Глава девятая

Это будет очень странно.

Оуэн стоял у окна своей новой квартиры, глядя на залив. Квартира открытой планировки в «Небесной Точке» была уставлена нераспакованными коробками. Не было никакой срочности в том, чтобы открыть их — большая часть их была наполнена старыми книгами, чтобы довести до совершенства иллюзию пары, переезжающей в свой новый дом.

Пара.

Это будет очень странно, подумал он и посмотрел на воду, размышляя, как, чёрт возьми, он собирается пережить всё это.

— Ну всё, я распаковалась.

Оуэн отвернулся от окна, когда Тошико вышла из спальни. Она была одета в джинсы и тонкий свитер, который тесно облегал её фигуру. Волосы она собрала сзади в хвост. Оуэн предположил, что именно так она выглядит, когда у неё выходной, и с удивлением понял, что на самом деле ни разу не видел Тошико в её выходной день. Она выглядела точно так, как должна выглядеть женщина в день переезда в новую квартиру. Она выглядела хорошо. Но от этого было не легче.

— Здесь есть гардеробная, — сказала она ему. — Я повесила все свои вещи справа. Ты можешь занять левую сторону.

— Без проблем, — ответил Оуэн. — Я всё равно одеваюсь слева.

Похоже было, что Тошико не поняла шутки.

— Я разберу свои вещи позже, — сказал он. — Хочешь кофе?

— Отлично, — она сверкнула глазами.

Оуэн отправился на кухню и наполнил чайник, а затем вытащил кружку из коробки с кухонными принадлежностями, которые собрал для них Йанто. Кружки были элегантными, высокими и тонкими, с серебристыми ободками. Очень в стиле Йанто. В квартире Оуэна кружки, из которых он пил (стоп — подожди! — кружки, из которых он пил раньше) представляли собой коллекцию посуды со сколами и пятнами от чая и выглядели так, словно Оуэн собирал их долгие годы у приходящих рабочих.

Он поставил одну кружку на рабочую поверхность и начал разбираться с высокотехнологичной кофе-машиной, которая изначально находилась на кухне. Йанто упаковал для них полный обеденный сервиз — фактически, всё, что нужно — но они не собирались сервировать здесь стол больше чем на одного человека. Оуэн предполагал, что это поможет сэкономить на мытье посуды. Шесть тарелок, шесть комплектов столовых приборов — при определённой удаче он сможет уехать из «Небесной Точки» ещё до того, как посудомоечная машина окажется заполненной наполовину.

Он включил кофеварку, и внезапно квартира наполнилась звуками музыки. Джаз. Квартет Дэйва Брубека[7]. Оуэн обернулся, посмотрел в комнату и увидел, что Тошико стоит у акустической системы. Музыка, казалось, лилась из каждого угла квартиры.

Покачиваясь в такт «Love For Sale», она поймала взгляд наблюдающего за ней Оуэна. Неожиданно смутившись, она улыбнулась и немного убавила звук.

— Прости. Ты не против? — спросила она.

Оуэн пожал плечами и не смог сдержать улыбку.

— Я не знал, что ты любишь джаз.

— Моя мама — большая поклонница джаза. Она постоянно его слушала, когда я росла.

— Со мной то же самое. Я всегда думал, что это единственное, что может заставить моих родственничков прекратить гоняться друг за другом с кухонными ножами. «Take Five» успокоила бы их лучше, чем ящик красного.

— Прости. Если это вызывает воспоминания… — она потянулась, чтобы выключить музыку.

— Нет. Мне это нравится. Как ты сказала, это передаётся.

Тошико покачала головой.

— Это странно, правда? Мы всё время проводим друг с другом, мы всё переживаем вместе — но мы почти ничего не знаем обо всех остальных.

Оуэн напрягся.

— Да, но, может быть, это и к лучшему.

— Не понимаю.

— Ты знаешь, каково это, Тош. Никто не уходит из Торчвуда на пенсию. И не сто́ит оформлять пенсионный план.

Она понимала, о чём он говорит. Однажды она просматривала записи Торчвуда. Никто никогда не уходил из этой организации, чтобы перейти на другую работу, или чтобы завести семью, или чтобы переехать в коттедж на морском берегу. Все личные дела заканчивались одним и тем же словом: УМЕР.

Но Тошико не хотела об этом думать. Она заставила себя улыбнуться.

— Ты сегодня просто само веселье.

Оуэн подавил желание сказать ей, что теперь у него нет поводов для радости. Он задумался, не должен ли он был ещё напомнить ей, что они поселились в «Небесной Точке» для того, чтобы работать, а не для того, чтобы играть в семью.

Сердце Оуэна могло замереть; это не означало, что у него больше не было сердца.

— Прости, — сказал он.

И ему действительно было жаль. Если бы он не был мёртв, возможно, игра в мужа и жену с Тошико в течение нескольких дней показалась бы ему забавной. И ещё ему было жаль, потому что ему нравилась Тошико (странно, что она стала нравиться ему намного больше с тех пор, как у него не осталось шансов — и смысла — уложить её в постель), и он знал, что в глубине души она с нетерпением ждала переезда сюда. Она испытывала к нему чувства, которыми он не мог ей ответить, и знала это, но эта работа в «Небесной Точке» была для неё наилучшей возможностью поиграть в мужа и жену — может быть, с кем угодно.

Это была работа её мечты, подумал он. Это могло бы заставить его желудок плясать, если бы это всё ещё было возможно.

Сейчас ему следует сказать, подумал он, что это миссия — у них есть работа, которую нужно сделать — и всё, что происходит у неё в голове — чистые иллюзии, от которых ей нужно избавиться сейчас же. Проблема заключалась в том, что он был не настолько жесток, чтобы сделать это. Как он мог поступить так с женщиной, которая любила его даже несмотря на то, что он был ходячим мертвецом?

Если бы ты любил её, ты бы сделал это.

Господи, он надеялся, что они разберутся с этим делом быстро.

В дверь позвонили.

Они переглянулись. Они договорились, что Джек и остальные не будут появляться здесь, пока Оуэн и Тошико будут жить в «Небесной Точке». Больше никто не знал, что они здесь.

— Может быть, это молочник пришёл, чтобы внести нас в свой список? — предположил Оуэн, нахмурившись. Он пошёл к двери. — С чем ты любишь есть кукурузные хлопья по утрам?

Он открыл дверь. На пороге стояла высокая женщина в белом платье, со светлыми волосами, каскадом спадающими на плечи. Если бы у неё за спиной были крылья, Оуэн поверил бы в то, что ангелы существуют. Рядом с ней стояла её уменьшенная копия. Те же золотистые волосы, те же красиво очерченные скулы, те же голубовато-зелёные глаза. Только на ней были джинсы и футболка с кошачьей мордочкой.

Маленькая девочка улыбнулась Оуэну.

— Привет, я Элисон. Как тебя зовут?

Для Оуэна дети были сродни инопланетянам. Некоторые парни не могут разговаривать с женщинами. У него с этим никогда не было проблем. Но дети…

Мать девочки заговорила прежде, чем он успел что-то ответить.

— Я Венди, а это Элисон. Простите, моя дочь любит знакомиться первой.

— Что у тебя с рукой?

Элисон заметила перевязанные пальцы Оуэна.

— Случайно поранился, — сказал он ей.

Он услышал, как за его спиной к двери подошла Тошико. Он почувствовал, как её рука скользнула на его талию, так, как жена могла бы обнять за талию своего мужа, обнаружив его в дверях беседующим с симпатичной незнакомой блондинкой.

— Здравствуйте? — улыбнулась она.

— Венди Ллойд. Это моя дочь Элисон. Мы живём здесь, рядом, — сказала она, указывая на приоткрытую дверь по другую сторону коридора. Квартира номер сорок четыре. — Мы просто хотели быть гостеприимными.

Тошико потянулась, чтобы пожать руку Венди.

— Тошико, — представилась она. — И Оуэн.

— Привет, — сказал Оуэн.

Тошико наклонилась к девочке и игриво потеребила её футболку с кошкой.

— Мне нравится твоя киса.

— Мамочка говорит, что у меня будет настоящий котёнок, когда мне исполнится шесть лет.

— А сколько тебе сейчас? — спросила Тошико.

— Пять и три четверти.

— Тогда тебе недолго ждать, — заметила Тошико.

Ну вот, подумал Оуэн, это именно то, что у него не получается — придумывать, о чём говорить с детьми. По большей части из-за того, что с ними можно говорить лишь о кисках и собачках, куклах и игрушечных машинках. И, честно говоря, ему было насрать на всё это.

Тошико выпрямилась и пригласила Венди с Элисон войти. Оуэн, сказала она, только что приготовил кофе. Возможно, Венди заметила ужас, промелькнувший на лице Оуэна.