— Надеюсь, оно не слишком быстрое, — заметил мальчик, садясь рядом со мной. Я оглядел остальных пассажиров. Все они зачарованно предвкушали новое приключение.

Только когда колесо пришло в движение, я понял, что было не так.

Я попал не на свой аттракцион.

Рисунок на моей руке не светился. Турникет не хотел поворачиваться, потому что меня здесь не ждали. Сыграет это мне на руку или будет только тяжелее? Скоро я узнаю ответ, потому что испытание уже началось и мне придется пройти его до конца. Перед глазами мерцали и кружились пятна света, и казалось, что нарисованные египтяне моргают. Меня прижало к стене и укачивало все сильнее.

Это не мой аттракцион!

Мы все разгонялись. Сквозь щели в барабане виднелся внешний мир, как в старых-престарых крутящихся штуковинах с картинками. Зоотроп, вот как это называлось. В щели было видно, как меняется все вокруг. Темное предрассветное небо окрасилось в цвет индиго.

По моим ощущениям, колесо не замедлялось, но мир перестал крутиться вокруг него. Нас больше не вдавливало в стенки. Да и сами стенки куда-то исчезли. Мы стояли, прислоняясь к каменным столбам круглого храма, а пиктограммы со стен превратились в настоящих египетских воинов и отрастили столько мышц, сколько не снилось даже русским, которые поднимают грузовики в передачах об экстремальных видах спорта. С плетками наперевес, египтяне двинулись на нас.

— Не попадитесь! — крикнул я.

— Ясен пень! — отозвалась какая-то девчонка в грязных лохмотьях. Если честно, все мы были одеты не лучше. Нас в очередной раз переодели под стать испытанию.

Остальные игроки беспорядочно забегали по храму, пытаясь спастись, но воины явно проходили это много сотен раз. Они без труда ловили каждого, заковывали в кандалы и бросали на землю.

Я заметил незащищенный зазор между двумя столбами. Я мог бы выбраться, но, пустившись бежать, вдруг заметил растерянного парня — того самого, с глазами на пол-лица. На его горле захлестнул плетку чудовищный египтянин с шеей футболиста, чьего грозного вида не портила даже юбка.

Глаза мальчика распахнулись еще шире.

Проклиная свою дурацкую совесть, я бросился к нему и сорвал с его шеи плетку. Воин поглядел на меня, как будто я — нападающий команды соперников. Драться с таким верзилой было бесполезно, но великаны тоже могут спотыкаться. Не выпуская из рук конца плетки, я побежал прямо на него и в последний момент проскользнул между его ног. Египтянин все еще держал в руках свое оружие, на что я и рассчитывал. Моей тяжести хватило, чтобы он потерял равновесие. Я бросился на него, повалил на землю, обернул шею египтянина все той же плеткой и тянул за нее, пока глаза моей жертвы не полезли на лоб. Один — ноль.

Тут за моей спиной раздался голос какого-то игрока:

— Убей гада.

— Да уж, — согласился еще кто-то.

Я бы справился. Египтянин задыхался и никак не мог меня стряхнуть. Но меня поразила злоба в голосах этих ребят, и я отпустил его вместо того, чтобы прикончить.

Я привлек внимание других воинов, но игроки осмелели и дали им отпор. Кого-то уже изловили, но большинство выбралось из храма и бросилось врассыпную.

Я бежал, пока не понял, что оторвался от погони, и только потом остановился, чтобы оглядеться. Более величественного зрелища Кассандра еще не создавала. Да, это был Египет — но раздутая, гротескная версия всех наших представлений о расцвете этой страны. На севере возвышались пирамиды Гизы. Золотая верхушка Великой пирамиды сияла, как Всевидящее Око — ну, знаете, глаз над пирамидой на долларовой купюре. Она выделялась на фоне неба цвета индиго. Казалось, небосвод заливал один большой синяк.

Передо мной в долине, на берегу Нила, возвышался величественный город из камня и золота. Сотни рабочих таскали огромные монолиты и возводили обелиски. На рабочих тоже болтались лохмотья, спины кровоточили от плеток надсмотрщиков. Кассандра сказала, что миры строились из попавших в ловушку душ. Сейчас я полностью поверил ей.

Я прятался за камнями и строительными лесами, перебегал с места на место — словом, пытался не попасться надсмотрщикам на глаза. Это не мое испытание. Меня здесь не поджидал никакой персональный скелет в шкафу. Оставалось только пройти незамеченным через город и найти седьмой аттракцион.

На окраине группа рабочих тянула за веревки, поднимая лежавшую на боку статую. Она изображала фараона, поэтому камень украшали бриллианты и серебро. Даже в лежачем положении статуя была высотой с двухэтажный дом и рабочие не могли за раз поднять ее больше, чем на несколько дюймов. Удостоверившись, что все чисто, я углубился в позолоченный город и приблизился к другой кучке людей, угрюмо украшавших росписи крошечными бриллиантами. Да, я попал в мир изобилия, но для кого оно предназначалось?

— А вот кому идолы! — прокричал кто-то, и я, обернувшись, с удивлением увидел уличного торговца. Он держал перед собой поднос, как продавец арахиса на бейсбольном матче. — Покупайте идолов! Ра! Гор! Тутанхамон, повелитель Нила — больше сходства, чем у Великого Сфинкса!

— Но сфинкс изображает вовсе не великого Тута, — заметил я в своей обычной всезнайской манере.

— Здесь — именно его! — Торговец оглядел мои лохмотья: — Сбежал из карьеров? Рад за тебя. Лучше подыщи себе другую одежду, а то точно поймают. Не хотел бы тогда оказаться в твоих сандалиях.

— Не подскажете, где следующее испытание?

Он посмеялся:

— Парень, я всего лишь уличный торговец!

— Но вы не всегда этим занимались. Когда-то вы были вроде меня, не так ли? Сколько лет вы работаете на Кассандру?

Он строго посмотрел на меня, как будто дело происходило на сцене и я перепутал слова.

— Ты купишь идола или как?

— Если вы мне поможете, я буду первым, кто пройдет все до конца! — взмолился я. — Это мое шестое испытание!

— Ну да, а я Клеопатра. — Торговец отвернулся и пошел прочь: — А вот кому идолы!

Я едва не сдался, когда вдруг вспомнил кое-что из увиденного на его подносе. Нет, не может быть. Совпадение. Игра воображения. И никак иначе. Я припустил за ним, и он тяжело вздохнул, приготовившись к настойчивым расспросам.

— Я хочу посмотреть на ваших идолов.

— Забудь. Они тебе все равно не по карману.

— И что? Я все равно хочу на них посмотреть.

Желая избавиться от меня, торговец взял в руки нефритовую кобру:

— Знаешь что? Забирай ее бесплатно. Уаджит, покровительница правителей. Обязательно принесет тебе везение, хотя не факт, что на хорошие вещи.

Кобра меня не интересовала. Я взял в руки золотого фараона.

— Продается лучше всего, — заметил продавец. — Великий Тут. Покровитель посевов и скота. Никаких болезней, или деньги назад!

Дрожащими руками я взял статуэтку. Ее очень тщательно вырезали. Поразительное сходство.

Я перевел взгляд на рабов, все еще пытавшихся поставить огромную статую. Хотя ее было видно только сбоку, сходство бросалось в глаза. Я огляделся: лицо правителя смотрело на меня отовсюду — с отделанных драгоценными камнями фасадов и обелисков.

Торговец отобрал у меня статуэтку:

— Она тебе не по карману. На Тута никаких скидок.

Я вспомнил его первые слова и поглядел на север, где между зубчатыми вершинами пирамид возвышался Великий Сфинкс. Тело принадлежало льву, но венчала его голова фараона. На каменном лице красовались серебристые сережки, в носу болтались кольца, одно даже вбили наискосок в бровь.

Точь-в-точь Квин.

— Фараон-мальчик, — заметил торговец. — Тебе понравится. Правит всегда недолго, но, уж поверь мне, ярко.

— Это мой брат!

Продавец даже не удивился:

— Рад за него.

У меня кружилась голова, пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Квин — фараон Тут. Меня точно сейчас стошнит.

— Этот раб настаивает на аудиенции с вами.

Мускулистый страж швырнул меня в огромный зал ярдов пятьдесят в длину. Я направился к подиуму в глубине, ступая по ковру из розовых лепестков, наполнявших комнату насыщенным сладким запахом. Ну конечно, Квин собственной персоной. Он полулежал на обитом шелком диване, а вокруг него музыканты играли на незнакомых струнных инструментах и разговаривали друг с другом богато одетые придворные, не забывавшие наполнять свои тарелки яствами, от которых ломился длинный стол. Брат к столу не приближался: вокруг него так и вились красавицы, кормившие его с серебряных блюд. Он был одет, как фараон, от бирюзового с золотом головного убора до подошв сандалий. А вот на мне все еще красовались лохмотья, так пропахшие плесенью и потом, что никакие розы не могли забить этой вони.