Ночью приснился сон. Я завис в свободном полёте над огородом, погода тёплая, солнечная, настроение лёгкое, умиротворённое. Парю над культиватором, проверяя взглядом, все ли детали на месте. Довольный осмотром и окончательно убедившись, что культиватор готов к пахоте, плавно сажусь на крыльцо и, понимая, что одновременно с этим я сплю, говорю сам себе, будто повторяя чужие мысли: «Завтра надо встать в шесть утра, завести двигатель, и всё будет отлично».
Утром, окончательно проснувшись без десяти шесть, быстро оделся и, не завтракая, вышел на крыльцо. Уже почти рассвело. Уверенность и знания, которые без моего участия наполнили меня во сне, придавали спокойствие и силы. Крыльцо, крышка колодца, трава, деревья — всё было покрыто обильной росой. Я подкачал бензин, с нетерпением схватил шнур стартёра, дёрнул — и двигатель завёлся, быстро вошёл в рабочий режим и надёжно и ровно заработал на холостых оборотах.
Работалось весело, с подъёмом. Я быстро вспахал весь участок и до сих пор не знаю и не понимаю, что за озарение, что за знание пришло ко мне во сне и почему удачная пахота должна начинаться именно в шесть утра?
На Сийских озёрах
Сийские озёра — моё любимое место отдыха под Архангельском, я бывал в тех местах неоднократно, а всё не надоест, всё тянет туда. Сейчас там восстанавливается древний Антониево-Сийский монастырь, а в начале шестидесятых годов на месте культовых зданий монастыря существовала база отдыха автокомбината. Летом — пионерский лагерь для детей, в другое время года отдыхали взрослые: собирали ягоды, грибы, парились в баньке, катались на лодках, пили водку — словом, отдыхали трудящиеся, как отдыхали тогда на подобных базах отдыха по всей России — от Тихого океана до Балтийского моря. Но привлекало меня это место, скажу честно, не полуразрушенными монастырскими зданиями, а чудесными сосновыми борами на берегах больших и малых озёр, сухими песчаными дорогами и дорожками, засыпанными сосновыми иглами и шишками, по которым хорошо неторопливо бродить с корзинкой или передвигаться неспешно на автомобиле. Пожил на одном озере — надоело, собрал пожитки, загрузил в машину и переехал на другое, ещё более красивое место. В десяти километрах по шоссе — большое село, где есть магазины и всегда можно пополнить продуктовые запасы и, если припрёт, позвонить по телефону куда надо.
Впервые я попал в эти места, когда дорога на Вологду ещё только строилась, и чтобы добраться до озёр, надо было делать несколько объездов по старым грунтовкам вдоль берега Северной Двины, по которым ещё Ломоносов добирался до Москвы с попутным обозом. Сразу оговорюсь, что зимой я бывал там редко, видимо, потому, что рыбацкая удача на подлёдном лове в этих местах обходила нас стороной. В этом лабиринте озёр, соединённых, как правило, протоками, найти рыбное место зимой не удавалось, да и сто пятьдесят километров по зимней дороге до места лова, где даже на уху не поймаешь, энтузиазма не вызывали.
Досадная неудача на подлёдной рыбалке на Сийских озёрах случилась у меня в семидесятых годах, в апреле, и чуть не послужила причиной для полного отказа от ловли рыбы зимой.
В третьей декаде апреля, накануне ледохода, позвонил мой старинный приятель и коллега и попросил организовать рыбалку где-нибудь на озере, в лесу, куда можно добраться на его служебной «Волге». Первое, что мне пришло в голову, — Сийские озёра. Несколько из этих озёр расположены недалеко от проезжей зимой дороги, поэтому, пройдя от машины не более ста метров, мы попадём на лёд и уж как минимум ершей на ушку спроворим. Приятели с предложением согласились, и в субботу рано утром мы втроём загрузились в «Волгу» и отправились на юг, к Сийским озёрам. Асфальтовое шоссе уже полностью оттаяло от наледи, и машина быстро, без остановок, домчалась до озера, где мы и расположились метрах в пятидесяти от берега. День удался на славу — с ярко-голубым небом, ослепительным солнцем, ни ветерка, тишина и покой, хоть скидывай полушубок и загорай под горячими лучами весеннего солнца.
Но рыба на наши весенние восторги отвечала бойкотом. Чуткие кивки были уныло неподвижны, не помогли потрясывания удочками, прикормка в виде хлебных крошек, сверление новых лунок, смена мормышек. Для укрепления нашего пошатнувшегося настроения мы периодически собирались в кучу, выпивали стопку-другую водки, закусывали обильной домашней снедью и, не теряя надежды, разбегались по своим ящикам. Наконец я привязал самую мелкую мормышку к тончайшей японской леске, и на отмели, у камышей, на насадку из мотыля дрогнул чуткий, из кабаньей щетины кивок, и я подсёк и вытащил прозрачного, тоньше мизинца, окушка. Но радость была преждевременной, больше ни одной рыбки мы в тот день не поймали. Рыба издевалась над нами. Постепенно интерес к рыбалке падал, и часам к двум мы не сговариваясь собрались у машины, допили запасы вина и покатили в сторону дома.
На станции Исакогорка, на окраине Архангельска, в старинном деревянном тереме, построенном по эскизам знаменитого художника Васнецова ещё во время открытия движения по вновь построенной железной дороге Архангельск — Вологда, располагался продовольственный магазин, не посетить который мы не могли.
Рыбацкие амбиции требовали удовлетворения. Прикупив ещё некоторое количество вина, поехали в сторону дома. Все жили в одном микрорайоне, поэтому решено было допить вино в машине и разойтись по домам. Но тут возник третий наш спутник и настойчиво стал приглашать к себе домой, чтобы, как он выразился, «культурно поужинать в цивильной обстановке». Потом оказалось, что он просто побаивался суровой супруги и затащил нас к себе, чтобы смягчить возможные кары.
Как мы цивильно поужинали, я помню очень смутно, но пробуждение назавтра было ужасным. Глубокая депрессия, сухость во рту, гигантское чувство вины, будто я сотворил вчера что-то чудовищное. Моё мысленное самобичевание нарушила жена: «Витюша, где твои причиндалы? Бур, ящик, приёмник?» — подлила масла в огонь она, вопросительно и жалостливо глядя на мою физиономию. После длительной паузы, вызванной полным тугодумием и чугунной головой, я судорожно ответил: «Всё, всё к чёртовой матери, потерял, выбросил, какая разница, на рыбалку — ни ногой, и слава богу, что потерял. Клянусь! С рыбалкой завязал, да и что это за рыбалка без рыбы! Всё, всё, завязал и точка!». Жена тихо прикрыла дверь и без комментариев удалилась. Моё моральное и физическое состояние было ужасным, спасительный сон не шёл. Я тихо встал, так же тихо оделся и бесшумно вышел на улицу глотнуть свежего воздуха. На улице меня ждал сюрприз — натюрморт, достойный великой кисти. На крыльце стоял мой рыбацкий ящик, рядом с ним находился работающий приёмник «Океан», к стене прислонился красный ледовый бур. Под музыку станции «Маяк» настроение резко пошло вверх. После кружки пива в дешёвой забегаловке самочувствие улучшилось и только что данная клятва автоматически дезавуировалась[4] ввиду чудесного возвращения рыболовных снастей и прочего имущества.
К первой поездке на Сийские озёра мы с моим другом Володей начали готовиться заранее. Оформили недельные отпуска на работе, взяли напрокат двухместную складную байдарку с вёслами, подыскали объёмные рюкзаки, собрали рыболовные снасти, топор, котелок, посуду, закупили продукты и в первых числах августа на «москвиче» моего приятеля отправились в путь. Хозяин «москвича» был за рулём и одновременно выполнял роль проводника.
До места добирались около пяти часов, с многочисленными объездами по разбитым грунтовкам. Но, когда свернули с основной дороги в сосновые боры с беломошником и несколько километров ехали по сухой песчаной дороге среди стройных сосен, вдыхая пропитанный сосновой смолой воздух, среди сверкающих слева и справа озёр, восторгу нашему не было предела. Наконец, выехали на большую овальную поляну на берегу озера, окружённую сосновым бором. В центре поляны стояла рубленая изба, слева, ближе к лесу, виднелось строение, похожее на амбар, как потом оказалось — лесхозовская шишкобойня для заготовки семян сосны, у самой воды стояла ещё одна маленькая избушка, закрытая на висячий замок. Около избушки лежала вытащенная на берег небольшая дощатая плоскодонка. Изба, это был лесхозовский кордон, была в полном порядке, мы занесли вещи и стали обживать наше временное пристанище.
4
Дезавуирование — от фр. слова, в дипломатии обозначает отказ от ранее принятого решения.