. Стянула с себя одежду и залезла в душ. Внутри всё сжалось, когда я начала смывать кровь Джордана со своих волос.

Я была слишком уставшей, чтобы сушить их, поэтому просто завернулась в полотенце и рухнула на кровать, мои мокрые волосы покрывали моё лицо, словно слёзы. Простынь тоже пахла Джорданом. Он не пользовался одеколоном, но я чувствовала запах мыла, которым он пользуется, и сладкий пряный запах его самого.

Это было неправильно — спать в постели без него. Я ненавидела это. Не было ни одной ночи с тех пор, как мы начали встречаться, что бы мы не занимались любовью. Даже, когда я возвращалась домой с работы под утро, его тёплое тело пробуждалось и вытягивалось, когда я проскальзывала в постель рядом с ним. И даже если мы оба были до смерти уставшие, мы нуждались в этой связи в конце дня.

Я многое узнала о Джордане за последние пару месяцев. Я поняла, как его тело реагирует на мои прикосновения. Я выучила все его небольшие движения, которые говорили мне о том, как отчаянно он желает кончить, но хочет, чтобы я первая сделала это. Он закусывает губу и смотрит в угол комнаты. Я подкалывала его насчёт этого и спрашивала, о чём же он думает в такие моменты. Но он никогда не признавался мне. Всё, что я знала, это то, что он подводит бейсбольную статистику у себя в голове. Но знаете, это не было тем, что я так сильно хотела бы услышать. Просто ценила то, что он заботился о моём удовлетворении.

Он сходил с ума, когда я проводила ногтями по его спине, даже когда мы не были в постели. У него особо не было любимой позы, но я поняла, что он любит жесткий, быстрый секс, сменяющийся на медленное, нежное и чувствительное занятие любовью. Снова и снова Джордан казался интригующей смесью противоречий: твёрдое тело — мягкие губы, серьёзность — чувствительная натура, дикая и страстная сторона, пугающая тюремная манера поведения, которую он может включать, — его добрая душа.

Думаю, Джордан не осознавал и половины всего этого. Казалось, будто он открывал себя заново, открывал в себе человека, которым он становился после тюрьмы. Он даже понятия не имел, что все женщины в Старбаксе пускали слюни при виде него, а несколько девушек, работающих в торговом центре, совершенно случайно приходят попить кофе, когда замечают его грузовик на парковке. Или, возможно, Джордан замечает, но просто это не интересует его. В любом случае, это была одна из тех вещей, за которую я полюбила его.

И он определённо не подозревал, до какой степени может быть пугающим. Однажды, он до чёртиков напугал моего менеджера. Гас как раз орал на меня и на остальной персонал за какой-то якобы проступок, когда Джордан как обычно заехал навестить меня после работы. Гас увидел этого высокого татуированного парня с рельефными мышцами и холодным взглядом и полностью отказался от желания отчитывать нас.

Я знала, что Джордан включил свою защитную тюремную реакцию, потому что он увидел парня, которого не знал. Но Гас, маленький придурок, просто наделал в штаны, когда я представила их друг другу, и он понял, что Джордан — мой парень. После этого работать стало намного легче.

Так же были другие небольшие показатели того, что Джордан любит меня.

Он думал, что я не замечаю, но я замечаю. Он делал мне завтрак в пять утра, даже если ему самому не нужно было идти на работу, включал душ перед тем, как я заходила в него, чтобы вода была теплее, заводил мотор Принцессы, и она заводилась с первого раза, когда я садилась в неё, прятал мою обувь и вешал пиджак, чтобы он не помялся, записывал мои любимые телепередачи, когда я была на работе.

Конечно же, это были мелочи, но это были поступки, которые говорили мне больше, чем слова о том, как сильно он любит меня.

Сильнее прижала к себе холодное одеяло. Я знала, что у меня больше не было выбора. Я была с Джорданом Кейном и всегда буду. Он моя жизнь, моя вечность, частичка, где говорится «пока смерть не разлучит нас». А возможно, даже и после этого мы будем вместе.

***

Я проснулась неожиданно для себя. Не было никакого тумана после сна, не было ощущения, что ты плавно скользишь между миром сна и нашим миром. Я сразу же поняла, где нахожусь и что случилось вчера. Я знала, что должна находиться в больнице. Обычно не ранняя птичка сегодня быстро передвигалась по дому. У меня была цель.

Сегодня я пошагала в душ, не обращая внимания на тех, кого могла бы встретить или что они бы сказали мне. Я чувствовала себя гладиатором, идущим в бой.

Быстро приняла душ и собрала влажные волосы в пучок.

Я подумала, стоит ли сейчас звонить в больницу, но потом решила, что будет проще просто поехать туда. Сначала я рассматривала идею пойти сразу в машину, но в желудке заурчало, и я решила, что Глория не выживет меня с места, которое стало моим с Джорданом домом. Если она хотела избегать меня, то могла уйти ОНА.

Пол и Глория сидели за столом, а перед ними стояли тарелки с яичницей и тостами. Пол рассеянно гонял яичницу по тарелке, никто из них, казалось, не притронулся к еде. Он поднял голову, когда заметил меня.

— Как ты, Торри?

— Уставшая, измученная, сердитая, а вы?

Он поморщился от моего грубоватого тона. Глория не сказала ни слова.

Я засунула хлеб в тостер и сделала себе кофе.

— Есть ещё яичница, если хочешь.

Я почти выронила чашку и едва не вылила горячий кофе себе на джинсы.

— Что?

Я повернулась и уставилась на Глорию.

— Я нажарила много яиц, — сказала она, — подумала, возможно, ты голодна.

— Почему вы разговариваете со мной? — спросила я. Из-за подозрения мой голос был резким и напряженным.

Пол закашлялся, ему определённо было неловко из-за дуэли, разворачивающейся перед ним.

— Я звонил в больницу, — сказал он, прерывая мой гнев, вызванный Глорией, — они сказали, что ночь у Джордана прошла хорошо.

Я быстро закивала головой. Я знала, что это было нелогично, но почувствовала ревность из-за того, что Пол сделал то, что хотела сделать я. Что следовало сделать мне.

— Медсестра сказала, что он спрашивал о тебе, — добавил Пол.

Я не могла сдержать улыбку, которая появилась в уголках губ.

— Он спрашивал?

Пол кивнул.

— Конечно, он ведь любит тебя.

Мой взгляд метнулся к Глории. Мне было интересно, какую ненависть и отвращение увижу я на её лице. Но вместо этого она просто смотрела на свою нетронутую еду.

Крохотная надежда зародилась у меня в душе. Я устала игнорировать это. Надежда определённо была.

Выпрыгивающий из тостера хлеб, привлёк моё внимание, и я густо намазала два ломтика маслом. А потом, подумав, наколола три небольших кусочка яичницы и положила себе на тарелку.

— Хочешь поехать в больницу вместе с нами? — спросил Пол осторожно.

— Нет, спасибо, сама доеду.

— Хорошо, — сказал он тихо, — тогда встретимся там.

Я кивнула и принялась за завтрак.

Закончив есть быстрее них, я начала мыть свою тарелку. Пол позвал меня, когда я вышла из комнаты.

— Торри, постой.

— Что такое, Пол? Мне уже нужно ехать.

Он поджал губы.

— Мне жаль, что я говорил о тебе такое. Я не имел это в виду. Никогда.

Я вздохнула.

— Хорошо. Неважно. Извинения приняты. Мне нужно ехать.

— Милая, пожалуйста?

— Мне сейчас не до этого, Пол. Да, было больно слышать о том, что вы говорили обо мне, но мне сейчас не до этого, просто не до этого!

— Не только ты беспокоишься о нём, Торри.

Наконец, я посмотрела ему в глаза.