Его полные губы дрожали. Ему было страшно. Он предвидел приговор суда.

Я наблюдал за присяжными. Только одного из них я знал. Это был знаменитый конструктор электронных машин, однажды приезжавший в Москву. Он несколько раз зевнул и отчужденно посмотрел на подсудимого. Конструктор долго жил в нужде, прежде чем «выбился в люди». Каждое его изобретение оценивалось владельцами фирм только по выгоде, которую оно могло принести. Проникновение в природу, изучение непознанного сами по себе ничего не стоили. Когда изобретатель не мог доказать прибыльности своих изобретений, их не покупали. И постепенно он сам привык оценивать свои открытия прежде, чем о них говорить. Он решил испытать свою новую электронную машину на этом процессе. Во что же он мог оценить настроение подсудимого?

Рядом с ним другой присяжный время от времени что-то записывал в блокнот. Наверно, какой-нибудь мелкий биржевой или банковский клерк. Он тоже знает, что такие вещи, как любовь к отцу или настроение, в деловом мире неуместны. Как видно, он впервые приглашен присяжным и гордится этим. Слушает напряженно, длинный острый нос словно собирается клюнуть подсудимого, между тонкими губами иногда появляется кончик розового языка — от излишнего усердия.

Конечно, суд признал Брайтона Мэйна виновным. Все говорило о том, что он убийца. Факты были против него. А он ссылался только на настроение и любовь к отцу. Как мало это значило для присяжных! Разве могли они поверить, что настроение бывает сильнее расчета, а любовь к отцу оказывается весомей выгоды?

Прошение Брайтона Мэйна о помиловании на имя президента было отклонено.

И тогда Мэйн с помощью влиятельного адвоката добился последнего суда. Его дело решит машина ЭС — электронный судья.

…В конце огромного полукруглого зала мигают индикаторные лампы. Ложа для журналистов переполнена. Я чувствую острые локти соседей. Хорошо еще, что мне, как иностранцу, предоставили одно из лучших мест.

Присяжные и судья приглашены в качестве гостей. Клерк вертится и поглядывает по сторонам, особенно часто в сторону телевизионной камеры. Знакомые и родственники видят его на экране.

В большую электронную машину введены показания свидетелей, обвиняемого, данные о человеке вообще и о подсудимом в частности. В этом мире наживы, где люди превращены в колесики машины, они обращаются к машине, как к идеалу справедливости.

Что она может решить? Правда, в нее заложены данные о человеке — о его потребностях, о различных наклонностях и пороках. Но Брайтон Мэйн взывает к сложным чувствам — просит учесть его настроение в то время.

Может ли электронная машина больше знать об этом, чем сами люди?

Мигают индикаторные лампы. Машина вычисляет, перебирая все варианты. Сравнивает с тем, что заложено в ее памяти. Я смотрю на людей в зале. Сине-белый свет придает их лицам мертвенный металлический блеск. Кому нужен этот фарс?

Какие-то люди суетятся у машины. Это ее штат — инженеры и техники. Среди них конструктор, тот самый, что недавно был присяжным. Он больше не зевает, внимательно следит за лентой, выползающей из машины.

— ЭС просит дополнительных сведений! — торжественно объявляет комментатор. — Ему необходимы фотографии отца обвиняемого и фотография убитого для сравнения.

Проходит еще несколько минут, и тот же комментатор произносит нечто удивительное:

— Электронному судье понадобилась грамматика испанского языка.

Некоторые гости улыбаются. Другие переговариваются. Ко мне наклоняется один из журналистов:

— ЭС сошел с ума!

Я молчу. Если люди отдали одного из себе подобных на суд электронной машины, они не должны ничему удивляться.

Внезапно вспыхивает сигнальная лампа. ЭС решил. У человека, который принимает ленту, дрожат руки.

Комментатор говорит:

— ЭС сравнил фотографии. В лицах есть сходство, если второе фото рассматривать в полутемноте, а как раз такое освещение было в спальне. Учитывая данные о подсудимом, ЭС оценил его любовь к отцу и власть настроения довольно большим числом.

Журналист, сидящий рядом со мной, иронически цедит сквозь зубы:

— Этот электронный судья начинен психологией древнего времени, когда всякие «движения души» еще имели место даже в делах.

Комментатор продолжает:

— ЭС делает вывод — Брайтон Мэйн не убивал банкира.

В зале звучит нервный смех. Кто-то громко спрашивает:

— Может быть, банкир не убит и это всем только показалось?

Присяжные возмущаются, размахивают руками. Сейчас они особенно похожи на примитивных роботов. Возможно, они уже давно забыли о том, что homo sapiens — это не марка машины и что в длинном ряду странных существ под таким названием было много совершавших «нелогичные» поступки, вроде Ромео, полюбившего Джульетту не за богатство ее отца, или Отелло, убившего Дездемону не за то, что она растрачивала его капитал.

Комментатор остается серьезным. Он говорит:

— ЭС назвал убийцу. Имена конкурентов в телеграмме, пришедшей на биржу, нужно было читать не по-английски, а по-испански. Маклер, отправлявший ее из Бразилии, писал на испанском языке.

В зале движение. Какой-то человек пробирается к выходу. Его останавливает голос комментатора:

— Если прочесть телеграмму по-испански, то одна из фамилий звучит так Энгортис. Человек, находившийся накануне разорения, родной брат секретаря банкира. Помочь ему могла только смерть противника.

Человек, пробирающийся к выходу, делает несколько быстрых движений. Его задерживают двое в штатском. Я вижу, как он пытается вырваться из их рук, вижу его серое растерянное лицо. Это — Энгортис, секретарь банкира.

Зал гудит.

Большинство индикаторных ламп гаснет. Тощий поэт деревянным голосом читает экспромт — славословие электронной машине:

Я пробираюсь к выходу. Признаться, я тоже с благодарностью и надеждой думаю о машине. Но не об ЭС, а о стальной реактивной птице, которая увезет меня на Родину. Я спешу на аэродром…

…На экране земного звездолета появилось лицо молодой женщины. Она приветливо улыбнулась, и Илье, самому молодому из космонавтов, показалось, что он уже где-то видел ее. Но где же? Когда?

Взгляд женщины остановился на Илье, их глаза встретились. У юноши перехватило дыхание. Несомненно, он уже видел это лицо…

Но ведь это полнейший абсурд. Он мог встречать кого угодно, но только не ее, не Анто — женщину из антимира.

Илья помнит, какие разноречивые чувства взволновали их всех, когда корабль внезапно начал резко терять скорость и после сорока томительных часов они впервые увидели на экране позывные встречного корабля.

Звездолет из антимира! Что могло быть удивительней этой встречи!

На некоторое время земляне даже забыли о положении, в котором находился их корабль. Его захватили и сковали защитные силовые поля звездолета из антимира. Хорошо еще, что автоматически включилось собственное защитное магнитное поле. Но теперь корабли не могут разойтись. Взаимодействие полей таково, что двигатели бессильны.

А выключить свои силовые поля космонавты из антимира не могут. Произойдет взрыв, аннигиляция, и они вместе со своим кораблем превратятся в энергию, в свет.

Корабли продолжали терять скорость. Направленные волны антивещества, преобразуясь в приборах и силовых кольцах, доходили до приемников и электронных переводчиков земного корабля. Так появилось это лицо на экране, эта женщина, которая кажется Илье знакомой…

Она переводит взгляд на других астронавтов, потом — опять на Илью. Ее брови удивленно приподнимаются, затем хмурятся, от чего на лбу собираются морщинки, словно рябь на взморье. Как видно, она тоже припоминает… И тоже не может вспомнить…