При мысли об этом Андроникус улыбнулся и сделал глубокий вдох.

Его лошадь направилась к внешним воротам, к открытому простору Каньона, к спуску в нижнюю Силесию всего в футе от него. С каждым шагом он приближался к тому, чтобы найти Гвендолин, чтобы сделать свою победу полной. Это был один из величайших моментов в его жизни, а истязание Гвендолин – это единственное, что ему нужно сделать, чтобы дополнить его.

Глаза Кендрика – раненого и ослабленного от потери крови – отяжелев от усталости, открылись с трудом. Он чувствовал тяжелые веревки, крепко привязавшие его руки к спине, выворачивающие его плечи до агонизирующей боли. Рыцарь почувствовал, как его тащат куда-то за волосы, каждая мышца в его теле изнывала от боли после сражения.

Кендрик убил большое количество воинов Империи, но и сам получил бесчисленное количество ударов ногами, руками и локтями по всему телу, чей-то меч полоснул его по руке и по бедру, а голова и лицо были усеяны рубцами. Его волосы свисали на лицо, спутанные с кровью – Кендрик не был уверен в том, чья это кровь. Один его глаз распух и наполовину закрылся, поэтому рыцарю приходилось прилагать усилия, чтобы что-то увидеть. Хотя ему не хотелось что-либо видеть.

Вокруг себя Кендрик видел своих товарищей, членов армии МакГила, мертвыми. Члены Серебра, люди, с которыми он вырос, бок о бок с которыми сражался в бесчисленных сражениях, были мертвы. Но что причиняло ему большую боль, что заставляло ему закрывать глаза и пытаться прогнать это видение, так это мертвые тела членов Легиона. Их убили во время первого порыва славы – мальчиков, которых забрали раньше времени.

Глядя на них, Кендрик жалел, что не умер вместе с ними. То, что его оставили в живых, было проклятием.

Пока Кендрика, одного из бесчисленных пленников тащили через двор, он видел пожары, становился свидетелем нападения на женщин. Связанными были даже дети. Воины Империи находились повсюду, и сам город был полностью разграблен. Они уже начали перестраивать Силесию, превращая ее в рабовладельческий город, очередной памятник завоеваний Великого Андроникуса. Рабовладельцы уже хлестали пленников, заставляя их работать на грудах булыжников. Город был наполнен ударами кнутов.

Кендрика пнули ногой сзади, и он зашаркал ногами вместе с остальными. Ему просто хотелось закрыть глаза и рухнуть на землю. Но он увидел, как упал другой пленник в нескольких футах от него, и как только его тело оказалось на земле, воин Империи поднял меч и вонзил его рабу прямо в сердце. Пленник слишком устал – или все это его больше не волновало – чтобы крикнуть, поэтому он встретил смерть в тишине, став очередным безымянным трупом.

Кендрик хотел умереть, но он решил выжить. Таким было его кредо. Он был борцом до последнего, и он выживет, какой бы ни была эта жизнь.

Кендрика вели к огромному кресту вместе с остальными, в то время как он то терял сознание, то приходил в себя. Он почувствовал, что его подняли, и, открыв глаза, увидел воина Империи, который поднимал его высоко над головой, прижав к искривленному деревянному кресту. Кендрик услышал рядом с собой ужасный крик и, оглянувшись, увидел распятого члена Серебра – солдат Империи вбивал колышки в его запястья и лодыжки. Кендрик начал сопротивляться, желая помочь своему другу, но он не смог сдвинуться с места.

Посмотрев в другую сторону, Кендрик почувствовал, что его сердце ушло в пятки, когда он увидел рядом с собой на другом кресте одного из своих любимых товарищей – Колька, который был распят уже давно, и теперь его голова висела низко. Жизнь в нем едва теплилась.

На кресте рядом с Кольком висел Атмэ. Кендрик почувствовал облегчение, увидев, что друг еще жив, и хотя казалось, что Атмэ цепляется за жизнь, его тело было покрыто синяками и ранами.

Когда Кендрика подняли на крест, он приготовился к той же ужасной участи. Но воины Империи начали спорить между собой. Его привязали к кресту, но, прислушавшись к спору воинов, он понял, что у них закончились колышки. К счастью для него, они не могли забить колышек сквозь кожу.

Вместе этого они потуже скрепили веревки, когда привязывали его к кресту. Боль по-прежнему была ужасной, когда рыцарю показалось, что все его растянутые конечности вот-вот лопнут.

Рыцарь закрыл глаза и подумал обо всем том, чем он дорожил в своей жизни. Он подумал о близких ему людях. Кендрик молча молился о том, чтобы каждый из них справился с этим. Зажмурившись и покачав головой, он молился о своей младшей сестре. О Гвендолин.

«Пожалуйста, Господи», – молился Кендрик. – «Пусть из всех нас она выживет».

Расхаживая по своей тусклой комнате, Гвендолин в миллионный раз за сегодняшний день подошла к окну и посмотрела на разворачивающийся хаос в нижней Силесии. Из своего укрытого места девушка могла смотреть вниз на нижнюю площадь, став свидетельницей разрушения, учиненного воинами Империи. Они спускались, словно горные козлы вниз по склону скалы – сотни солдат, терроризирующих ее народ. Теперь оставалось несколько человек, большинство жителей города уже были связаны друг с другом, став пленниками, и воины Империи уводили их в верхний город.

На опустевших улицах остались только отголоски их криков, эхом отражающихся от стен Каньона, уносимые завыванием ветра. Империи удалось спуститься сюда, а это может означать только одно – последний план Кендрика потерпел поражение. Не осталось никого, чтобы сразиться с Андроникусом. Так вот как выглядит поражение – поражение, которое, как знал каждый из них, является неизбежным.

Гвендолин наблюдала за тем, как войска Империи прочесывают нижний город. Девушка знала, что они ищут ее. Гвендолин поселили в потайном месте в тайном замке, построенном на скалах, тем не менее, она понимала, что это только вопрос времени, пока они не найдут ее, пока не отведут ее в верхний город и не передадут в руки Андроникуса. Она вздрогнула при мысли об этом.

Гвен знала, что там не будет Аргона, чтобы спасти ее, он не станет вмешиваться в человеческие дела во второй раз. И даже амулет больше не спасет девушку. Она понимала, что это конец. Тор ушел от нее, он находился в далеких землях, и она не знала, где именно. Не осталось больше никого, кто мог бы ей помочь сейчас. Теперь она встретится со смертью в одиночку.

Гвен наблюдала за тем, как воины Империи направились в ее сторону, и поняла, что у нее времени даже меньше, чем она думала. В эту минуту Гвен жалела не себя, а всех тех людей, которых она подвела. Девушка закрыла глаза, и по ее щеке побежала слеза, когда она задумалась о трагедиях, которые, должно быть, с ними произошли. Кендрик, Годфри, Срог, Бром, Кольк, Атмэ и другие, находившиеся наверху, вероятно, теперь все уже мертвы. Гвендолин ощутила боль в груди.

Когда она подумала о Торе, ее сердце упало. Гвен любила его больше, чем когда-нибудь смогла бы выразить словами, и она не представляла свою жизнь без него. Часть ее не хотела жить без него. Вместе с тем, она не представляла свою жизнь в роли рабыни Андроникуса, в роли его игрушки. Гвен казалось, что если ей придется умереть, то лучше умереть с достоинством.

Девушка приняла решение.

Она обернулась и крикнула слуге, стоявшему у двери.

«Приведи ко мне Иллепру – немедленно!» – приказала она.

«Да, миледи», – ответил тот и выбежал из комнаты. Гвен услышала его шаги, эхом раздававшиеся на расстоянии.

Девушка измеряла шагами комнату, в то время как ее сердце бешено билось в груди. Через несколько минут открылась дверь и в комнату ворвалась Иллепра со своей корзинкой в руках.

«Миледи, я рада видеть Вас на ногах! К Вашим щекам вернулся румянец. Вы быстро идете на поправку».

«Боюсь, слишком быстро», – ответила Гвендолин.

«Миледи?»

«Мне нужен специальный пузырек», – сказала Гвен. – «Пузырек с жидкостью, которую не пожелал бы выпить ни один человек. Но такую, которую он должен выпить, когда другие травы не помогают».