– Нет, – протянул Профессор. – Мне интересно, что он здесь вынюхивал. Приведи-ка его сюда.
Бес опять кивнул, вышел из комнаты.
– Ты думаешь, этот журналист для нас опасен? – спросил Шеф. – Может, просто влюблённый дурак, вот и припёрся за Натальей.
– Когда он успел влюбиться? – Профессор потянулся за своим бокалом. – Не было у Натальи никого, я знаю.
– Тогда зачем он здесь?
– А ты и не понял? Он коллега тех газетных писак, которых нам пришлось убрать накануне. Видно, почуял неладное, вот и рыщет…
– Что же делать? По-моему, Бес прав: надо избавиться от парня! Так же тихо и чинно.
Профессор, не торопясь, пригубил вино:
– Ещё один труп?.. Это уже перебор – тишины не получится. В угрозыске не дураки сидят… Попытаюсь сам поговорить с парнем, так вернее.
Шеф задумчиво склонил на бок голову, нервно почесал за ухом.
– Главное, надо узнать, зачем он к нам пожаловал и имеет ли связь с ментами.
– Понятное дело! – усмехнулся Профессор. – Это мы узнаем. А пока – оставь меня наедине с ним.
– Возьми хотя бы Беса за компанию. Для надёжности.
Профессор снисходительно усмехнулся:
– Сам справлюсь, Жоржик.
Шеф залпом осушил бокал, коротко буркнул:
– Ну что ж… Под твою ответственность!
Круто развернувшись, он пошёл к двери и на пороге чуть не столкнулся с Глазуновым. Посторонился, оглядел его с головы до ног, зло бросил Бесу:
– Развяжи мужика, и – топай за мной.
Бес недоумённо вскинул брови, но поспешил выполнить приказ – ножом перерезал на запястьях пленника жёсткие путы, затем плотно прикрыл за собой дверь.
Глазунов с облегчением вывернул из-за спины затёкшие руки, потёр их и сразу почувствовал, будто тысячи мелких иголок впились в онемевшие ладони.
– Проходите, батенька, садитесь.
Глухой хрипловатый голос, неожиданно ворвавшийся в уши Глазунова, заставил его переключить внимание на другое: в углу большой продолговатой комнаты, где он оказался, у неплотно зашторенных окон, в глубоком мягком кресле перед шахматным столиком сидел одетый с иголочки чем-то знакомый человек. Верхний свет в комнате был отключён, лишь переливалось огнём изящное хрустальное бра на стене справа от столика.
Глазунов прошёлся по ворсистому ковру, покрывавшему пол, опустился в кресло напротив этого человека и увидел его большие умные глаза за стёклами очков в модной оправе, крупный нос, аккуратно подстриженную клинышком бородку… В первое мгновение он не поверил себе: Верховский Вячеслав Андреевич, заведующий кафедрой химико-технологического института!
Глазунов невесело покачал головой…
– Что, узнали меня? – усмехнулся Верховский. – Ну и как, нашли свою Наташу?
– Конечно, человек – не иголка.
Верховский с любопытством посмотрел на него.
– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, – улыбнулся он.
Глазунов насторожился.
– Надеюсь, вы понимаете, что совершенно не случайно так обошлись здесь с вами. У нас не любят, когда чужие люди суют нос, куда не следует, – всё так же мягко продолжал Верховский. – Так что давайте обо всём откровенно… О чём вы говорили с Любимовой?
– С кем? – удивился Глазунов.
Верховский понимающе кивнул:
– Я веду речь о Наташе… И вот вы нашли её. О чём говорили?
– Вообще-то ни о чём, – решил поосторожничать Глазунов.
– Не крутите, молодой человек, – угрожающе понизил голос Верховский. – Не пытайтесь выгораживать её. Подумайте о себе. Ведь теперь от нас вам просто так уже не уйти.
Глазунов и сам не обманывался в этом. И потому не сдержался:
– Да! Потолковали о многом.
– И обо мне?
– В том числе…
– Что же она рассказала?
– Всё, чтобы считать вас преступником.
– Ну, вот… – расслабился Верховский. – Спасибо за откровенность. А в чём обвиняете?
Глазунов почувствовал, как от гнева всё закипает в его груди:
– У меня недавно погибли друзья…
– Да, знаю. И вы, конечно, не поверили в случайность такой потери?
– Не поверил.
– Связали её с теми автогонками, которые устроили для вас наши парни, и с тем, что обо мне рассказала Наталья?
Глазунов помедлил с ответом, понял, что является для Верховского главным. Но и Ваньку валять перед таким зубром было бы, как он понял, пустым делом. Поэтому ответил коротко и откровенно:
– Да.
– Похвально, похвально. Отдаю должное вашей сообразительности. Полиция тоже так считает?
Вопрос застал Глазунова врасплох. Он снова замешкался. Хитёр противник! Как мастерски ведёт допрос… Вот здесь нельзя раскрывать перед ним все карты, давать такую фору, чтобы тот успел предпринять контрмеры. Корнеев вроде бы, зацепился за клички похитителей Наташи. На него теперь вся надежда…
И Глазунов, как бы удивлённо, переспросил:
– Полиция? – Помолчал ещё секунду и добавил: – А что, полиция? Вы думаете, там все такие умные сидят? Меня даже не потревожили с расспросами.
– И вы не попытались там высказать свои подозрения? – усомнился Верховский.
– Пытался. Но меня не поняли.
– А что конкретно рассказала обо мне Наталья?
– Всё.
– Когда? До того, как вы пытались наладить контакт с милицией, или после?
– Много позже. Всего полчаса назад, когда ваши молодчики бросили меня к ней в подвал.
– Как?! – Верховский чуть не подскочил в кресле. – Эти кретины…
Он не договорил, взял себя в руки и уже спокойно снова спросил:
– Так что же она вам рассказала?
– Всё, – повторил Глазунов. – Но я не понимаю, как вы, талантливый учёный, решились ввязаться в такое грязное и мерзкое дело, как содержание развратного притона с игрой в рулетку, изготовление и сбыт наркотиков, убийство ни в чём не повинных людей?
– Вы имеете в виду ваших коллег из редакции? – спросил Верховский, откидываясь на спинку кресла. – Я не убивал.
– Попятно, что не вы, другие, – устало согласился Глазунов. – Но, наверняка, они действовали с вашей подачи… А наркотики? Или без них мало зарабатывали?
– Мало, – подхватил Верховский. – В том-то и дело, что мало. Видите, что творится в стране? Развал! Полный хаос! Политический, экономический… Все нации ощетинились друг против друга!.. Вот вы сказали обо мне – талантливый учёный… А ведь отчего я занялся этим, как вы говорите, грязным делом? Не вкалывать же всю жизнь за нищенскую зарплату! Ну почему я, классный химик, должен получать меньше продавщицы из пивной палатки или заправщицы с бензоколонки? Я хочу получать за свои знания, опыт и работу настоящие деньги, а не гроши. Кстати, о таланте. И с ним у нас сегодня не разгуляешься. Программы научных изысканий – примитивные, лишь на потребу дня. Приличных лабораторий для научных работ практически нет, соответствующего оборудования – тоже. Нищета – она и есть нищета!
Он снова чуть отпил из бокала и продолжил:
– А здесь мне удалось соорудить собственную лабораторию. Понадобились инструменты – достали финские. Оборудование, вплоть до электронного – из всевозможных НИИ, из ФРГ, США, Японии… И вот теперь могу изготовить любые препараты!
– «Крокодила», например, – насмешливо и зло вставил Глазунов.
– А что? – загорелся Верховский. – Знали бы вы, какие в связи с ним я сделал открытия! Ведь из синтезированных материалов наладил выпуск. Это переворот в науке! Ещё нигде в мире не научились получать наркотики на основе органического синтеза. Только мне удалось проникнуть в тайну этого процесса.
– Зачем вы хвастаетесь передо мной?
Верховский озадаченно склонил голову, потом рассмеялся:
– И правда – зачем? Наверное, сработала вечная слабость любого учёного: поведать миру о своих открытиях. Вы – умный человек, журналист… Значит, сможете оцепить высокую значимость возможности получать указанным способом уникальные для медицины препараты. Ведь они исключительно биологически активны, настоящее чудо в терапии.
– А ещё большее чудо для таких дельцов, как вы! – насмешливо сказал Глазунов. – Просто золотая жила!
Верховский не смутился: