Но кто из жителей Лангра мог это предвидеть, когда каждое воскресенье семья Дидро после большой мессы в церкви Сен-Мартэн совершала свою (Традиционную прогулку по городу? Метр Дидье в праздничном камзоле и парике шествовал впереди, держа двух младших детей за руки. Жена следовала за ним с двумя другими. Процессию замыкал Дени, ему было тогда лет двенадцать. Мальчик отличался живым, быстрым умом, переменчивостью настроений, непоседливостью, неугомонностью, шумливостью.

Если погода была ясной, метр Дидье показывал детям вырисовывавшиеся вдалеке Альпы. Потом семейство переходило в крытую галерею.

На углу улицы Сент-Антуан — ее потом переименовали в улицу Дидро — ворота Мельницы. Они так же, как главные ворота Лангра, украшены статуей Святой девы. Их фронтон, их бельведер — такие архитектурные достопримечательности, что путешественник, въезжающий в город со стороны Бельфор, не может им не залюбоваться. Залюбовались бы и мы с вами.

Направо — фонтан Фей, налево — дорога в Бузон. Стоит еще раз повернуть направо, и откроются ворота Девяти и ворота святого Дидье со статуей Святой девы Лангрской. Они-то и считались главными воротами города.

Прогулка обычно завершалась в парке Бланш-фонтан. Он начинался сразу за воротами Мельницы и своими куртинами напоминал воинственный Версаль. Дени это очень нравилось.

Не только во времена этих воскресных прогулок, но и много позже, когда Дидро приехал в родной город вскоре после смерти отца, земляки, хотя и радушно и почтительно принимали философа, отдавали предпочтение покойному ножовщику.

— Вы хороший человек, мосье Дидро, — сказал ему, повстречавшись на улице, старый знакомый, — но, если вы надеетесь когда-нибудь сравняться со своим отцом, вы глубоко заблуждаетесь.

Было бы просто неловко доказывать, что заблуждался он. Но и отец Дидро, чему приведены доказательства, пользовался уважением. К сказанному можно добавить: репутация метра Дидье в Лангре была такова, что его постоянно приглашали разбирать чужие ссоры. Так поступали даже люди, лично с ним не знакомые. Это звучит горько, потому что чужие ссоры-то он разбирал, а к своей не знал и как руки приложить. Больше десяти лет метр Дидье был в жесточайшей ссоре с любимым старшим сыном.

Но до ссоры еще далеко — речь о ней впереди. Пока Дени еще мальчик и слушается своих родителей.

Кто в Лангре не знал, где жили Дидро, кто не бывал у них? Мемориальную доску прикрепили было не к тому дому на площади Шамбо, теперь это площадь Дидро, 6, в приходе Сен-Пьер, где Дени Дидро родился, а к другому — на улице Ришелье, в приходе Сен-Мартэн, куда они переехали тремя годами позже и где родился его брат Дидье Пьер. Может быть, так поступили потому, что тот первый дом отец философа всего-навсего арендовал, а этот приобрел в собственность у королевского нотариуса Пьера Жакино и его супруги Клары Деселе. Да и жили Дидро в том втором доме куда дольше! Виноваты же в этой ошибке, по-видимому, историки города Лангра — Вальфарден и Миньоре.

Но ошибка была рано или поздно обнаружена, и мы можем если не осмотреть, то хотя бы представить себе дом, где Дидро родился.

Окна второго этажа совсем маленькие, не больше слуховых окошек. Над мансардой, где, надо думать, жил Дени ребенком, — чердак. На первом же этаже снаружи ниша со статуей. Скорее всего она изображала святого Дидье, покровителя Лангра. Ножовщик, окрещенный в честь этого святого, считал его и своим покровителем.

К двухсотлетию со дня рождения Дени Дидро — а еще не все признают пользу юбилеев — генеалогию великого человека проследили до конца XVI столетия. Не удалось, правда, установить, был ли ножовщиком первый из известных нам Дидро — Антуан, родившийся в 1596 году и скончавшийся в 1664-м. Но зато доподлинно установлено — сохранился акт, — что от двух браков у него было четырнадцать душ детей и что его сын Никола уже наверняка был ножовщиком.

Ножовщиками были второй сын Никола — Дидье и Жан, старший сын Дидье от второго брака, и его младшенький, женатый на мадемуазель Дидьер Колин.

Один из сыновей Антуана от второго брака, Дени был тоже женат дважды, причем первый раз на дочери ножовщика, мадемуазель Николь Белинь. Она родила ему восьмерых детей, в том числе Дидье — отца нашего Дени. Произошло это немаловажное для нас событие 14 декабря 1685 года. Дидье был третьим ребенком в семье.

Не достаточно ли у нас оснований считать профессию ножовщика фамильной профессией рода Дидро? Но каких еще занятий не встретишь у этих крепышей! Бочары и цирюльники, книготорговцы и священники, стекольщики и адвокаты, мастера, выделывавшие замшу, и мастера, которые плели канаты, кожевники, каретники.

И решительно ничего удивительного нет в том, что в роду Дидро ремесла объединялись с коммерцией, юриспруденцией, служением господу богу. Это было вполне в нравах и традициях третьего сословия.

Напротив, подобная генеалогия подтверждает, что Дени Дидро был сыном не только своих родителей, но и третьего сословия. Не унаследовав ни одной из семейных профессий, не став ни ножовщиком, ни каретником, ни духовным лицом, ни адвокатом, он стал голосом своего рода и своего сословия.

Он унаследовал от предков крепкое здоровье, деятельную натуру, кипучую энергию.

Нельзя забывать, что Дени Дидро был уроженцем Шампани. Он и сам прекрасно это помнил… Почитаем, что он писал, давно уже живя постоянно в Париже: «Жители этой местности отличаются остроумием, чрезмерной живостью, непостоянством, уподобляющим их флюгеру. Это происходит, думается мне, от переменчивости здешнего климата: жара сменяется холодом, затишье — грозой, ясная погода — дождем, и так круглые сутки. Невозможно, чтобы они не чувствовали на себе действия таких перемен, почему и души их не могут пребывать долгое время в одном состоянии. Вот они и приучаются с самого раннего детства вертеться по ветру. Голова лангрского жителя сидит на плечах, точно флюгер на вертушке колокольни. Никогда она не остановится на чем-нибудь одном, а если и возвращается к покинутому предмету, то лишь мимоходом. Удивительно быстрые в движениях и мыслях, они отличаются медлительностью речи…»

Затем следует признание: «Я действительно местный житель, только пребывание в столице, усердие и прилежание несколько исправили меня. Я постоянен в своих вкусах. Что раз понравилось мне, то будет нравиться и впредь, оттого, что выбор мой всегда обоснован. Я знаю, за что ненавижу и за что люблю. Правда, я от природы склонен пренебрегать недостатками и восхищаться достоинствами».

К этому можно добавить, что живой ум и пенящееся остроумие Дидро нередко сравнивали с напитком его родины — шампанским.

Может показаться странным, что, поговорив о королях и придворных, о климате Шампани и особенностях характера лангрских жителей, о прадеде, деде, дядях и тетках Дидро, об его отце, мы ни единым словечком не обмолвились об его матери. Впрочем, он и сам упоминал о ней редко.

Что мы знаем о матери Дени Дидро? Анжелика была десятым ребенком бочара Франсуа Виньерона и его законной супруги Жанны Юмбле.

Родилась Анжелика 12 октября 1677 года. Замуж вышла уже после смерти обоих родителей, в возрасте тридцати пяти лет, будучи на восемь лет старше-своего избранника.

Их брак был, бесспорно, браком по расчету и рассудку. Брачный контракт, составленный 12 января 1712 года лангрским нотариусом Иоселином, выглядел весьма внушительно. В нем были оговорены все имущественные отношения новобрачных.

Соседи и знакомые считали Анжелику женщиной домовитой, бережливой, привыкшей к жизни упорядоченной и серьезной, хозяйкой дома и матерью семейства в лучшем смысле этих слов.

Недостатка в детях они с Дидье не испытывали. Они и поженились для того, чтобы иметь детей; и дети пошли у них сразу.

Правда, к тому времени, как Дидье Дидро через два года после смерти жены, — скончавшейся 19 октября 1748 года, — составил свое завещание, в живых осталось только трое из семерых их детей; кроме самого Дени, уже знакомые нам Дениза и Дидье Пьер.