Но почему же на душе все равно был неприятный осадок? Он снова появился, стоило лишь Гаяне упорхнуть на работу, оставив меня одну.

Подойдя к окну, я увидела, как снова зарядил дождь. Крупные капли стекали по окну, но даже сквозь них я увидела стоянку, на которой стоял серебристый Кадиллак. Роман Владимирович дома.

Тут же что-то крупным грузом легло мне на душу. Я чувствовала себя смущенной и расстроенной. Опять.

«Побег от проблем – не решение» - сказал папа. О да, я это понимаю, но сомнения снова возникли в моем сердце. Правильно ли я поступаю? Нужно ли мне это? А им?

Раздался едва слышный писк моего телефона. Я помчалась к себе в комнату и, увидев незнакомый номер, нажала на кнопку «ответить»:

-А?

-Б! Привет, крох, - теплый и родной голос Дани влился в мои уши.

-Привет, - я слегка улыбнулась и присела на кровать. – Ты хорошо долетел?

-Да, все отлично.

-Сколько у вас там времени?

-Полдень, - зевнул он. - Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?

-Да, порядок, - быстро ответила я, удивившись, что соврала ему.

-Точно? – он не поверил мне.

-Да. Улетаю в Париж сегодня в десять…

-Куда? Вау, зачем? – он был потрясен.

Я вкратце рассказала ему, на что он ответил:

-Хм… это неплохая идея. Ты сказала ребятам?

-Нет, - выдавила я. – Не знаю… я не хочу ничего говорить.

-Предлагаешь просто исчезнуть?

-Ну ты же так и собирался сделать, - не сдержалась я, фыркнув.

-Я – это другое, - резковато ответил он.

Меня это задело.

-То есть, хочешь сказать, что ты не собирался мне говорить, а потом бы, когда я снова позвонила, ненароком обмолвился, что в Лондоне? – вскипела я. – Это бред, Дани.

-Неважно, что делаю я. Сейчас мы говорим о тебе, Кристина. Ты не можешь не сказать им. Они должны знать. Егор должен знать.

-Ничего он не должен. Я не обязана отчитываться! – съязвила я, начиная раздражаться. Да что за черт?!

Дани вздохнул.

-Я не хочу ссориться с тобой.

-Ты уже это делаешь, - выпалила я. – Мне не нравится, что ты позволяешь делать себе какие-то вещи, а когда доходит до меня, так ты запрещаешь. Это одно и то же, Дани!

-Это разное, - я слышала, как он злился. Еще бы, я злилась куда больше.

-Одно и то же! – повторила я, закипая совершенно. – В общем, зря ты позвонил. Теперь я и в тебе разочарована.

Скинув его звонок, я сжала зубы. Злость наполняла меня всю, а комок в горле предвещал слезы. Я не хотела ругаться с ним, но тут он не мог понять. Не мог понять, что если я скажу им, то появится соблазн остаться.

Нет. Ни слова. Никому. И ни за что. Я сбегу от проблем, пусть это и не решение.

***

Отдавая паспорт регистраторше, я нервно постукивала ногой, обутой в легкие сапожки по полу. Женщина быстро проверила паспорт, взглянула на меня и, поставив печать, протянула его обратно. Я направилась к ждавшей меня Гаяне и протянула паспорт ей. Та убрала его в свой ридикюль и, посмотрев на меня, сказала:

-Ты молчать всю дорогу. Что-то случиться?

-Я поругалась с Дани, - ответила я, поудобнее перехватив свою сумку на ремешке и шагая вперед.

-Из-за чего?

-Он хотел, чтобы я все рассказала ребятам, - мы сняли свои сумки с плеча и, положив их на ленту, дождались, пока они выедут с другой стороны. Взяв их снова, мы пошли вперед.

-Ты не говорить им? – она, казалось, не была удивлена.

Вместо ответа я лишь покачала головой. Она положила руку мне на плечо.

-Я не одобрять это. Они волноваться. Но это твой выбор. Я уважать это.

Я кивнула, выслушав ее. Как только мы вошли в зал ожидания, объявили наш рейс. Отделившись от Гаяны, я пошла вперед и отдала билет. Получив посадочный талон, я в гордом одиночестве прошествовала в салон бизнес-класса и, найдя свое место, села в него. Гаяна пришла следом и, достав айфон, принялась кому-то что-то быстро строчить.

Я отвернулась к окну и посмотрела на темное небо. Именно сейчас во мне снова вспыхнули все сомнения. На пути в аэропорт я проговорила себе несколько раз, словно мантру, что пора закинуть в плеер любимые треки, оставить всех друзей и свалить из этого города, но сейчас… сейчас я уже не была в этом уверена.

Я не слушала инструктаж стюардесс, смотря в окно. Я лишь машинально пристегнула ремень и приготовилась к взлету.

Бессмысленно изводить себя, раз уже ничего нельзя сделать. Я это понимала, поэтому лишь прикрыла глаза.

Странные вещи – тоска и одиночество. Они подкрадываются тихо и неспешно, садятся по обоим сторонам кровати в темноте, поглаживают по волосам, пока ты спишь.

Одиночество обволакивает твое тело, стягивает его так сильно, что не можешь дышать. А тоска оседает в твоем сердце, лежит рядом с тобой по ночам. Одиночество – неизменный спутник, оно сжимает твою руку для того, чтобы потянуть вниз, когда ты изо всех сил пытаешься подняться.

Я смотрела в окно и спрашивала себя – правильно ли я поступаю? Я не могла заснуть как остальные пассажиры, я сомневалась, сомневалась, сомневалась.

На высоте в десять тысяч метров я была готова отпустить. Но и тут она, тоска, старая подруга, сидит рядом со мной в соседнем кресле, смотрит мне в глаза и спрашивает, рискну ли я жить без нее? Я не могу подобрать слов, чтобы побороться с собой и начать сопротивляться ей.

Я не могу ничего сделать, а она смотрит и ухмыляется во весь рот. Она знает, что я чувствую. Она – это то, что я чувствую.

И когда уже самолет приземлился в Шарль-де-Голле, я вышла из аэропорта с абсолютно пустой головой. Все мои проблемы остались там, на высоте тысяч метров. Я оставила их, чтобы сбежать. И я сбежала.

9.

Осень в Париже прекрасна, даже если моросит дождь, даже если холодно и тоскливо. Приятно вдохнуть полной грудью этот запах опадающих листьев, а на душе спокойно и светло.

Утро встретило нас туманом. Я неспешно шла по безмолвному саду Тюильри с широким зонтом, осматривая золотую листву, наслаждаясь одиночеством, данным мне. Мы прилетели около двух часов назад, и я, уже бывавшая здесь, вышла из отеля и прямиком направилась в сад.

Обычное серое небо, желтая и багряная листва под ногами, заманчиво шуршащая и привлекающая своими яркими красками.

Мне нужно было спокойствие, и сад давал мне его. Ни единой души. Тихо.

Я набрала папе и, спустя три гудка, услышала его голос:

-Привет, детка. Вы долетели?

-Привет, па, - я улыбнулась и пнула листик, который спикировал в другую кучу. – Да, долетели. Все хорошо. Остановились в нашем отеле, я посоветовала.

-Вы будете в отеле этот месяц? – поинтересовался папа, и я ответила:

-Да, она сняла люкс на двадцатом этаже на это время. Там здорово. Помнишь, как я поскользнулась и упала в ванной? Мы еще тогда губу зашивали!

-Помню, - засмеялся папа. – Тебе было восемь, да?

Я снова усмехнулась и почувствовала тепло от легких и давних воспоминаний.

-Па, все нормально? Валентина не обиделась на меня?

-Нет, крошка. Она обещалась позвонить тебе позже. Через час я заеду в школу, улажу все с директором. Предоставлю бумагу, что ответственен за твою успеваемость. Хорошо?

-Хорошо, - кивнула я, словно бы он мог меня видеть. – А у тебя как дела, пап?

-У меня все в порядке, дочка, - папа ласково засмеялся. – Хорошей работы тебе, солнышко. Но не забывай про отдых, ладно?

-Не забуду. Я люблю тебя, пап, - попрощалась я, выключая телефон.

Проходя мимо декоративного пруда, я задумалась. Явно меня никто не хватится первые дня три, и ладно.

Я, сняв крышку и достав сим-карту, замахнулась над прудом и, на мгновение задержав руку, остановилась. Мне хотелось избавиться от навязчивого желания думать, что они беспокоятся обо мне, думают и не понимают, где я. Но это попросту не так. Им плевать.

Сощурив глаза, я сложила карту в карман куртки и, закрыв зонт, пошла на выход из сада.

Возвратившись в отель, я сняла намокшую куртку и повесила ее на крючок. Гаяна до сих пор разбирала наши вещи, раскладывая их в большом белоснежном шкафу.