Администратор Кейт Фостон, была лучшей подругой Анны, которая любила ее как сестру и та отвечала ей взаимностью. Они познакомились еще в школе и все время находились в группе оппозиции с «богатыми и знаменитыми». Потребность в бунтарстве благостно удовлетворилась, так что легкие наркотики и общедоступный разврат остались невостребованными.

Кейт жила со своим парнем Эваном недалеко от ресторана и была на подхвате. Анне часто приходилось уезжать в Лондон по делам, которые Бенджамин сыпал на нее как из рога изобилия. В этом состоял его коварный план по внедрению любимой внучки в реальный мир, по его собственному высказыванию.

Бенджамин слишком часто замечал отстраненный взгляд Анны в самых разных ситуациях, будь то семейный обед, поездка в город, когда ее глаза замирали в том мире и будто бы видели другой. Она витала в облаках, а подобное редко заканчивается чем-то хорошим. С высока своих лет он мог позволить себе делать выбор за других, особенно если эти «другие» его родные люди. Это намного безболезненнее обычного словесного наставления и споров, которые вели к ненависти и могли рано или поздно развалить любую семью. Подтолкнуть, привести неоспоримые доводы, вывести привлекательные контуры возможного в будущем, а там видно будет… Его стратегия была железной и он следовал ей с упорством, достойным лучших ослов.

В виду этого, Кейт была торжественно завернута в титул администратора с приличным заработком и даже не думала об сверхурочных, отложенных свиданиях и недолеченных простудах; кропотливо и добросовестно работала и получала от этого удовольствие.

«Бруно» пользовался популярностью в Эксетере и считался одним из лучших. Здесь подавали лучшие во всей округе стейки, рыба таяла во рту, от восхитительных десертов и выпечки хотелось плакать и многие плакали, когда пробовали казалось бы самые обычные эклеры, бисквиты, шоколадные муссы, песочные корзиночки с фруктами, булочки с корицей… Плакали, потому что жалели что не занесла их судьба сюда раньше и что рот их был лишен этого праздника, который продавался в «Бруно» по доступной цене.

Еще одной достопримечательностью ресторана Анны был кофе на песке. То была полностью ее идея. Словно заразную болезнь она подцепила ее, впервые попробовав кофе в Стамбуле. С тех пор растворимый кофе с извинениями покинул ее жизнь навсегда. Анна два дня истратила на то чтобы найти мастерскую по изготовлению маленьких жаровень в Стамбуле и довела до истерики своего гида. Он ни в какую не соглашался идти в «неблагополучные кварталы» ради блажи избалованной девчонки, но она каким-то чудом умудрилась даже ночью ему домой дозвониться. Жена, услышав в телефонной трубке женский голос, требующий ее ненаглядного Эльхама и устроила ему невероятный скандал. С темными кругами под глазами от бессонной ночи на жестком тюфяке, молчаливый как каменный истукан с острова Пасхи, он на следующее утро доставил Анну в мастерскую, где она договорилась о доставке жаровни в Эксетер.

Памятуя об оказанной помощи маленьким, затравленным турком Анна назвала кофе, готовящийся на жаровне - «Эльхам», о чем торжественно поведала своему гиду еще будучи в Стамбуле. На что Эльхам ответил, что пусть она примет за благо, если у нее посетители не подавятся им…

По иронии судьбы единственным человеком, который подавился этим кофе была сама Анна и в этом она видела знак тому, что проклятие с жаровни было торжественно снято. За все в той жизни приходится платить, обожженный язык не такая уж большая цена.

Со временем Анна превратила варку кофе в публичный ритуал, ибо жаровня заняла почетное место за пределами барной стойки в поле зрения посетителей на красивом деревянном столике. Рядом мостилась полочка с корицей, кориандром, перцем, какао, тростниковым сахаром, гвоздикой, мускатным орехом и еще множеством приправ, с которыми варился кофе по желанию клиентов.

Завсегдатаи оценили этот аттракцион и Анна практически монополизировала сей ритуал, превращая его в визитную карточку своего заведения. Может эффект внушения и имел место, но многие уверяли, что кофе приготовленный ею лично можно смело приравнивать к наркотикам, так как он вызывал привыкание с первой чашки.

Отдельная история была с Сержем.

Он родился в Болони во Франции, но родители еще в его глубоком детстве переехали в Авергод и держали посудный магазин. Серж, как и полагалось всем истинным творцам гастрономии, обладал неоднозначным характером. Неоднозначность заключалась в нечеловеческой неразговорчивости в обычной жизни и красочными пассажами, которые он выдавал, едва перешагивал порог «Бруно». Анна выудила его на новогодней вечеринке у местной золотой молодежи, когда он пьяный, безутешно плакал над тарелкой блинов с трюфелями. Тогда у нее создалось впечатление, что у этого мускулистого белокурого красавца случилось горе, наверное, умер кто-то из близких, ибо в горе своем он был безутешен. Все вокруг были уже слишком пьяны, чтобы замечать что-либо и лихо отплясывали на танцполе местного гольф-клуба под заводную музыку.

Анна и сама была «под шофе» к тому времени, бесшабашность новогодней атмосферы делала свое дело. Потому такой сильный контраст между всеобщей радостью и одной единицей человеческого горя ее даже слегка отрезвил. Она глазами поискала в толпе Кейт, но та самозабвенно целовалась со своим Эваном, почти спрятавшись за занавесками у окна. Тогда она осторожно коснулась плеча рыдающего парня.

- Эй! Я понимаю, что спрашивать все ли с Вами в порядке глупо…- Анна буквально прокричала это. Музыка заглушала все! Парень не реагировал.

- Позвольте, я Вас уведу от подноса с этими отвратительными блинами. Не приведи Господь отравитесь еще! Пойдем в бар, там делают изумительный дайкири. Может сейчас Вы ничего мне и не расскажете, но дюжина порций этой сыворотки правды Вас расколет!

Серж еще на середине той тирады уставился на нее своими невероятными карими глазами, словно палеонтолог на живого динозавра и как бычок на невидимой веревочке неровной походкой поплелся за самой невероятной девушкой, которую когда-либо встречал.

Он чувствовал себя чужим в этом мире, ведь пьяная толпа вокруг не замечала испорченного деликатеса, который какой-то бездарь превратил в несъедобное варево с блинами, а он жизнь отдал бы за то чтобы работать с таким чудом природы, как трюфель.

Именно тогда Анна поняла, что встретила чистого энтузиаста, не отравленного цинизмом и алчностью. Серж метался без работы в Лондоне два года, перебиваясь мелкими подработками. Везде и всюду едва разнюхав его кулинарные таланты, шеф-повара спешили его выдворить, чуя угрозу своему пребыванию в сем звании. Разбитый, разочарованный, красивый и крайне необщительный Серж вернулся к родителям. Тут то и случился Новый год и новогодняя вечеринка. Случилась и Анна со своим «Бруно». Как потом выяснилось, Серж выдал ей пятилетнюю норму общения. Прорывы случались именно тогда, когда он напивался в дребезги, а то было редкостью. Но было!

В баре гольф-клуба они и встретили новый 2005 год с девятым по счету клубничным дайкири. Анна обнималась с барменом, Сержем, Кейт, парнем Кейт после всеобщего подсчета двенадцати ударов часов, а в кармане ее брюк уже лежал клочок бумаги, на котором был аккуратно записан номер телефона Сержа Ватисьера, ее будущего шеф-повара.

Через неделю переговоров, хотя трудно назвать переговорами то, что один человек говорит, а другой с серьезным выражением лица кивает головой утвердительно или справа-налево при несогласии, Серж был посвящен в звание шеф-повара. Всего то неделя монологов Анны об условиях работы и оплаты. Когда же все формальности были утрясены, Серж ворвался на кухню «Бруно», в первый же день доведя весь немногочисленный персонал до истерики своими молниеносными движениями и переворачиванием всего подряд вверх дном, подготовил для себя кухню и настроил людей и технику подобно дирижеру перед выступлением на свой лад.

Он никогда не кричал. Из кухни доносилось только тихое рявканье.

- Щепотка соли!

- Еще!

- Выпарить еще 2 минуты.

- Ручной горелкой довести.

- Сливки не те! Если через минуту не будут доставлены артишоки – всех поставщиков под нож! Подадим на ужин с фенхелем в одном месте!