Сперва мне показалось, что я лежу в своей собственной комнате – тот же потолок, те же высокие окна во всю стену. Нет… Я приподнялась на локтях: комната точно не моя. Стены такие же, бревенчатые, но картины на них висят другие, и мебель иная. Я свесила ноги, поставила на пол. Пригладила рукой непослушные волосы, стараясь действовать только правой, да и то, не ладонью – она была расцарапана – а одними пальцами. Волосы на место возвращаться не желали. По утрам, после пробуждения, у меня на голове образовывалось «воронье гнездо», и сейчас было также. Волосы мне достались от мамы: цвета пшеничного колоса, курчавые и густые. Мы с ней подшучивали друг над другом, мол, с такими волосами можно спать без подушки. Сейчас у мамы они были до плеч, но по молодости она отрастила их чуть ли не до пят. Мне ни к чему были такие длинные лохмы, и так забот хватало. Сколько расчёсок я сломала о них, не сосчитать! Но все равно носила длиной до пояса, не стригла.

Я потянулась, тихо ойкнула – плечо всё еще было не на месте – и тут в комнату зашел мужчина, который мне помог. Я поднялась ему навстречу, постаравшись, чтобы подол закрыл жуткие грязные ноги.

– Алеард, – представился он, протягивая руку.

Он был очень высок, на голову выше меня, или больше. Правда, нашего соседа, дядю Мишу, всё-таки не обогнал. Тот вымахал под два тридцать, а широк был – солнце собой закрывал! В детстве мы называли его «Мишутка-великан». Он часто с нами играл, и его сыновья были одними из немногих, с кем я водила крепкую дружбу. Потом всё изменилось, и Пашка с Колей нашли себе других товарищей…

Я нерешительно улыбнулась Алеарду, и он улыбнулся в ответ, но не губами, а одними глазами. И в этой улыбке я ощутила нечто многообещающее, странное, едва ли остановимое. Чувство, подобное искреннему всполоху, который, показавшись на мгновение, замирает внутри сердца. Я не могла отвести глаз от его лица: и потому, что он притягивал своей необычной, спокойной и уверенной красотой, лишенной всякой изысканности, но полной настоящего мужества, и потому, что Алеард смотрел неожиданно ласково. Не участливо, не заботливо, именно ласково.

На нём была синяя футболка и джинсы, волосы небрежно падали на лоб, но теперь не казались мне такими темными. Они отливали и золотистым, и сочно-оранжевым, и огненно-красным. Губы у него были строгими, но не сжатыми в одну линию, как это бывает с излишне серьезными людьми. Короткая борода и усы, такие же рыжие, как и волосы, прибавляли строгому лицу возраста. Я подала Алеарду руку, сразу почувствовав, какая горячая у него ладонь. Он пожал ее осторожно, почти не притронувшись.

– Фрэйа, – ответила я и поспешно добавила: – Спасибо, что помог мне, Алеард! Я сильно испугалась, когда всё произошло…

– Я тебя понимаю. Хорошо, что ты серьезно не пострадала. И никто не пострадал.

– А корабль, Алеард? Он цел? – взволнованно спросила я.

– Целехонек, – ответил он. Глаза были спокойными, сдержанными. – Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше. Никогда прежде не теряла сознания. Странное ощущение. Привыкаешь к тому, что полностью контролируешь себя и свое тело, но когда происходит такое…

– Думаю, я бы тоже испугался, если бы на меня рухнула крыша, – ответил он серьезно.

Я улыбнулась.

– Всё произошло так быстро, что я не успела ничего предпринять.

– Но ты помнишь, что произошло? – спросил он, и было в его голосе что-то, что вынудило меня поднять глаза. Он смотрел внимательно, без какой-либо неприязни. Я поняла с облегчением, что он ни в чем не винил меня заранее.

– Да, отлично помню. Просто сейчас мне кажется, что это не похоже на правду, что этого не было на самом деле. Произнесу вслух – и сказанное вызовет усмешку и поэтому… – я поглубже вдохнула, начиная краснеть, и все-таки произнесла: – Мне стыдно. Я виновата в том, что случилось, Алеард.

– Фрэйа, не бойся, – вдруг произнес он, – я тебя не обижу. В том, что случилось, нет ничьей вины, я уверен в этом. Доверься мне, хорошо?

Я кивнула, не в силах что-либо ответить. Исходил от него какой-то магнетизм, и во всем это чувствовалось: в том, как он говорит, и в его осанке, в движении рук, в выражении глаз, в голосе, в сурово сдвинутых бровях. Мне хотелось верить ему, хотелось рассказать обо всем без утайки. Я успокоилась и глубоко вздохнула.

– Как твое плечо? Позволишь посмотреть? – спросил он спустя минуту. Я кивнула.

– Болит, то есть скорее ноет, словно что-то внутри не на своем месте. И рукой двигать трудно, – ответила я. Он мягко, уверенными движениями ощупал мою руку.

– Вот, чувствуешь? Нужно вправить. Обещаю, будет не больно.

– Даже если будет, я потерплю.

Алеард притянул меня поближе, положив руки на плечи, посмотрел в глаза. Я почувствовала, что проваливаюсь в какую-то странную блаженную дрему, комната подернулась пеленой. Необычное ощущение полного покоя накрыло разум. Я видела только его глаза: светлые, янтарно-серые. Мне было спокойно и легко, поэтому тот момент, когда Алеард резко дернул за руку, и она вернулась на положенное место, я упустила. Он легонько коснулся моей щеки, и я словно проснулась. Рука по-прежнему ныла, но двигать ей было легко.

– Домой вернешься, будет немного болеть. Главное, не перенапрягай ее пару дней.

– Спасибо большое! Я бы очень хотела чем-то тебе помочь, Алеард.

– Лучшей помощью будет твой рассказ о том, что произошло в ангаре. Нам нужно во всем разобраться, Фрэйа.

Мы прошли в небольшую комнату, где находился его кабинет. Там было уютно: много картин на стенах, мебель светлая, возле письменного стола деревянное кресло с мягкой обивкой. Балконные двери были раскрыты настежь, ветер раздувал лёгкие занавески. Балкон был заставлен растениями: туями и традесканциями, и стройными высокими фикусами. Алеард открыл мне дверь, и мы вышли на улицу.

Небо красовалось рваными облаками, оно уже не было таким устрашающим, как несколько часов назад. Зелень сияла, благоухали у самых перил розы – белые, крупные, тронутые толстыми сияющими каплями. На этом идиллия завершалась. Я увидела молодое поваленное дерево, а потом и ветки, разбросанные ветром по всей округе, вещи, улетевшие от хозяев. На верхушке дерева мотались чьи-то штаны. Я с трудом сдержалась, чтобы не захихикать. Однажды во время шторма буйный ветер разворошил мои рисунки, мирно лежащие на террасе. Долго пришлось бродить по округе, выискивая их среди ветвей и на земле, да только мало было проку от них, найденных: часть оказалась безнадежно промоченной, часть помятой, часть порванной. Лишь некоторые удалось спасти. Тот шторм был обычным, и не нанёс особого ущерба. Этот же…

– Здесь находится Буревестник, внутрь которого помещена Белая комната. Она стала сердцем корабля…

Нашли время устраивать экскурсию! – весело подумала я. Те, кто приехал поглядеть на экспедицию, месили ногами грязь, но по сторонам глядели живо, заинтересованно. Я их прекрасно понимала. Когда я только появилась на площадке, мне всё казалось удивительным: и сам Бури, и его дом, и люди, что его создали. И тут меня вдруг осенило: Алеард! Конечно же! Здесь был только один Алеард на всё поселение. Капитан экспедиции, тот, кто создал Белое Пространство, впоследствии названное Белой Комнатой… Надо же, он оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Ничего не зная ни о его возрасте, ни о характере, ни тем более о внешности, я видела капитана другим. Для меня он был недосягаем, виделся старцем в прочных доспехах, укрывающих его от остального мира, человеком, которому подвластно все, даже время. И пространство. Я не ожидала увидеть сурового воина, шедшего в бой вместе со всеми, не ставившего себя ни выше, ни ниже остальных. Он просто был. Всё в нем – страстное желание помочь, и истинная доброта сердца, и смелость в сочетании с непоколебимой уверенностью в собственных силах – притягивало, вызывало желание следовать за ним, верить ему. Одной встречи с ним было достаточно, чтобы понять, какой он человек. Наверное, я была не такой.