Про себя я отметила, что распорядительница ни словом не обмолвилась о желании Лайлы занять мои покои. Вряд ли она была на стороне невестки, если судить по тому, что рассказала мне Найме. Не желает прослыть наушницей и сплетницей? Скорее всего.
— Велеть подать тебе кофе, Айше? Или мятный чай?
— Благодарю, шаисса, лучше чай.
Я позвала Ранию, распорядилась принести чай и углубилась в разбор документов.
Прервалась я только один раз — на обед, который Рания и Фатима принесли прямо в кабинет и который я разделила с Айше. К вечеру я чувствовала только усталость и все усиливающуюся головную боль. Но следовало признать, что распорядительница дело свое знала (еще бы, с таким-то опытом) и вопросов к ней у меня почти не возникло.
— Смотрю, расходы Лайлы за последние полгода несколько выросли? — все же поинтересовалась я.
— И все же шани получает далеко не все, о чем просит, — усмехнулась Айше.
— Например, вселиться в мои покои ей не удалось.
Женщина бросила на меня быстрый взгляд и понимающе кивнула.
— И не только. После отказа она затеяла ремонт в собственных. Так вот, ни тканую золотом парчу для обивки стен, ни бирюзу для отделки купальни я так и не закупила.
— Ты правильно поступила, Айше. Благодарю тебя, можешь идти. Рания и Фатима отнесут книги, куда ты им скажешь.
Распорядительница поднялась со своего места и с достоинством поклонилась.
— Я рада, что вы вернулись во дворец, шаисса.
Я позвала служанок, велела им помочь Айше, а после — принести мне ужин. Поужинав, направилась в купальню. В теплой воде тело расслабилось, а головная боль отступила. И, что скрывать, мысль о предстоящей встрече с Эдвином заставляла сердце биться чаще и приятно волновала. Платье я выбрала тщательно, заботясь, чтобы оно подчеркивало мои достоинства, но не производило эффекта, что я наряжалась с целью произвести впечатление. Мои волосы Фатима заплела в косу и перевила одной-единственной жемчужной нитью, в уши я вдела серьги с крупными жемчужинами — и более никаких украшений, вид у меня был достаточно скромный. Я нанесла капельку любимых духов на запястья и вышла в сад. Верная Фатима, скорее всего, что-то заподозрила, особенно после утренних рассказов повара, но вопросы задавать не осмелилась.
Эдвин уже поджидал меня у пруда.
— Вы выглядите усталой, шаисса, — заметил он. — День выдался нелегкий?
— Пришлось заниматься делами гарема, — ответила я. — Полагаю, в вашей стране хозяйственные дела тоже лежат на женских плечах.
— Думаю, так везде, — улыбнулся принц. — У нас говорят, что женщина хранит семейный очаг.
— Расскажите мне о своей семье, принц. У вас близкие отношения с братом?
— Очень. Эдгар старше меня на четыре года, но мы были дружны с раннего детства. Он многому меня научил.
— А его королева? Какая она?
— Изольда — прекрасная женщина, — лицо Эдвина осветилось улыбкой, а мое сердце болезненно сжалось. — Мудрая, добрая, решительная и очень красивая.
— Даже красивее Лайлы? Или Зульфии? — я очень хотела спросить о себе, но не решилась.
— Знаете, шаисса, женщин Империи трудно сравнивать с северянками — слишком уж они разные. Наши женщины высокие, стройные, с царственной осанкой, не привыкшие ни перед кем склонять головы. У Изольды косы цвета пшеницы, белая кожа и зеленые глаза.
— Должно быть, это очень красиво, — вздохнула я.
— Для Эдгара не существует женщины прекраснее. Для меня же… — и принц внезапно оборвал фразу.
— Вы знаете более красивую? — догадалась я.
— Знаю, — помолчав некоторое время, согласился он.
Ну вот, сам признался. И на что только я рассчитывала? Стало больно и обидно, так обидно, что горло перехватило, а к глазам подступили злые слезы.
— Какая-нибудь прелестная северная юная леди, помолвку с которой вы планируете заключить по возвращению? — спросила я, когда мне удалось взять себя в руки.
— Нет, она не северная леди, шаисса. Меня покорила яркая красота нежного цветка Южной Империи.
Сердце, до того, как мне казалось, бившееся с трудом, отчаянно заколотилось, а на губах сама собой появилась радостная улыбка. Я ни на минуту не забывала о том, что нам не суждено быть вместе, что в самом скором будущем меня ожидал вынужденный брак, но в это мгновение я чувствовала себя счастливой.
— А какие у вас отношения с братом, шаисса? — спросил Эдвин, отступая от опасной темы. — Мне показалось, что он вас очень любит — он так тепло о вас говорил, да и его поведение на званом обеде свидетельствовало об этом — но вот желание выдать вас замуж против воли говорит об обратном.
— Почему же? — я горько усмехнулась. — Отец тоже любил меня, ведь я была его единственной дочерью. Меня баловали, заваливали подарками. Но моего мнения о будущем супруге никто и не подумал спросить. Отец сам подобрал мне мужа. Во многих знатных семьях Империи подобное считается в порядке вещей. Селим еще оказал мне милость, предоставив право выбора.
Эдвин выглядел несколько шокированным.
— Значит, вас могли отдать за кого угодно: за старика, за калеку, за мужеложца, лишь бы брак был выгоден?
— Не думаю, что дело могло бы зайти так далеко. Все-таки мой отец — как и мой брат сейчас — желал мне добра и подобрал такого мужа, с которым я могла бы стать счастливой.
— И вы были счастливы, Амина?
Я сама не могла понять, почему так откровенна с северянином — должно быть, в ответ на его признание.
— Я не знаю, — честно призналась я. — Исмаил очень хорошо ко мне относился с самого первого дня нашего брака. Потом он неоднократно говорил мне, что со временем полюбил меня. Я же… Я уважала мужа, он стал для меня самым близким другом, но вот любить его у меня не получилось. Хотя он был весьма привлекателен, остроумен, начитан, мне нравилось проводить с ним время. Большего мне и не требовалось. Мы жалели только о том, что Небесный Отец не дал нам возможности иметь детей.
— Понятно, — угрюмо произнес Эдвин. — Но разве у вас никогда не возникало желания, чтобы рядом с вами находился не просто близкий, а самый любимый человек, тот, кто стал бы для вас единственным?
— Иногда возникало, — не стала я лукавить. — Когда я была юной девушкой, то иногда мечтала о любви — такой, о которой поют песни и сочиняют легенды. Но потом я повзрослела и поняла, что жизнь — не песня и не легенда, подходить к ней следует с иными мерками.
— Признаюсь, что не во всем с вами согласен, — голос принца прозвучал неожиданно грустно. — Но в данном вопросе традиции наших стран действительно различаются. Конечно, договорные и взаимовыгодные браки есть и у нас, но согласие невесты даже в таком случае является принципиальным.
— Простите, принц, но неужели вы полагаете, что, спроси отец моего согласия, я пошла бы против его воли? Боюсь, что и вашем королевстве возможность отказа при таком браке минимальна.
Эдвин покачал головой.
— Разве что в малом количестве случаев, шаисса. Поверьте, я знаю, о чем говорю. К тому же у нас редко заключаются ранние браки, а в достаточно зрелом возрасте спутника жизни выбирают уже осознанно и самостоятельно.
— Возможно, — не стала я спорить, — в любом случае, вам виднее, принц.
— И с связи с этим у меня есть еще один вопрос, шаисса. Вы примете решение своего брата и выйдете за Баязета?
— У меня есть выбор, — напомнила я.
Простите, если ошибаюсь, но я уверен, что свой, — Эдвин подчеркнул тоном это слово, — выбор Император уже сделал.
— Вы не ошибаетесь, принц, но Селим уже выдвинул мне свои условия и отступать от них не будет. Он пообещал одобрить любое мое решение. Кстати, — я лукаво улыбнулась, — он весьма сожалел, что нельзя заключить подобный союз между нашими странами.
— Вот как? — Эдвин выглядел удивленным. — И Император не побоялся бы отправить свою единственную сестру в страну снегов и льдов?
— Ах, принц, — я рассмеялась, — не вы ли недавно возмущались нашим обычаем заключать политические браки? Снега и льды не испугали бы меня. И уж точно не остановили бы Селима.