— Я понимаю, что тебе не хочется задерживаться с оценкой. Когда ты улетаешь в Мексику?

— Ты имеешь в виду, на свадьбу? У меня до отъезда еще целых шесть недель.

— Мария будет замечательной невестой, — сказала Джоанна, вонзая нож себе в сердце.

Грант горделиво улыбнулся.

— Да, еще бы! Просто великолепной! Это будет настоящая фиеста!

И он тут же принялся говорить Джоанне о том, что по утрам к ней будет приходить и помогать сестра Бедфорд. Джоанна удивилась, как быстро он перевел разговор со свадьбы на другую тему. А она-то надеялась выяснить, что он собирается делать после: вернуться в усадьбу, остаться в Мексике или уехать в Штаты. Несмотря на все его внешнее дружелюбие, он снова, почти как в первый день, словно бы говорил ей: «А не слишком ли вы любопытны, мисс Лэндон?» — и советовал заниматься своим делом. Что ж, если ему так угодно, она больше и словом не обмолвится о грядущих изменениях в его жизни.

Сиделка Бедфорд оказалась местной медсестрой. Это была толковая женщина лет сорока, с располагающей внешностью и веселым характером. Каждое утро она помогала Джоанне совершать туалет, затем обматывала ее плечи бинтом в виде «восьмерки», фиксируя в нужном положении сломанную ключицу, после чего помогала ей одеться и вдеть руку в перевязь.

Грант настоял на том, чтобы днем Джоанна больше лежала, пока последствия удара все еще дают о себе знать. Поэтому в первые несколько дней Джоанна почти не двигалась, если не считать небольших прогулок недалеко от дома, которые, впрочем, быстро ее утомили.

Грант большую часть времени занимался земельными делами, а после ужина, как правило, работал в своем кабинете. Однажды вечером, когда его не было дома, Джоанна подошла к телефону. Когда она услышала в трубке голос Марии, во рту у нее пересохло.

— А, это ты, Джоанна! Как поживаешь? Я слышала, ты упала с лошади? Уж лучше бы не слезала с осла! — смеясь, сказал она.

Джоанна вспыхнула, но не успела она ответить, как Мария продолжала:

— Шучу, Джоанна, шучу! Всем, кто ездит верхом — особенно на резвых лошадях, — время от времени случается падать. Но я надеюсь, что ты скоро поправишься.

В голосе ее звучало искреннее дружелюбие, и Джоанне почти не пришлось делать над собой усилие, чтобы ответить:

— Спасибо, Мария, и, раз уж я не видела вас перед отъездом, позвольте пожелать вам счастливой свадьбы. Надеюсь, что вы будете счастливы.

— В этом никто и не сомневается. Мы, мексиканцы, народ горячий! Послушай, а может, тебе тоже найти мексиканца? Все лучше, чем этот замороженный англичанин из ресторана, с которым у тебя роман!

Задохнувшись от такой дерзости, Джоанна ледяным тоном ответила:

— Спасибо, вы очень заботливы. Я оставлю записку мистеру Уэзерби, чтобы он перезвонил вам, как только вернется.

— Отлично. Привет!

Положив трубку, Джоанна мысленно еще раз прокрутила в голове этот разговор. Вообще-то она не ожидала от Марии такого дружелюбия. Даже своим замечанием насчет «осла» она явно не хотела ее уколоть. И все-таки странно, что Грант посчитал нужным рассказать Марии о ее падении с лошади.

Джоанна знала, что вечерами Грант подолгу разговаривал по телефону, и теперь поняла, что большинство звонков он делал в Мексику и Штаты, поскольку с учетом шестичасовой разницы во времени удобнее всего было звонить именно в вечерние часы. Она сделала запись в его блокноте, зная, что по возвращении Грант сразу отправится в кабинет: у него всегда было много работы. Даже поднимаясь к себе в поздний час, Джоанна видела, что из-под двери его кабинета пробивается свет. Она невольно задавалась вопросом: уж не занят ли Грант описью поместья и определением его возможной цены? Он явно не хотел об этом говорить, да и с какой стати? Несмотря на все его дружелюбие и заботу о ней после падения, с того ужина в «Тоби Джаг» между ними больше не возникало той шутливой, но радостной близости, которую разрушил своим появлением Малкольм. Джоанна так часто воскрешала в памяти тот вечер, что воспоминание о нем стало похоже на заезженную видеопленку. Перед глазами у нее так и стояло лицо Гранта, переменившееся после реплики Малкольма. И хотя его обращение с ней было безупречным и он по-прежнему был неизменно вежлив, Джоанна с горечью думала о том, что Грант больше не смотрит на нее, как в тот вечер, и нет уже тех легких прикосновений его руки, которые заставляют ее трепетать от восторга.

Что ж, по крайней мере, это немного отрезвило ее и позволило не потерять голову окончательно; сегодняшний же разговор с Марией лишний раз напомнил Джоанне о том, что до свадьбы Гранта осталось меньше пяти недель.

Джоанна чувствовала себя не в своей тарелке. Повязка и перевязь облегчали боль в руке, а после нескольких дней вынужденного отдыха и прогулок по саду последствия падения почти не давали о себе знать. Она решила, что не может и дальше просто сидеть без дела. Грант сразу же после завтрака уехал в Торнтон, чтобы повидаться со своими адвокатами, но тут, словно ее мольбы были услышаны, в холле раздался голос Малкольма.

На его приветствие и поцелуй она ответила нежнее, чем обычно. Он поставил на пол большую плетеную корзину и кивнул на лежавшие в ней овощи и фрукты.

— С любовью от Джиллиан. Она надеется скоро тебя увидеть. — Он развернулся и направился к двери. — Минутку, сейчас принесу кое-что еще.

Джоанна с улыбкой вдыхала нежный запах фрезий, которые заботливая рука Джиллиан положила поверх более прозаических подарков. Как это на нее похоже! «И как это похоже на Малкольма», — подумала она, когда он вернулся со своим подарком. Изящное сочетание резных веточек папоротника и мелких голубых незабудок прекрасно контрастировало с великолепными алыми розами, бархатистость которых подчеркивала белизна фарфоровой корзинки. Чарующей красоты этого ансамбля не нарушала никакая цветная ленточка.

— Это восхитительно, Малкольм. Большое спасибо.

На этот раз поцелуй его длился несколько дольше. Ее слова, очевидно, доставили ему удовольствие.

— Я так и думал, что тебе должно понравиться. А теперь скажи мне: ты действительно чувствуешь себя гораздо лучше, как говорила по телефону, или просто делаешь вид?

Джоанна заверила его в том, что ей действительно лучше, и, когда он сказал, что не сможет пробыть у нее слишком долго, ей в голову вдруг пришла замечательная идея.

— Послушай, Малкольм, а ты не принес бы мне из шкафов часть серебра, чтобы я могла сделать их описание для оценки?

Он озадаченно посмотрел на Джоанну.

— Я полагал, что ты не сможешь этим заниматься, пока не снимешь повязку.

— Я только что подумала, что, раз я все-таки правша, то могу писать без проблем, а потом мне останется лишь сделать фотографии. Сейчас, только принесу ключи.

— Хорошо. А я пока попрошу миссис Уилер освободить для меня корзину.

Малкольм открыл ей дверь, а сам направился на кухню. Когда она с ключами спустилась вниз, он уже ждал ее в холле и последовал за ней в гостиную. Отперев один из двух шкафов, Джоанна сказала:

— Мне осталось доделать лишь это. Большие вещи можешь не трогать, принеси что поменьше. Можешь поставить их вон на тот поднос, — Джоанна кивнула в сторону буфета. — Я открою тебе дверь. Отнеси их, пожалуйста, в маленькую комнату за спальней.

Она опередила его, чтобы освободить стол, а затем поднялась к себе за ручками и папкой. Когда Малкольм принес поднос с серебром и начал выставлять его на стол, Джоанна вышла за весами, которые использовала для взвешивания небольших предметов. Поблагодарив его за помощь и радостно подумав о том, что не будет теперь попусту тратить время, Джоанна весело распрощалась с Малкольмом, который попросил его не провожать.

Через несколько минут она уже позабыла о нем, тщательно взвешивая серебряные вещицы и внимательно изучая клейма городских пробирных палат, на которых стояла дата изготовления, а также клейма, удостоверяющие авторство того или иного мастера. В такие минуты Джоанне нравилось воображать себя детективом, изучающим важные улики, чтобы раскрыть преступление, причем в ее случае — «ювелирное» в буквальном смысле слова.