«Не вернуться ли? Помочь бы надо». Но в ушах словно застряли слова лейтенанта: «Приказываю! Доложи!»
…Глубокой ночью, едва передвигая ноги, Сережа добрался до партизанской базы. Брат Петр уже встречал его у реки.
— С вечера жду, — сказал он, прижимая к себе Сережу, радуясь его возвращению. — Замерз, небось?
— Ни капельки. Даже жарко было. Только есть охота. — Сережа не стал огорчать брата рассказами, как ему было холодно и даже страшно.
— «Василису» не видал? — спросил Петр. — Да, не все кругло вышло у нас.
— Случилось что-нибудь?
— Коля-лейтенант погиб, — выдавил брат. — И Василий пока не вернулся…
Мальчишку, как кипятком ошпарило, сердце заныло…
— А может живы, — усомнился он. Так не хотелось верить, что нет в живых лейтенанта-москвича с улицы Горького.
— Я нес его. Он дышал еще. А Вася прикрывал нас. Потом… — Петр запнулся, голос дрогнул, — Коля умер. Ну, чего размокрился? — деланно суровым голосом прикрикнул брат. — Это тебе война, — и, обняв мальчика, повел его в землянку. — Не реви.
Успокоившись, Сережа попил горячего чаю с сухарями и тотчас заснул, сидя за столом. Он и во сне все плакал. Проснулся в слезах. Приснилось, будто немцы поймали отца и повели расстреливать. И будто отец его — лейтенант Коля…
Открыл глаза. За столом в той же позе сидел брат и что-то писал. В землянке было жарко и дымно. Коптилка из гильзы мигала. В углу дремал дежурный радист. На жестяной печке, которую смастерил «Василиса», монотонно свистел чайник.
— Петя, а наш отец в плен не может попасть?
Петр снял с Сергея сапоги, раздел и, не ответив на вопрос брата, сказал:
— Ложись, спи.
Брат еще что-то долго писал, грыз карандаш, а Сережа лежал и никак не мог уснуть. Думал о Коле-лейтенанте. Где-то там, в Москве, его родные, и они не знают, что их сын, выполняя боевое задание, погиб. А может быть, им уже давно сообщили о том, что Коля пропал без вести. Вот она какая война…
…Три дня продолжались поиски Василия Панкова. Ходили разведчики в ближайшие деревни, спрашивали у жителей, прочесывали лес, подавали сигналы рожком из бересты, но все безрезультатно. Решили, что пропал без вести. Но однажды утром «Василиса» неожиданно появился. Идет по тропинке, улыбается. Жив-живехонек и невредим. Лицо красное. Из-под кубанки ручьями льется пот.
Первым встретил его Сережа, потому что вдали от землянки кормил белку Машку. Любила Машка сухари. Возьмет в лапы, сядет на сучке и грызет. Совсем не боится людей.
— Живой! Живой! — закричал Сережа.
— Чего кричишь? Если бы я был не живой, то как бы пришел? Идем, поможешь, — сказал Панков и, ухватив Сережу за рукав, повел вниз к реке.
На берегу стояло что-то непонятное на двух колесах и с двумя трубами. Которая поменьше — торчала кверху из круглой крышки, а другая — побольше, была направлена на противоположный берег.
— Это что, пушка какая или миномет?
— И то, и другое, и третье, — ответил «Василиса». — Незаменимое орудие. Верст двадцать тяну, руки до крови истер. — «Василиса» показал закопченные мозолистые большие руки. — Заряжен агрегат, потому и тяжелый. «Кашеметом» называется.
Сережа удивленно покачал головой и подошел поближе. Вдвоем выкатили «кашемет» на дорогу, поставили против землянки командира. Собрались партизаны. На радостях обнимают Василия. Все довольны возвращением партизанского повара. А герой дня заломил кубанку и балагурит:
— Принимайте, братцы, современную технику. «Василиса» подает в отставку!
Кто-то предложил Васе хлеба. Отказался:
— Я сыт по горло, братцы, — он стукнул ладонью по крышке агрегата, — тут еды полно. Ну и тяжела. Придется впрягаться дяде Грише.
А тем временем и сам великан вышел из землянки. В полушубке, без шапки. Трет глаза спросонья, не поймет, по какому случаю шум?
— Это что еще за штукенция?
— «Кашемет»! — поспешил объяснить Сережа.
— Что за орудие?
— Орудие, как орудие. Бьет…
— Эх ты, Сергунька, а еще разведчик, — упрекнул «Василиса». — Я же пояснял, что это «кашемет». Вот сюда закладывается крупа, а вот отсюда вылетает каша. — Он направил трубу на Сережу и ударил по жести кулаком. Запахло гарью.
— Ну и что, кашей стреляет? — спросил Сережа, догадываясь, что Василий шутит.
— А то чем же? Размазней — трах!
— Ты мне толком объясни, — обиделся дядя Гриша. — Я, браток, во флоте был, сухопутную технику не знаю. Что это за пушка? Для дезинфекции, что ли?
— Я и говорю, — ответил Панков, — натуральный «кашемет». Пойдут немцы в атаку, а я их из «кашемета»… Особливо, когда «хайль» будут орать. Так рты и замажу. А бьет, чертяга, метко!
— Тогда кашу надо пересолить, — послышался голос комиссара, — а ты на это мастер. Пересоленой кашей если по немцам ударишь из «кашемета», считай — победил. Они завернут к реке пить воду, а Сергунька подойдет и под зад ногой… А плавают они плохо. Вот и утонут.
Возле походной кухни собрался почти весь отряд. Смеялись от души. Громче всех хохотал Сережа, когда узнал, что Вася прибуксовал обыкновенную немецкую походную кухню.
— Ха, ха, ха! Вот это «кашемет» так «кашемет»! Здорово!
Лишь дядя Гриша был серьезен. Он пробовал, насколько тяжела кухня. А вдруг и впрямь придется вместо тягача таскать ее?
— Нет, ничего, кухонька справная. В крайнем случае на себе можно дотянуть. Пойдет! — великан крякнул и только теперь улыбнулся.
Так и прозвали трофейную кухню «Василисиным кашеметом». Поваром был уже не Василий, а тетя Клава, жена местного лесника. Дом ее спалили немцы, а сам лесник погиб на фронте.
Дяде Грише было поручено буксировать кухню во время переходов. Великан не огорчался. Ему это, что Сереже санки тащить. А выгода прямая — сварит тетя Клава кашу, дяде Грише первый черпак.
Дремучие ели, укутанные снегом, издали похожи на огромных часовых в белых маскировочных халатах. Сережа притаился на сучке, как взъерошенный воробей, и всматривается в мутную снежную даль. Он в дозоре.
Хорошо в дозоре летом: тепло, птички поют. А зимой на ветру долго ли просидишь? Пробирает до костей.
По времени должна скоро подойти смена. И когда с ветки слетела стайка красногрудых снегирей, издавая звук, похожий на судейский свисток, Сережа подумал, что идет кто-то из партизан. Но увидел незнакомого человека, который пробирался по глубокому снегу прямо в сторону Сережи.
«Кто бы это мог быть?» — подумал мальчик.
Сережа взял автомат на изготовку. Вскоре он увидел, что идет никто иной, как женщина. Это уже не так опасно, пусть подойдет ближе. Даже мелькнула мысль: «А вдруг это мама?» Вот она уже совсем близко. Хорошо видно без бинокля, что женщина маленькая ростом, в полушубке, на голове белый платок. Возле дерева остановилась, расстегнула полушубок.
— Фу, жарко, — сказала она.
Сережа спрыгнул с сучка, наставил автомат. Незнакомка с испугу села на снег, но, увидев мальчика, улыбнулась…
— Как ты напугал меня…
— Куда? — строго спросил Сережа.
Девушка посмотрела на него большими голубыми глазами и ответила, улыбаясь:
— А ты кто? Лесник?
— Это не твое дело. Куда идешь?
На морозе девушка разрумянилась и чем-то напоминала снегурочку. Сергей даже разозлился на себя за такие мысли. Он же на посту!
— Нечего по лесу шляться в такую погоду. Замерзнешь. Иди домой!
— А может я немецкая разведчица, ищу партизан!
Сережа шуток не принял, кашлянул для пущей важности, выпрямился, указал стволом автомата.
— Ну-ка, разведчица, марш со мной! Там разберутся.
— А вот и не пойду, — все улыбалась девушка. — Подумаешь, какая строгость.
«На кого же она похожа?» — напрягал память Сергей, но вспомнить так и не смог.
— Марш впереди меня, говорят тебе!
— Товарищ партизан, а как вас зовут?
— Не положено разговаривать. Иди!
— Ты, конечно же, самый главный разведчик? А я сразу не догадалась.
— А ты главная шпионка у немцев? Ишь, разговорилась…
— Дорогой товарищ начальник, может ты скажешь, где землянка командира? А я подарю тебе фонарик. Пригодится разведчику… У меня и рукавички есть, возьми.
— Иди, иди! Не разговаривай!
— Ну, так и быть, раз приглашаешь, пойду…
Когда проходили мимо кухни, дядя Гриша окликнул:
— Сергунька! Ты, никак, снегурочку под Новый год встретил?
Сергей буркнул что-то невнятное и не оглянулся.