Тут к станичному Совету подъехал еще один грузовик, и Никита Никитич пошел встречать гостей, так и не узнав, на что же Сергей должен был обратить внимание.

— Яман-Джалга прибыла! — крикнул Никита Никитич. — Соседи! Давненько я не видел вас в Родниковской!

— А ты у нас часто бываешь?

— Не с руки!

— Ну, что тут и как? Скоро начнем?

— Какой быстрый! Веди свою делегацию к столу!

— А зачем к столу? Возьми список и перепиши — всего двадцать четыре представителя. Мало?

Никита Никитич хотел еще что-то сказать, но в это время загремели две линейки и тачанка, показались всадники, и он, идя им навстречу, проговорил:

— Хуторяне! Ишь какая шумная компания!

Покамест Никита Никитич занимался гостями, по улицам Родниковской скакали на конях посыльные и созывали на площадь людей. Когда же стемнело и на столбах, стоявших полукругом по всей площади, зажглись огни, народу собралось столько, что никакой клуб вместить его, конечно, не мог. Приехал Сергей Тутаринов, и было решено открыть собрание здесь же, перед зданием станичного Совета. Стол, покрытый красной материей с темными, застаревшими следами разлитых чернил, был установлен на крыльце, как на сцене, тут же поставлена высокая и узкая, похожая на ящик, трибуна, появились стулья, графин с водой, чернильница. По просьбе Сергея два подростка принесли из школы ученическую доску и поставили ее рядом с трибуной.

То, что образовалось на станичной площади, не имело ни малейшего сходства с обычным собранием, какие бывают в клубах или вообще в помещении: по своему внешнему виду это был скорее всего митинг. У здания станичного Совета как попало стояли грузовики, тачанки, линейки, двухколесные шарабаны, и тут же, возле дышл, распряженные лошади в хомутах ели траву. С гор дул ветер, и было свежо, как в поле. Люди разместились где кто мог; тачанки и линейки были нагружены людьми так, что рессоры сплющились и уже не качались; на грузовиках, как на галерке, тоже тесно: кто забрался в кузов, кто удобно примостился сверху кабины или на радиаторе, а кто уселся на место шофера. Иные же мужчины заняли «места» еще более удобные: залезли на лошадей и уселись не верхом, а набок, свесив обе ноги, как на скамейке. Некоторые, расстелив бурки, улеглись тут же, вблизи крылечка.

Когда был избран президиум и утверждена повестка дня, Никита Никитич, как хозяин станицы, занял место председателя и предоставил слово докладчику. Приглаживая рукой смолисто-черный чуб, Сергей подошел к трибуне.

Наш план преобразования природы, благоустройства земель и реконструкции станиц, — сказал Сергей негромко, — вырос из коллективного строительства Усть-Невинской ГЭС, чьим светом мы уже озаряем эту площадь… Зарождался план на собраниях колхозов, в станичных Советах, и вот наступило время вынести его на рассмотрение представителей родниковского куста… Для сведения собравшихся сообщаю: в усть-невинском кусте, куда приезжали делегации Рощенской, Хумаровской и шести хуторов, план уже был рассмотрен и принят. — Сергей посмотрел на живописный вид собрания. — Теперь слово за вами!

— За нами, Тимофеич, — это да! А только сперва тебя послушаем!

— Давай запевку, а тогда мы уже все, хором!

Сергей пригладил спадавший на глаза чуб.

— То, о чем я буду вам рассказывать, есть пока что только мечта, но мечта такая, у которой уже выросли крылья! Взгляните хотя бы на Родниковскую — вот она, наша мечта, вся перед вами! — Сергей протянул руку, и все собрание как бы по его воле посмотрело на площадь, освещенную огнями. — Вот оно, старинное казачье поселение, бывшее когда-то крепостью наших предков, лежит перед нами, и мы видим эту станицу и такой, какой она была, какая есть, и такой, какой еще будет… Деды и прадеды наши поселялись в этих местах, где кто мог, строили курени, кому где вздумается, — тогда люди не знали, что такое план, а о красоте никто и не думал, оттого и достались нам в наследство эти кривые улочки и переулки, эти разбросанные дома. Теперь под руководством нашей родной Коммунистической партии на Кубани выросли новые люди, они-то и хотят сделать свои станицы благоустроенными, красивыми. Сперва осветили улицы, площади, хаты. Но этого мало!.. Посмотрите, чего мы хотим! Нет, нет, вы не смотрите на площадь, а взгляните сюда — вот будущее Родниковской!

Сергей развернул белый и очень большой лист бумаги и приколол его на доске, — тут все увидели чертеж Родниковской… Казалось бы, что могло быть такого особенного и в жирных линиях, и в черных квадратиках, и в треугольниках? Мало ли бывает таких чертежей? Оказалось же, что именно этот чертеж был необычный, и по этой причине на него смотрели так, точно на ученической доске был приколот не лист белой бумаги, испещренный линиями, а развешан киноэкран и на нем живой картиной рисовалась знакомая и неузнаваемая Родниковская. Сергей попросил у сидевшего за столом какого-то коневода плетку с махорком и начал, как указкой, водить ею по карте и давать самые краткие пояснения (тут многословия не требовалось).

— Перед вами будущая Родниковская… Сады располагаются так…

Сергей обвел махорком плетки вокруг станицы, и люди увидели тенистые сады, — зеленой шалью окутывали они Родниковскую со всех сторон, а от площади к садам, как лучи от солнца, протянулись ровные улицы с тротуарами и с деревьями в три ряда. Затем махорок плетки пробежал на площадь и замер на сером квадрате.

— Здесь вырастет станичный парк с театром и Домом культуры. — Махорок перебежал на другое место и остановился. — Против станичного парка намечено строительство районного Дома зооветеринарии.

Послышались голоса:

— А что это за дом такой?

— Почему районный?

— Районный надо строить в Рощенской.

— Это Никита Никитич в свою пользу мудрует.

— Поясню… Тут, товарищи, расчет простой. Без науки мы жить не можем — это теперь все знают. Вот и нужно для наших ученых-практиков построить: в Родниковской, как она стоит в горах близко к животноводству, — районный Дом зооветеринарии; в Рощенской, расположенной в центре зернового хозяйства, — Дом агротехники и семеноводства; в Белой Мечети, которая славится у нас садами, — Дом мичуринцев, в Усть-Невинской, являющейся нашим энергетическим центром, — Дом электриков и механизаторов. Со временем они, может, станут своего рода филиалами Академии сельскохозяйственных наук.

Снова голоса:

— Вот оно какая песня!

— Академия — дело стоящее.

— Академию построим, а где ж академики?

— Найдутся… А наш Андрей Васильевич Кнышев? Чем не академик?

— Тише, граждане! — властно крикнул Никита Никитич. — Прений еще не открывали.

— Обратимся снова к Родниковской. — Махорок забегал по карте. — На этом месте вырастет двухэтажное здание школы, а в этом квадрате — универсальный магазин. — Махорок пробежал по карте и остановился в том месте, где Кубань делала петлю. — На острове построим стадион, а через речной рукав перекинем пешеходный мост… Теперь снова обращаю ваше внимание к станице. В районе колхоза «Власть Советов», вот на этой возвышенности, будет стоять водонапорная башня, от нее, как корни от дерева, разойдутся — вот линии — железные трубы и вода ручейками пойдет в каждый дом. По улицам проложим канализацию — это позволит иметь в домах станичников ванну, умывальник, теплую уборную и вообще удобства.

Тишина, как натянутая нить, оборвалась:

— Культурно!

— А ты что ж, сват, удивляешься, — движение!

— Заманчивая жизнь…

— Имею вопрос: это только в Родниковской такое намечается?

— Не может того быть! Дело коллективное…

— Удобство — это да! — сказал мечтательно старик, сидевший на коне. — Чи тебе нужда искупаться — пожалуйста, чи детишек помыть — лезайте себе в ванну и купайтесь, чи бабам белье прополоскать — вода и все такое прочее под рукой.

— Куда там! Бабам ожидается райская жизнь!

— И за сарайчик в стужу не надо бегать!

— Оно-то так, вещь дюже подходящая, а какой на нее капитал потребуется? Кто будет финансировать? Государство или бюджет местный?