– Уайтчепел? Что вас могло заинтересовать в этих трущобах?
– Бриллианты, мой друг, соединенные в цепь столь длинную, что ею подпоясывалась сама королева.
– Так вам удалось отыскать бриллианты мистера Тиффани?! Где?
– Насколько я могу судить, вы считаете, что пояс найден и уже передан заказчику. Должен вас разочаровать: все не так просто. Однако мне удалось отследить путь бриллиантов от Парижа до Лондона. Вновь в продаже они не появлялись. Из этого следует, что они сейчас принадлежат тому, кто их изначально приобрел.
– И вам известно, кто это?
– Ну конечно, Уотсон. Выяснить это было не так уж и сложно.
– Значит, вы выполнили поручение мистера Тиффани.
– Не совсем. Мне предстоит разгадать еще одну загадку, куда более сложную. Владелец бриллиантов пропал пять лет назад. Бесследно. Бриллианты исчезли вместе с ним.
– Вы не могли бы рассказать все по порядку? – взмолился я. – А то вы сначала воодушевили, а потом снова разочаровали.
– Все-таки надеетесь заполучить сюжет для очередного рассказа? Не хочу вас расстраивать, однако боюсь, что он окажется недописанным. Вы удивляетесь моему странному наряду, но, думаю, поймете все сами, если я вам скажу, что лучшими знатоками драгоценных камней и всего того, что с ними связано, являются еврейские торговцы бриллиантами родом из Голландии.
– Теперь я начинаю понимать. Вы переоделись в старого раввина.
– Старого мудрого раввина, Уотсон, – подтвердил мой друг. – В таком виде я мог спокойно ходить по торговцам и выведывать у них драгоценные крупицы информации. Кто поверит, что узкие переулки Уайтчепела служат домом не только тряпичникам, проституткам и ворам, но и торговцам, продающим бесценные камни? Христианские государства много веков назад оказали себе медвежью услугу, запретив евреям торговать и оставив им только ростовщичество. Человек может стать великим вне зависимости от своего вероисповедания. В нашем веке это ярко продемонстрировали и Ротшильд, и Дизраэли.
– Но, Холмс, в Уайтчепеле живут лишь беднейшие из евреев. Что можно узнать, опустившись на самое дно общества?
– Сведения о перемещениях Бриллиантового пояса, Уотсон, если этот глагол можно употребить применительно к неодушевленному предмету. – Сорвав накладную бороду, Холмс принялся отковыривать театральный клей, приставший к его впалым щекам.
– Ну и?
– Не терпится все узнать сегодня, Уотсон? Никаких экивоков и уклонений от темы? И вы еще потом смеете обвинять меня в равнодушии к основным политическим проблемам современности! Хотите голых фактов – извольте. Нам известно, что пояс пропал во время революции сорок восьмого года. Восставшие граждане свергли Луи-Филиппа и прикарманили кое-что из королевских драгоценностей. Так всегда поступают восставшие, даже преисполненные самого искреннего праведного гнева. Первым владельцем пояса был Жан-Поль Ренар. Этот хитрый малый сразу же после революции перевез пояс в Лондон. Здесь он отыскал голландского торговца драгоценностями по имени Целлерштейн, который сразу понял, что перед ним предмет огромной стоимости, но продать его в том виде, что он есть, будет очень непросто. При этом Ренар настаивал, чтобы Целлерштейн немедленно нашел покупателя, ясно отдавая себе отчет в том, что из-за подобной спешки цена будет ниже. Если бы Жан-Поль согласился разобрать цепь и продать каждый камень в отдельности, Бриллиантовый пояс был бы уничтожен безо всяких надежд на восстановление. Однако Ренар, видимо из патриотических побуждений, не захотел губить столь выдающийся шедевр французских ювелиров и настоял на том, чтобы пояс продали целиком. Это требование усложнило задачу Целлерштейна и затянуло процесс сбыта. Поведавший мне всю эту историю сын Целлерштейна, который в то время был ребенком, хорошо запомнил пояс. По его словам, он напоминал «кусочки радуги», свитые в одну нить. Так или иначе, благодаря стараниям Целлерштейна о поясе стало известно в определенных кругах аристократов и богатых коммерсантов, которых не смущало происхождение сокровища. В сорок девятом году о поясе ходили самые разные слухи. Кто-то утверждал, что его новым хозяином стал Альфред Крупп, другие указывали на будущего русского императора Александра Второго, или на нашего ныне покойного принца Альберта, или на кого-нибудь еще из великих. Самое странное, что в ряды знаменитых претендентов на обладание бриллиантами затесался никому не известный человек – некий Джон Чаппи Нортон по кличке Блэкджек. Мягко говоря, Уотсон, Нортон был малоприятным человеком. Мерзавец и негодяй, которого едва принимали в приличном обществе. А вот партия ему подобралась – на удивление. Честно говоря, на брак с такой женщиной он даже не смел и рассчитывать: он женился на одной из внучек драматурга Шеридана. Потом, правда, она от него ушла, но почему – никто не знает.
– Ушла от него? Даже в наше время одни лишь авантюристки да актрисы живут отдельно от мужей. Представляю, какой грандиозный скандал разразился в пятидесятых.
– Нет, Уотсон, никакого шума не было. Кстати, она забрала с собой трех сыновей.
– Тогда, получается, ее муж был настоящим чудовищем.
Холмс пожал плечами. Детали семейных ссор его интересовали только в том случае, если имели непосредственное отношение к расследованию.
– Кем бы Нортон ни был, вскоре он стал одержим идеей обладания Бриллиантовым поясом. Я подозреваю, у него появилась любовница. Где незаконно приобретенные бриллианты, там и беспринципные женщины рука об руку с жадными мужчинами. Блэкджек был скорее хитрым, чем умным. Денег у него не водилось, однако его жена, благодаря дедовским связям, стала весьма популярной писательницей-романисткой.
Видимо, я озадаченно нахмурился, поскольку Холмс позволил себе ненадолго отвлечься от основной сюжетной линии своего рассказа:
– Нет, вам вряд ли удастся вспомнить названия ее произведений. В этом нет ничего удивительного. Часто бывает, что десяти лет оказывается вполне достаточно, чтобы публика напрочь забыла писателя, которого некогда превозносила до небес. Нам же хватит и того, что миссис Нортон достаточно быстро сколотила на гонорарах кругленькую сумму, на которую жила вместе с сыновьями. Вот Блэкджек и подал на нее иск.
– Он потребовал ее денег через суд?
– С юридической точки зрения она продолжала оставаться его законной женой. Все, что имела она, принадлежало и ему. Так что суд он выиграл.
– Возмутительно! – вскричал я. – И этот подлец потратил деньги на приобретение Бриллиантового пояса?
– Чего здесь возмутительного, Уотсон? Вы же сами сказали, что лишь авантюристки и актрисы живут порознь с мужьями. Ваши взгляды совпали с точкой зрения суда.
– Да, но в данном случае… А что же их сыновья? Что случилось с ними?
– Ничего примечательного, как, собственно, и с их матерью. Она умерла в семидесятых в той же бедности, которую некогда делила с Блэкджеком. Ее романы вышли из моды, а все деньги забрал супруг.
– А сам Нортон?
Холмс хмыкнул, глубоко затянулся и заговорил, с каждым словом выдыхая маленькое облачко дыма:
– Очень хороший вопрос. Нортон продолжал и дальше выходить в свет. Вел он себя куда заносчивей, будто обладание, пусть и тайное, Бриллиантовым поясом добавило ему уверенности в себе. Он играл в карты, делал ставки на бегах, жульничал и наслаждался плодами трудов своей супруги. Авторские права на произведения жены после ее смерти перешли к нему.
– Какая мерзость, Холмс. У меня буквально вскипает кровь. Поверить не могу, что этот подонок так и остался безнаказанным. Более того, закон был на его стороне. Как такое возможно?
– Похоже, вы вскоре станете сторонником женского равноправия, – язвительным тоном промолвил Холмс и мрачно улыбнулся. – Впрочем, не будем отвлекаться на несовершенство системы правосудия. Это не наша забота.
Я навострил уши и подался вперед, поняв, что сейчас мой друг заговорит о самом главном.
– Короче говоря, Нортон так и жил дальше, не привлекая к себе особого внимания. Вдруг пять лет назад он пропал. Бесследно. Дом в Бромптоне был пущен с молотка. Адвокат, распоряжавшийся доходами от продажи, уже умер. Приятели Нортона никогда больше не видели своего дружка. О поясе тоже никто больше не слышал. На момент исчезновения Нортону было за семьдесят, однако ни на одном лондонском кладбище его могилы нет. Такое впечатление, что он просто растворился в воздухе вместе с бриллиантами Марии-Антуанетты. Именно это мне и придется сказать мистеру Тиффани.