В 70—80-е годы пост директора ЦРУ и центральной разведки (сокращенно ДЦР) занимали: 1) Ричард Хелмс (30.06.66—2.02.73). 2) Джеймс Шлессинджер (2.02.73—2.07.73), 3) Уильям Колби (4.09.73–30.01.74), 4) Джордж Буш (30.01.76–20.01.77), 5) Стэнсфилд Тэрнер (9.03.77–20.01.81), 6) Уильям Кейси (28.01.81–29.01.87), 7) Уильям Уэбстер (с 1987).

В период нахождения у власти администрации Рейгана заместителями директора центральной разведки были: Бобби Инмэн (12.02.81–10.06.82). Джон Макмахон (10.06.82–29.03.86), Роберт Гейтс (1986–1988 гг.).

Основным подразделением ЦРУ является оперативное управление, начальниками которого при Кейси были: Макс Хьюдтел, Джон Стейн, Клэр Джордж.

Санкции на проведение тайных операций даются лично президентом, которые оформляются в виде соответствующих директив. Предварительно каждая крупная тайная операция рассматривается Группой планирования по вопросам национальной безопасности. В ее состав входят президент, вице-президент, государственный секретарь, министр обороны, помощник президента по национальной безопасности, директор центральной разведки, руководитель аппарата Белого дома.

В соответствии с Законом о надзоре за разведкой планы проведения крупномасштабных тайных операций в обезличенном виде должны направляться на рассмотрение комитетов по разведке сената и палаты представителей конгресса США. По усмотрению президента о наиболее важных тайных операциях уведомляются только председатели комитетов по разведке, их заместители, лидеры большинства и меньшинства сената и палаты представителей.

В рассматриваемый Вудвордом период председателями комитета сената США по разведке были: Барри Голдуотер (1981–1985 гг.) и Дэвид Дюренбергер (1985–1986 гг.), соответственно их заместителями — Даниэль Мойнихан (1981–1984 гг.) и Патрик Лихи (1985–1986 гг.).

Пост государственного секретаря занимали: Александр Хейг (январь 1981 г. — июнь 1982 г.) и Джордж Шульц (июль 1982 г. — январь 1989 г.).

Помощниками государственного секретаря по межамериканским вопросам были: Томас Эндерс, Энтони Могли, Эллиот Абраме.

Пост советника президента по национальной безопасности занимали: Ричард Аллеи, Уильям Кларк, Роберт Макфаряейн, Джон М. Пойндекстер, Фрэнк Карлуччи.

Директора центральной разведки адмирала Стэнсфилда Тэрнера разбудил будильник. Он не любил вставать рано и в этот четверг, 20 ноября 1980 г., поставил будильник на максимально допустимое позднее время, на 7 часов утра.

Шел 383-й день как пятьдесят два американца были задержаны в качестве заложников. Пленники Тегерана в начале месяца пустили ко дну президентство Джимми Картера. Тэрнеру предстояло в этот день сделать вводный доклад по разведке новому президенту Рональду Рейгану.

В начале года на первом этаже дома Тэрнера было установлено на несколько недель круглосуточное дежурство охраны, после того как Федеральное бюро расследований обнаружило на окраине Вашингтона нескольких иранцев, упражнявшихся в стрельбе по мишеням из дальнобойных винтовок. Но сейчас охрану сняли и в доме все было спокойно.

Тэрнер, пятидесяти шести лет, четрехзвездный адмирал в отставке, находился в расцвете сил. Системный аналитик, «мыслитель» военно-морского флота, окончивший академию ВМС, он всегда старался заглядывать в будущее при рассмотрении крупных проблем. Но он был эмоционален, и сейчас, оказавшись между старым боссом и новым, его обуревали противоречивые чувства.

В первую очередь ему предстояло рассчитать или угадать, когда и как довести до нового президента по-настоящему секретные вопросы, в том числе о потенциально взрывоопасных и рискованных операциях и технике шпионажа. Это — самая что ни на есть квинтэссенция, осадок на дне бочонка, то, что не просочилось в прессу и не стало добычей советской разведки. Передача таких сведений должна произойти с глазу на глаз, без каких-либо свидетелей, пока Рейган не назначит людей, которым он намерен их доверить. Тэрнер не мог разглашать эти вещи в присутствии политических приспешников Рейгана, которые толклись на двух предыдущих брифингах и, как можно ожидать, будут и на сегодняшнем. В одной из наиболее секретных разведывательных операций, о которой Тэрнеру, возможно, придется доложить президенту, своими жизнями постоянно рискуют более сотни человек.

Тэрнеру предстояло также обратить внимание президента на философскую, хотя и в широком смысле этого понятия, проблему столь специфической области деятельности, как соотношение возможностей и риска в шпионаже и подрывных действиях. В этой области президент обещал что-то совсем новое.

Тэрнер хотел бы лучше думать о Рейгане. Он видел в нем какую-то легковесность, налет этакой независимой конгениальности, когда он отмахивался от него, стараясь, видимо, показать, что точно так же отмахивается и от мировых проблем, отделываясь смехом, какой-нибудь голливудской историей или шуткой с привкусом консервативного догматизма. Какой контраст с сугубо серьезными, пристрастными, почти безжалостными допросами, которым Тэрнера подвергал Картер.

Последним вопросом, который предстояло решить Тэрнеру, было его собственное будущее. Ему хотелось довести до Рейгана свою готовность, даже желание остаться на посту директора. Как утверждали Рейган и его республиканцы. Картер настолько закупорил Центральное разведывательное управление, что оно фактически лишилось возможности вести эффективный шпионаж. Республиканцы говорили, что Тэрнер отличался чрезмерной чувствительностью к кампании Картера в области прав человека, что он слишком влюблен в новейшую технологию подглядывания и подслушивания с помощью спутников и электроники, хотя, что и говорить, дело это чистое и сравнительно безопасное. Но уж очень пассивное, поэтому-то Тэрнер и не использует все шансы. В адрес ЦРУ часто звучало слово «ослабленное». Как полагал Тэрнер, он мог бы опровергнуть это, если бы вновь избранный президент выслушал его. При нем ЦРУ провело несколько операций, которые могли бы покончить со скептицизмом Рональда Рейгана.

Своим главным помощникам Тэрнер говорил: «Рейган не хочет политизировать ведомство и будет следить, чтобы мы были на правильном пути». А их смешили его попытки показать, что он еще директор. Его старый флотский друг Хэрб Хэтью, отставной капитан и начальник отдела ЦРУ по связям с общественностью, считал, что Тэрнеру надо пройти курс лечения реальностью. «Они ни в коем случае не оставят тебя, — говорил ему Хэтью, — ни в коем случае. Они устроили целую кампанию, чтобы выбить у тебя все козыри».

Но Тэрнер упорно держался за свой оптимизм. Иногда это давалось тяжело. Как-то перед самыми президентскими выборами он собрал пятнадцать своих помощников на семинар в Кэмп Пири, на «ферме» — секретном учебном центре ЦРУ в сельской местности штата Вирджиния. Полушутя он предложил провести предварительное тайное голосование. Результат был как ушат холодной воды на голову: за Картера 2, за Рейгана 13. Это почти точно отражало соотношение голосов за и против Рейгана в коллегии выборщиков: 489 на 44.

Утро после выборов было особенно скверным. Коридоры штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли словно были заполнены радостью. Сотрудники, конечно, не высовывались из окон с ликующими криками, но многие восприняли победу Рейгана как парижане День освобождения.

Приняв душ, Тэрнер оделся и присел на несколько минут почитать газеты. Для начала он выбрал еженедельную проповедь «Крисчен сайенс». Он знал, что если не выделит для этого немного времени сейчас, то позже, в течение дня, его уже не будет. Он любил считать себя приобщенным к интеллектуальной ветви христианства — разум и дух превыше всего.

Проповедь на ближайшее воскресенье гласила: «… и со всей силой души твоей скажи своему ближнему, чтобы он пробудился. Отврати взор его от ложной очевидности его ощущений… Смотри в глубь себя…» Тэрнер подумал, что если говорить о нем, то это довольно странный призыв к руководителю самой большой и наиболее изощренной разведывательной службы в мире. Но ведь он сам был свидетелем, какой силой обладают подобные поучения. Его мать пережила 20-е годы, а отец, потеряв на бирже все деньги, покончил с собой. Позднее, когда единственный брат Тэрнера погиб в автомобильной катастрофе, он весь ушел в религию, чтобы как-то противостоять этой неожиданной трагедии и связанной с нею боли. Тогда Тэрнер уверовал, что «Ниспосланные испытания — это подтверждение заботы божьей.