И мысль ее, словно отпущенная пружина, вернулась к той, о ком она старалась не думать вот уже столько часов, к той белокурой красавице, к знаменитой блондинке, которая лежит неподвижно, а вокруг нее — родственники, врачи, официальные лица Франции и Англии, фотографы со всего света, радиостанции, телеканалы, зеваки, соглядатаи и скорбящие, — к мертвой принцессе, ставшей сегодня центром вселенной.

Изувеченное тело приводили в порядок всю ночь, готовили к последнему появлению на публике. Лу много читала об этих технологиях, она чувствовала, как пальцы профессионалов касаются ее тела, выпрямляют кости и хрящи, заново облепляют их мясом, стягивают щипцами лоскутья кожи, сшивают и скалывают тонкими иголками, покрывают и разглаживают лицо воском, чтобы придать ему умиротворенный и чудовищно неузнаваемый вид.

Ивон наконец заснул. Как раз вовремя, Лу уже мутило от голода. Нужно хоть что-то перехватить.

На цыпочках она пробралась на кухню, открыла холодильник и, стоя в полоске зеленого света, проглотила одинаково безвкусные остатки риса и кусок швейцарского сыра.

Когда она вернулась в спальню и собралась улечься, Ивон, ничего не говоря, обнял ее. У нее хлынули слезы.

— В чем дело? — еле слышно спросил он.

Лу всхлипывала, Ивон принялся ее успокаивать:

— Тебе лучше. Раз хочется есть, значит, ты выздоравливаешь.

Да, сказала Лу. Ей ужасно хотелось, чтобы он поцеловал ее за ухом и в шею, но она перевернула его на спину, чтобы прильнуть губами к губам.

*

— Ты что-то рано уходишь сегодня, — заметил Ивон. Он сидел на своем стуле и пил кофе, обхватив руками чашку.

Он был еще в пижаме. Лу уже успела натянуть маленький черный топик, красные полотняные "корсары", на ходу проглотила кофе.

— Это только сегодня, — ответила она. — Я начинаю как обычно, просто мы встречаемся с Анжелой у "Конфорамы" на Новом мосту, нам надо прийти к самому открытию, купить шесть плетеных кресел для террасы; на двух машинах мы сможем все увезти.

Она подошла сзади к Ивону, наклонилась и через плечо легко поцеловала его в уголок губ.

— Вечером я свободна, — добавила она. — Вернусь к половине восьмого.

Ивон продолжал разглядывать ее:

— Что-то ты бледненькая. Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

— Да, — сказала Лу, — все прошло.

Она схватила свою сумку и махнула на прощание рукой. Улыбайся, приказывала она себе, — и улыбалась.

На лестнице она вздохнула свободней. Это внимание, забота, пристальный взгляд… Еще немного, и она бы не выдержала.

Спустившись в гараж, она сразу же взглянула на поцарапанный кузов и осколки стоп-сигнала с какой-то дурацкой надеждой, что они окажутся целехоньки. Но чуда не произошло, кошмар был вполне реален. Лу вывела "фиат" задним ходом, развернулась, как она делала каждый день, чтобы выехать сначала на улицу Сабль, а потом на улицу Марэ в направлении авеню Генерала Леклерка, Севрского моста и Парижа.

Оказавшись на улице Марэ, где Ивон уже не мог ее видеть, она повернула в противоположную сторону — к Версалю.

Через пятнадцать километров, миновав Поршфонтен и Версаль, она обогнула замок и выехала на дорогу в Сен-Сир. Погода стояла великолепная. Лу вспомнила, что всякий раз, когда она ходила на похороны, тоже стояла великолепная погода.

Она припарковала машину в центре Сен-Сира, возле красивых старинных зданий. Наверно, монастырь, — предположила она и быстро зашагала вперед. Ее переполняло такое ощущение свободы, что хотелось бежать. Но сейчас не стоило привлекать внимание; она замедлила шаг.

Метров через двадцать она обнаружила отделение Парижского национального банка с банкоматом, достала кредитку и решила попытать счастья. В тысяче франков ей было отказано. Она попробовала запросить триста. Запрос принят. Никогда не пойму, как он считает максимально возможный запрос. Попробую еще раз сегодня днем.

Вроде бы никто не следил за ней. Естественно, сказала она про себя. Кому это надо следить за мной? Однако она прекрасно знала кому. Среди гущи прохожих на улице Жана Жореса она боялась увидеть Ивона.

Впрочем, она заглядывалась на прохожих, как будто никогда не видела снующей толпы. Она чувствовала себя так, словно между ней и ими была пропасть. Наверно, так смотришь на других, когда знаешь, что у тебя рак, а никому это и в голову не приходит, подумала она.

Ее раздразнил запах теплого хлеба из булочной перед монастырем, ноги сами понесли ее к дверям. Она купила два круассана и, едва сдерживая желание проглотить их тут же на месте, спросила продавщицу насчет автомастерских в Сен-Сире.

— Автомастерские? — с идиотским видом переспросила девушка.

— Где автомеханики работают, для машин, — сказала Лу, которой эти слова обжигали губы.

— Мадам Одуэн! — крикнула девушка в дверь за спиной. — Тут интересуются ремонтом машин.

Лу захотелось сбежать, но мадам Одуэн уже вышла к ней и взяла все в свои руки.

— Вам нужна автомастерская? — повторила она. — Чтобы починить машину?

— Нет, не для того чтобы чинить, — ответила Лу, — но да, автомастерская.

— Какая у вас машина? — громко спросила дама и продолжила, не дожидаясь ответа: — Мастерские "Рено" на авеню Дивизьон-Леклерк, "Ситроен" подальше, на улице Пьера Кюри, все зависит от того, какая у вас машина…

— "Рено", прекрасно, — быстро сказала Лу, — спасибо, большое спасибо.

— Не забудьте ваши круассаны, — напомнила продавщица.

— Спасибо, — повторила Лу.

Она бросилась прочь и метров пятьдесят почти пробежала. Эти две гренадерши орали так, что их, наверно, было слышно на улице. Еще легко отделалась. Я чуть было не проболталась про "фиат", чуть было не сказала, что мне нужно починить "фиат". Все, хватит расспросов. Надо найти почту и телефонные справочники.

— Почта есть на улице Гамбетта, на другом конце Сен-Сира, — объяснила ей загорелая, экстравагантно одетая блондинка.

Сознавать, что ты сама по себе, отдельно ото всех, да еще когда никто об этом не догадывается, значит быть одинокой вдвойне, отметила Лу. Такое испытываешь, когда вдруг оказываешься в каком-то непривычном месте, когда вынужден скрываться. Или когда рвешь с жизнью, которую больше не можешь выносить, когда расстаешься со своей сущностью. Если я пущусь в бега, моя жизнь будет именно такой.

Листая телефонный справочник и наспех заглатывая свои круассаны, она нашла шесть адресов авторемонта. Она снова вышла из машины и купила в киоске рядом с булочной "Либерасьон", "Фигаро" и карту Сен-Сира.

Вернувшись в машину, она сразу же заперла обе дверцы, не переставая насмехаться над собой: какая глупость, чем тебе это поможет? У нее не хватало духу открыть газеты. Потом, потом, повторяла она, а пока искала и отмечала на карте местонахождение мастерских. Единственная, которая не занималась конкретными марками — "Павийон, ремонт всех автомобилей", — находилась на самой окраине. Сразу две причины, чтобы выбрать именно ее, решила Лу.

Расположенная у восточного выезда из Сен-Сира, над железнодорожными путями, это была старая автомастерская широкого профиля, с цементным полом, грязью всевозможных цветов и непроницаемыми стеклами, за которыми, как водится, скрывалась заваленная бумажным хламом контора.

В конторе никого не было, однако следом за Лу вошел большой и мрачный мужчина лет шестидесяти.

— Что нужно? — спросил он с сильным русским или хорватским акцентом.

— Надо кое-что подправить в двух местах, ничего серьезного, — объяснила Лу. — Посмотрите?

Она повела его к "фиату", холодея при мысли о том, что произойдет через минуту.

— Это случилось сегодня ночью, — уточнила она. — Я оставила машину на своей улице, в спокойном месте, и вот пожалуйста. И никакой визитной карточки, как вы догадываетесь.

— Я и хуже видел, — заметил человек, который, как показалось Лу, был хозяином мастерской.