И говорит старец послушнику:

— Чадо мое, сделай это!

И он сразу же это делает, без лишних слов. Как было бы хорошо, если бы муж и жена дома говорили бы друг с другом простыми словами — как сразу бы все изменилось. И чтобы мы не говорили: «Нет, сначала я хочу это обсудить. Я не возражаю, но я хочу, чтобы ты меня убедил. Мы демократичны, и потому давай это обсудим», — и дискутируют, дискутируют, а ребенок говорит: «Мои родители очень демократичны, батюшка, они все обсуждали — и расстались: после долгих дискуссий они пришли к разводу». Между тем в прошлые годы муж говорил своей жене коротко: «Твой поступок причиняет мне боль!»

И сразу же, услышав, что мужу больно, его жена умягчалась. Сегодня никто не умягчается, каждый живет в своем собственном мире и не ищет того богатства, которое может тронуть сердце другого. Нам не хватает благодати Божией, а мы добиваемся тысячи иных вещей.

Как хорошо быть богатым, свободным от страстей, пристрастий, недовольства, претензий — таким людям очень завидуют. И я завидовал таким людей, я им удивлялся. Я завидовал другу. Я рассказывал о нем много раз в своих радиопередачах. Ему 70 лет. И вот, услышав, что я рассказывал о нем, потому что он слушает мою радиопередачу, он, когда я снова приехал на Святую Гору Афон, три дня со мной не разговаривал.

— Поговори со мной!

— До свидания, убирайся отсюда! Я с тобой не разговариваю.

Он три дня со мной не разговаривал, и его не интересовало, что я скажу о нем, что он «может упасть» в моих глазах. А в один прекрасный день он привел меня к себе в келью, а там был ужасный беспорядок, но это его мало беспокоило. Я ему позавидовал, ведь его не интересовало мирское мнение — хорошо ли он выглядит, не волновало, что скажут о нем другие люди, — похоже, он был выше всего этого. Он был одет в рубашку — не знаю, сколько времени он носил ее. Он мне сказал:

— Долго.

— Как именно долго?

Он носит ее не снимая уже несколько месяцев, и это его нимало не волнует — такие вот богатые люди, я им завидую, они не переживают, не тревожатся, когда опаздывают на катер, плывущий на Афон, говоря:

— Нечего страшного! Что же, я куплю билет на следующий катер.

А ты его спрашиваешь:

— Через сколько минут он будет?

— Завтра!

— Завтра?!

— А что волноваться?

Я схожу с ума, когда у меня в жизни что-то не получается. Я бедный, я нетерпеливый, несдержанный, не уповаю на Бога, у меня слабая вера. Я очень беден, но богат, скажем, в финансовом отношении. У меня есть автомобиль, есть дом, но я очень беден духом. Другой ничего не имеет — даешь ему денег для Святой Четыредесятницы, говоря:

— Батюшка, такая-то женщина передает 5 евро.

— Что мне с ними делать? Я же никуда не езжу. Забери их!

— Нет, батюшка, возьмите вы их! Поедете в Карею!

— Но мне не надо в Карею, мне не нужны эти деньги!

Другой смотрит на это и говорит себе: «Да, я бы их взял, а этот — не берет. Хочет быть свободным от денег, от имущества — от всего».

Мы гневаемся, живем распущенно, осуждаем и говорим: «Я такой и не могу быть другим! Я это признаю!» Недостаточно того, что ты это признаешь. Почему не завидуешь тем людям, которые все это преодолели?

Знаете ли вы, что некоторые святые, духовному богатству которых мы сегодня удивляемся, когда-то были как и мы — бедными? И жизнь их была трудной. Они не родились совершенными, они тоже родились в бедности собственных грехов, страстей и слабостей. Но однажды они себе сказали:

— Я изменюсь! Я изменюсь! Божия жизнь для меня! Мало только смотреть на иконы. Я изменю свою жизнь — хотя бы ненамного, но я это сделаю. Я не останусь там, где я сейчас.

И ты пожелай себе стать таким же богатым, как богаты святые, пожелай им подражать!

Радиобеседы i_010.jpg
Во время богослужения на Афоне

Я читал, что святой Аммон восемь лет боролся с гневом. Он имел этот недостаток, эту нищету внутри себя и не мог сдерживаться, общаясь с другими. Восемь лет он боролся — и в восьмой год страсть полностью исчезла: Господь подарил ему богатство бесстрастия. После, что бы ему ни говорили, даже если это его и волновало, он никогда не гневался. Он был очень кротким, очень тихим. Но в последний раз, прежде чем исчезла полностью эта страсть, кто-то его попытался разозлить, но он не поддался. Когда тот человек ушел, его спросили:

— Молодец, батюшка! Как ты смог сдержаться?

И тогда он сплюнул кровь на землю и ответил:

— Вот как! Видите это? Я прикусил себе язык и чрез это обогатился спокойствием!

Ты не можешь так легко добиться спокойствия. Вот говорила одна женщина:

— Во всем виноват мой муж! Когда его нет, я чувствую себя очень хорошо. Так что это только он во всем виноват!

Но ты не сможешь изменить себя без мужа. Он сделает тебя богатой терпением. Ты сделаешься богатой терпением через проблемы, которые один создает другому, и через борьбу их преодоления. Было бы ошибкой думать, что, изменив свою жизнь, мы и сами изменимся. Мы носим в себе свои страсти повсюду.

Это вопрос не о месте, а о состоянии: спокоен ли ты всюду, где бы ни находился? Оставайтесь всегда спокойными.

Я удивляюсь некоторым людям — девушкам и юношам. Смотришь на них и думаешь:

— Этот парень мог бы подойти каждой девушке — по характеру он такой сердечный, такой простодушный, такой покладистый, а у других такой трудный характер, потому что не имеют богатства простой и благочестивой жизни.

Но начинаются претензии: «Батюшка, я хочу остаться таким — не в этом проблема, но из-за тех вот черт характера мы не сможем жить вместе».

И выбирает юноша из 15–20 девушек, и всё ему что-то не нравится, а ведь в том, что не находится подходящая, виноваты не девушки — виноват юноша. Ему не за что ухватиться, потому что его душа очень бедна, в его характере нет тех черт, о которых мы сегодня говорим. Подумайте об этом. Когда ты говоришь: «Здесь мне не нравится, кругом одни проблемы», — подумай: может быть, проблема в тебе? Почему все жалуются на тебя? Не могут же все быть недовольными тобой и только потому, что это они одни виноваты. Так редко бывает. Нужно найти в себе и свою ошибку, и вину.

Радиобеседы i_011.jpg
Старец Иосиф с сподвижниками

Старец Иосиф сказал отцу Ефрему:

— Поедешь в Дафни и купишь 20 килограмм хурмы, но в пути рта не раскроешь. Ни с кем не будешь говорить. И если тебя станут спрашивать, кто ты, как тебя зовут, кто твой старец, из какого ты монастыря, — ничего не отвечай, молчи.

Ефрем говорит ему:

— Батюшка, а если меня много раз будут спрашивать? Что мне делать?

— Молчать!

— А если будут настаивать?

— Нечего не говори!

Сможешь ли ты так сделать?

Он это сделал. Поехал в Дафни:

— Мне нужно 20 килограмм хурмы!

— Хорошо. Кто ты?

— Взвесьте, пожалуйста, 20 килограмм хурмы!

— Конечно. Взвешу. Ты хороший монах. Ты откуда? Из какого скита?

— Когда мне зайти за хурмой?

— Да кто ты? Скажешь ли наконец?

Сколько ни пытался продавец выспросить монаха, тот не отвечал. Я удивился этому. Почему? Потому что я сказал раз одной женщине, которая пришла ко мне на исповедь: «Тем, что ты мне рассказала, — не делись ни с кем!»

Но она поделилась. Рассказала. Где сила у этой женщины? Где богатство ее души? Что это за нищета? Тот бедняга не сказал, как его зовут. Ведь не грех сказать, что имя мое Ефрем и старец мой отец Иосиф. Таковы мы. Разве это страшно? Он не сказал своего имени — почему же? Потому что имел послушание любви, он доверял, любил, верил в Бога и сказал себе: «Старец мне так наказал, а я не усомнюсь в моем духовном наставнике».

Говоришь другой женщине: «Не делай этого, ведь разрушишь свою семью! Держи рот на замке!»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: