Раздался крик его мужчин – пронизанный таким энтузиазмом, что Годфри удивился. Они все подняли свои мечи высоко в воздух, и это придало ему храбрости.

Это так же помогло Годфри осознать реальность того, что он сказал. На самом деле он даже не думал над этими словами, прежде чем их произнести. Они просто вырвались у него в последний момент. Теперь он осознал, что сделал, и был несколько потрясен своими собственными словами. Храбрость Годфри обескуражила даже его самого.

Пока все воины гарцевали на своих лошадях, готовя свое оружие и собираясь к своей последней атаке, Акорт и Фальтон подъехали к Годфри.

«Выпьешь?» – спросил Акорт.

Годфри посмотрел вниз и увидел, что друг протянул руку с мехом вина и выхватил его у него из рук. Он откинул голову назад и начал жадно пить, пока почти не осушил мех до дна, едва остановившись для того, чтобы отдышаться. Наконец, Годфри вытер рот и вернул мех Акорту.

«Что я наделал?» – спрашивал себя Годфри. Он вовлек себя и остальных в битву, в которой не мог одержать победу. Ясно ли он мыслил?

«Я не думал, что в тебе это есть», – сказал Акорт, грубо похлопав его по спине, когда он отрыгнул. – «Хорошая речь. Лучше, чем в театре!»

«Нам следовало продать билеты!» – вмешался Фальтон.

«Полагаю, доля правды в твоих словах есть», – сказал Акорт. – «Лучше умереть на ногах, чем на спине».

«Хотя на спине может быть не так и плохо, если мы будем лежать на кровати в борделе», – добавил Фальтон.

«Внимание, внимание!» – закричал Фальтон. – «А как насчет того, чтобы умереть с кружкой эля в руках и откинутыми назад головами?»

«Это на самом деле было бы прекрасно», – сказал Акорт, сделав глоток.

«Но через какое-то время, полагаю, это станет скучным», – заметил Фальтон. – «Сколько кружек эля может выпить мужчина и со скольким женщинами он может провести ночь?»

«Что ж, много, если ты подумаешь об этом должным образом», – ответил Акорт.

«Даже так, предполагаю, было бы веселее умереть по-другому. Не так скучно».

Акорт вздохнул.

«Что ж, если мы все это переживем, по крайней мере, это даст нам шанс выпить по-настоящему. Мы это заслужили!»

Годфри отвернулся, пытаясь не обращать внимания на бесконечную болтовню Акорта и Фальтона. Пришло время для него стать мужчиной, оставить позади остроумное подшучивание и шутки о тавернах, принимать настоящие решения, которые влияют на настоящих мужчин в настоящем мире. Годфри ощущал на себе тяжесть, и он не мог не спрашивать себя, чувствовал ли его отец то же самое. Странно, но как бы он ни ненавидел этого человека, он начинал сочувствовать своему отцу. И, возможно, к своей собственной чести, он становился похожим на него.

Забыв о предстоящей опасности, Годфри ощутил прилив уверенности. Он вдруг пнул своего коня и с боевым кличем помчался сломя голову вниз по долине.

Позади него раздался немедленный боевой клич тысяч мужчин, топот их лошадей оглушал его, когда они поскакали за ним.

Годфри уже ощущал легкое головокружение, вино ударило ему в голову, пока он мчался навстречу своей неминуемой смерти. Годфри задавался вопросом, во что же он себя втянул.

Тор сидел верхом на своем коне рядом с отцом с одной стороны и с МакКлаудом – с другой. Рядом с ними находился Рафи. Позади них была десятитысячная армия солдат Империи, главное подразделение армии Андроникуса. Отлично дисциплинированные солдаты терпеливо ждали команды Андроникуса. Они все стояли на вершине хребта, глядя на Хайлэндс, чьи вершины были покрыты снегом. На вершине гор находился город МакКлауда Хайландия, и Тор напрягся, увидев тысячи войск, выходящих из города им навстречу, готовясь к сражению.

Это не были ни люди МакГила, ни солдаты Империи. На них была броня, которую Тор смутно припоминал, но, крепче сжимая рукоять своего нового меча, он не был уверен в том, кто они такие или почему атакуют.

«МакКлауды, мои бывшие люди», – объяснил МакКлауд Андроникусу. – «Все хорошие солдаты МакКлауд. Все те, которых я когда-то обучал и с кем воевал бок о бок».

«Но теперь они обернулись против нас», – заметил Андроникус. – «Они скачут, чтобы встретиться с тобой в бою».

МакКлауд, лишенный одного глаза, нахмурился. Одну половину его лица украшала печать Империи, он выглядел гротескно.

«Прошу прощения, милорд», – сказал он. – «Это не моя вина. Это вина моего мальчишки, Бронсона. Он настроил моих людей против меня. Если бы не он, они все присоединились бы ко мне прямо сейчас в Вашем великом деле».

«Это не из-за твоего мальчишки», – поправил его Андроникус стальным голосом, повернувшись к МакКлауду. – «А из-за того, что ты – слабый командир и еще худший отец. Недостаток в сыне свидетельствует о недостатке в тебе. Мне следовало бы знать, что ты не в состоянии контролировать своих собственных людей. Мне следовало давно убить тебя».

МакКлауд нервно сглотнул.

«Милорд, Вы так же можете предположить, что они сражаются не против меня, а против Вас. Они хотят избавить Кольцо от Империи».

Андроникус покачал головой, перебирая пальцами свое ожерелье из высушенных голов.

«Но теперь ты на моей стороне», – сказал он. – «Так что борьба со мной так же означает борьбу и с тобой».

МакКлауд вынул свой меч, хмуро глядя на приближающуюся армию.

«Я буду сражаться и убью каждого из моих собственных людей», – заявил он.

«Знаю, что будешь», – сказал Андроникус. – «Потому что иначе я сам тебя убью. Не то, чтобы я нуждался в твоей помощи. Мои люди причинят гораздо больший ущерб, чем ты когда-либо мечтал – особенно когда их возглавляет мой собственный сын, Торникус».

Тор сидел на своем коне, едва слушая все их разговоры. Он был ошеломлен. В его голове роились чужие мысли, которых он не узнавал, – мысли, которые пульсировали в его голове и постоянно напоминали ему о преданности, которую он должен испытывать к своему отцу, о его судьбе в качестве сына Андроникуса. Мысли роились в голове Тора неустанно и, как бы он ни пытался, он был не в состоянии очистить свой разум и мыслить самостоятельно, словно был заложником в своем собственном теле.

Пока Андроникус говорил, каждое его слово становилось сначала предложением в голове Тора, а затем приказом. После чего они каким-то образом становились его собственными мыслями. Тор сопротивлялся, какая-то часть его пыталась избавить разум от этих захватнических чувств, чтобы обрести ясность. Но чем больше он сопротивлялся, тем тяжелее становилось.

Пока Тор сидел на своем коне, наблюдая за приближающейся армией, скачущей через равнины, он ощущал, как в его венах бежит кровь. Он мог думать только о своей верности отцу, о необходимости сокрушить каждого, кто встанет на пути его отца, о своей судьбе в качестве правителя Империи.

«Торникус, ты меня слышал?» – спросил Андроникус. – «Ты готов показать себя в битве ради своего отца?»

«Да, отец», – ответил Тор, глядя прямо перед собой. – «Я сражусь с любым, кто станет сражаться с тобой».

Андроникус широко улыбнулся. Он повернулся лицом к своим людям.

«МУЖЧИНЫ!» – прогремел он. – «Пришло время встретиться лицом к лицу с врагом, чтобы избавить Кольцо от его выживших повстанцев раз и навсегда. Мы начнем с этих людей МакКлауда, которые осмелились бросить нам вызов. Торникус, мой сын, поведет вас в бой. Вы последуете за ним так, как последовали бы за мной. Вы отдадите за него свою жизнь так, как отдали бы за меня. Предательство по отношению к нему расценивается как предательство по отношению ко мне!»

«ТОРНИКУС!» – крикнул Андроникус.

«ТОРНИКУС!» – раздалось эхо десяти тысяч войск Империи позади них.

Приободренный Тор высоко поднял свой новый меч Империи, который подарил ему его любимый отец. Он почувствовал, как через него проходит сила – сила его рода, его людей, того, кем он должен быть. Наконец, Тор вернулся домой, к своему отцу – навсегда. Ради своего отца Тор сделает что угодно. Даже пойдет на смерть.