-1-

Заря. Поле, на котором буйно рос клевер, горох и люцерна, было огорожено аккуратным белым забором, пахло летом. День должен был быть жарким…. Роса на кончиках травинок упрямо на это указывала. Анна стояла босиком посреди затаившей дыхание природы и впитывала тишину, которая растекалась по округе. Глаза молодой женщины были закрыты и только для нее одной вокруг парили звуки музыки Луиджи Рубино… Она услышала ее вчера вечером по радио и мотив крепко вцепился в сознание.

Жизнь на ферме была пределом ее мечтаний, когда-то... Семейство Версдейл на этой земле выращивало скот и занималось изготовлением местного вида чеддера, начиная с 1899г. В этом деле они преуспели настолько, что при желании могли весьма беззаботно и припеваючи жить в Лондоне. Но ненасытная любовь к природе, которая дарила ощущение истинной свободы, казалось, навеки приковала их к этой земле. Хотя откуда ей знать, в чем заключалась эта истина…

Роль якоря играл Бенджамин Версдейл. Сухопарый, резкий в общении, преданный своей семье и требующий от нее не меньшей отдачи, вот уже как семьдесят шесть лет жил в своем владении Чепкроут в Девоне, близ Эксетера. Неуемная энергия до сих пор поддерживала в нем возможность держать все нити семейного дела в руках. Бразды правления полагалось передать в его единственному сыну, который со своей женой жил в поместье и охотно исполнял роль преемника. Рано овдовев, Бенджамин вырастил Генри не без помощи своей матери Розалинды Версдейл, которая жила с ним в имении. Потомственный трудоголизм со временем привел Чепкроут к процветанию.

Анна всегда вставала рано. Она любила какое-то время полежать в постели, как бы подготавливая себя к процессу вхождения в новый день. Разумеется он мало, чем будет отличаться от предыдущего, но все равно он будет – новым. Со стороны жизнь Версдейлов была страшной рутиной…. Дни сливались и номинально сменяли друг друга, но Анна ведь знала разницу. Летом она спала с открытым окном, утром из него лилась тишина, покачивая кружевными кремовыми занавесками, она нежно плыла по комнате с запахами сегодняшней еще свежей травы, вчерашнего, сладковатого скошенного сена, которое подсушивалось во дворе. Изредка доносилось мычание коров, которые уже ждали утренней дойки.

Анна с удовольствием ощущала, как сон уступает место бодрствованию и тихонько извиняясь, остается на подушке. Хочется есть. Спрыгнув на вязанный афганский коврик, Анна торопливо пошла умываться. Прохладная вода приятно щекотала щеки, мятный вкус зубной пасты оставлял ощущение чистоты и свежести во рту. Любимая щетка для волос мягко распутала густые волосы девушки. Каштановыми волнами, длинною чуть ниже плеч, они аккуратно улеглись на спину. Соорудив повседневную удобную прическу – конский хвост - Анна бросила быстрый взгляд в зеркало и не увидев ничего нового, мысленно поблагодарила природу за то что есть. Венцом утреннего ритуала умывания – расчесывания была мимолетная широкая улыбка, которая как печать на справке чиновника подтверждала, что день обязан быть замечательным. Ну, хотя бы утро…

С гардеробом в будние дни вопрос был коротким – легкие льняные брюки темного цвета и какая-нибудь футболка. На ферме никто не носил светлую одежду, из практичности. Слишком легко было испачкаться, не смотря на образцовую чистоту и полную автоматизацию доильного зала, хватало «пыльной» работы, которая по мере сил выполнялась всеми членами семьи и немногочисленными работниками. Привычка одеваться подобным образом осталась и после того, как родной дом перестал быть для нее постоянным местом жительства, а Анна стала хозяйкой самой себе.

Девушка торопливо сбежала по лестнице и оказалась в большом холле. Она вдруг резко остановилась. Тишина… Скоро все проснуться и это умиротворение исчезнет до следующего утра. Но сейчас… Сейчас оно здесь! Анна босиком прошлепала на кухню – одно из самых любимых ее мест в этом большом доме. Деревянные полы из дуба, которые обошлись отцу в целое состояние, дарили приятное ощущение ногам – не теплые и не холодные. Анна поставила большой кофейник на плиту и начала делать тосты. Из холодильника явились свету сливочное масло, сыр, ветчина и мед. Пара кусочков мягкого хлеба быстро зарумянились в тостере и теперь лежали на большой тарелке хвастаясь хрустящими боками. Анна достала из шкафа небольшую банку с зернами кофе и засыпала их в деревянную мельницу – папин подарок маме. Кларисса очень уж не любила полную автоматизацию на кухне. «Иногда нужно и руками поработать. Человек и так уже слишком облегчил себе жизнь всеми этими устройствами. Я считаю кощунством молоть кофе, печь хлеб иным способом, нежели своими собственными руками. Про сыр вообще молчу. Нам ли не знать разницу….».

Зерна тихо похрустывали в мельнице. Густой аромат кофе заполнил кухню. Анна пересыпала кофе в кофейник, добавила сахар, корицу и поставила на плиту. Предвкушая свой любимый завтрак, она непроизвольно улыбнулась. Кофе варился минут пятнадцать, но ни в коем случае его нельзя было доводить до кипения. Уже было не то!

Анна воспитывала в себе вкус к еде. Даже к самой простой. Будучи подростком, она механически могла насыпать растворимого кофе, бухнуть сахара и молока и не задумываясь, отправить это в себя с «каким-нибудь» печеньем даже не распробовав вкуса и запаха. Вспоминая былое расточительство, самого доступного из удовольствий для человека, которым являлась еда, Анна вздохнула и покачала головой.

Открытие собственного ресторана, вся эта суматоха, нервы, будто загадочно воплощались в нечто физическое, Анна ощущала, что когда она в спешке собиралась перекусить, а точнее что-нибудь закинуть в себя, ее шею как будто стискивали невидимые пальцы, напоминая, что еда теперь ее работа и если она относится к этому без должного уважения и не ценит, то грош цена ее стараниям и дальнейшим усилиям.

К утверждению нового меню ее шеф-повар Серж готовился посерьёзнее, чем в НАСА готовятся к запуску космического шаттла. Он усаживал Анну за стол, завязывал глаза, отнимал у нее телефон и буквально кормил с ложечки. Первое впечатление от блюда – это как смотреть в глаза человеку, которому вскоре отдашь свое сердце, это легкий толчок к сладостному помешательству. И это самые скромные из его эпитетов, которыми он, будто тренер на ринге, наставлял своего ученика – Анну. Сперва, он спрашивал ее ощущения: достаточно ли соли, не смазался ли вкус от фенхеля, не мешает ли сладость, приятно ли потирает мясо зубы. Часто он забывался и его невозможно было остановить. На первых порах после открытия «Бруно» Сержу пришлось принимать сильные успокоительные, потому что на него напала бессонница. Со стороны его можно было принять за буйно помешанного, но Анна не переживала, так как каждый год гоняла свой персонал на медосмотр, который подразумевал посещение психолога.

Анна наведывалась на территорию своей фамилии пару раз в неделю. Родные и так слишком тяжело переживали ее «отделение» от семейного очага и переезд в город. «Тяжело» подразумевало: запреты – со стороны отца и деда, истерики об опасностях большого города и сомнительной репутации от матери, скептицизм от брата. Поэтому Анна, в своей крайне загруженном графике метания в холодных водах ресторанного бизнеса, выкраивала время на тонкости сыроварных дел как таковых, и равномерного распределения конечного результата сего непосильного труда по Англии, в частности. Бенджамин Версдейл торжественно возложил на нее обязанности по анализу продаж с каждым из партнеров, с которыми были заключены договора на поставку. Анна благодарила небеса, что их было всего двое и все как один солидные торговые сети. После завтрака она собиралась отправиться обратно в Эксетер. Родительский дом, конечно вызывал у нее ностальгию по былым временам, когда она с братьями носились здесь как умалишённые, но еженедельные наезды полностью утоляли потребность в общении с родными. Тем более, что сейчас особой помощи от нее не требовалось. Благословенное затишье.

Основные заботы были возложены на отца Анны – Генри Версдейла. Он был воистину трудягой, но с довольно тяжелым характером. Если деду была присуща хоть какая-то внешняя терпимость и быстрое охлаждение головы после очередной порции проблем, то Генри начинало трясти и он срывался на крик. Нужно отдать ему должное, в несправедливости он не был уличен ни разу, и если от него кому-нибудь влетало, то исключительно по делу. Однако справедливость справедливости рознь. По жизненной философии Генри Версдейла бездельники и раздолбаи не заслуживали места под крышей его дома. Так в семье появилась белая ворона и персона нон-грата, а по совместительству – младший брат Анны Тони. На третьем курсе он бросил учебу в Эксетерском университете, в котором никогда и не выказывал желание учиться. Генри осознал тот факт, что сын отплатил неблагодарностью за заботу о его будущем, а именно так трактовалась бойня, после которой Тони, чуть ли не силой заставили поступать в университет. Нет, его не выгнали из дома, но постоянные унижения от отца довели парня до ручки. Унижений он был удостоен лишь потому, что он спутался с байкерами и на накопленные деньги купил себе старенький мотоцикл, на котором лихо гонял по окрестностям. Дед также был страшно разочарован во внуке и только подливал масла в огонь. Разодетый во все черное: кожаная куртка с заклепками, кожаные брюки, ремень с бляшками, длинные волосы. Тони подумывал сделать пару татуировок… Мужчинам семейства Версдейл все это было глубоко не понятно и они, разве что не приравняли Тони к представителю сексуальных меньшинств, а это в соответствии с семейным кодексом чести приравнивалось к позору.