Но начну по порядку. Несколько дней назад Антонина Афанасьевна сообщила, что в Бобровичах появилось привидение – призрак крепостной актрисы Параши, удавившейся когда-то прямо на сцене. Ты наверняка не забыл эту жестокую легенду. Так вот: со второго этажа, где раньше был театр, стали доноситься женские стоны и плач. Я слышала их собственными ушами, когда играла в Бобровичах в винт. Мы обыскали на пару с Георгием Михайловичем и театр, и уборные. Безрезультатно -- ни души, а плач откуда-то раздается. Антонина Афанасьевна, простая душа, даже гордилась, какая невидаль у нее вдруг завелась.

Я подумала, что не мешает разобраться, в чем тут дело, да как-то оказалось недосуг. Сейчас ягода идет, готовим варенье. Еще забор покосился, а плотника толкового поди разыщи. Василий -- неплохой управляющий, однако за ним нужен глаз да. Кстати, Сашура, что я ни предпринимаю, доходы постоянно падают. Ты уж прости старую неумеху. И не вздумай опять писать, что денег этих не примешь. Имение принадлежит тебе – значит, и они тоже. На себя я расходую, сколько считаю необходимым. Если ты не тратишь, что я тебе присылаю, так это твое мальчишеское упрямство и романтические фантазии. Все равно не возьму обратно ни рубля, лишь разобижусь навсегда и уеду – а где мне тогда прикажешь жить?

Короче, нелепая история с призраком не то, чтобы выпала у меня из памяти – я временно отставила ее в сторонку. Даже когда на следующий день Антонина Афанасьевна примчалась ко мне всполошенная и рассказала, что видела эту самую девку Парашу, вихрем взлетевшую в небеса, я не обеспокоилась. Решила, соседка то ли голову мне морочит, дабы важность свою подчеркнуть (был у бедняжки такой грешок, дворянство у нее из новополученных, а встать вровень с Карелиными и Шуваловыми хотелось). То ли примерещилось ей чего – она их тех, с кем подобное случается, а тут еще Катиш, племянница Прокофия Васильевича, уши всем прожужжала историей про удавившуюся актерку и свой мистический дар. Я отослала соседку домой, велев не глупить и, если призрак вновь явится ей на глаза, подняться на второй этаж, изловить его и передать с рук на руки уряднику. А сама вернулась к варенью.

И что бы ты думал, милый мой Сашура? Наутро Антонину Афанасьевну нашли мертвую, со сломанной шеей. Лежала она на лестнице второго этажа, где ей делать было совершенно нечего – этаж нежилой. Но актерка Параша удавилась именно там, и там поселился ее призрак, увидеть которого, говорят, – к скорой неизбежной смерти. Неужто несчастная Антонина Афанасьевна бросилась ночью по моему совету ловить привидение и оттого погибла? Эта мысль не дает мне покоя. Или не привидение там было, а злой человек? Только зачем умышлять на бедняжку, в жизни никому не сделавшую плохого? С того мига, дорогой Сашура, как сообщили мне страшное известие, только и думаю: есть все-таки на свете призраки или нет и я ли виновна в смерти доброй моей приятельницы и соседки?

Знаю, ты занят в Петербурге важными делами. Но если найдется денек-другой, дабы утешить старую тетушку и разобраться в том, что она учудила, приезжай, не чинясь, в любой момент. И чем скорее, тем лучше. Есть еще одна проблема: на похороны прибудет из Москвы наследник Антонины Афанасьевны, ее двоюродный племянник Евгений Павлович Красилов. А я даже не знаю, стоит ли ему останавливаться в Бобровичах или разумнее поостеречься, дабы не повстречать случайно опасного призрака. Я бы пригласила Евгения Павловича пожить пока в Осинках, да боюсь, молодой городской фертик лишь посмеется над глупой деревенской старухой, верящей во всякую дребедень. А тебя, известного столичного адвоката, он послушает.

Любящая тебя тетушка Елизабет, 20 июля 1910 года».

Наследство свалилось на Евгения неожиданно. Нет, он помнил о существовании двоюродной сестры покойного отца – в основном по той причине, что когда был ребенком, дама приехала в гости, привезя удивительной красоты волшебный фонарь в подарок. Однако это случилось двадцать с лишним лет назад, и с тех пор тетку Евгений не встречал. Он даже не подозревал, что является ее наследником, поскольку родство было отдаленным.

Известие о смерти малознакомой и давно не юной Антонины Афанасьевны Шишкиной его не огорчило -- скорее озаботило. Надо отправляться на похороны, возможно, самому их организовывать, да еще что-то решать с имением. Наверняка оно приносит одни убытки – а если нет, начнет их приносить со сменой владельца.

Увы, в своих хозяйственных способностях (точнее, в их полном отсутствии) Евгений не сомневался. Как сетовал камердинер Федор, служивший Женечке с детства, этот ребенок слишком много думает. Счастье, что по окончании историко-филологического факультета Московского университета Евгений остался там работать, занимаясь любимым делом – изучением «Слова о полку Игореве». Тут-то его никто не мог сбить с толку. Он был убежден, что нарушения хронологии в гениальной поэме произошли случайно. Несброшюрованные страницы перемешались, и мы получили текст, столетия ставящий исследователей в тупик. Если расположить листы в нужном порядке, получится связное, удивительнейшее повествование.

Разумеется, у Евгения Павловича Красилова имелись оппоненты, однако это не помешало ему в неполные тридцать стать приват-доцентом и претендовать на должность профессора – лишь бы освободилась ставка. Он считался серьезным противником в научных дискуссиях. Зато любой приказчик мог с легкостью всучить ему негодный товар за весьма солидные деньги, а кухарка выдать старую жилистую утку за нежного цыпленка. Впрочем, кухарку Федор давно прогнал, предпочитая готовить самолично. Чего Евгений умудрился не заметить, простодушно радуясь, что в доме вдруг стало тише и можно эффективнее заниматься наукой.

Однако чувство долга и семейственные узы были ученому не чужды. Раз, кроме него, некому похоронить одинокую старушку, значит, нужно ехать, хочешь ты этого или нет. Благо, по причине летних вакаций занятия в университете прекращены, и никому не требуется тебя подменять.

Выйдя на полустанке, Евгений обнаружил поджидавшее его изящное ландо на рессорах. Толстый бородатый кучер, не слишком уместный для столь элегантного экипажа, сообщил, что служил Антонине Афанасьевне, а теперь соседка, Лизавета Николаевна, послала его встретить наследника. Сундуки с вещами были погружены, и ландо отправилось в путь.

Евгений с удовольствием созерцал оживленное сельцо с торговыми лавками, затем узрел белую церковь на холме, небольшой пруд, питаемый ручьем, который в него вливался и тек дальше, по долине, пропадая в болоте, и, наконец, увидел густой кудрявый кустарник высотой в человеческий рост.

-- Леса-то свели, -- укоризненно заметил кучер. – Нехорошо это. Арендаторы, не хозяева -- чего с них взять? Барыня наша из московских была, городская. Ей здешних делов не понять. Вы, барин, тоже из Москвы? Здесь останетесь или продадите имение? Мы все гадаем, под кем нам теперь жить.

-- Продам, – рассеянно бросил Евгений, глядя вперед.

Там виднелась березовая аллея, взбегающая на невысокий холм. Какие-то постройки видны между зеленью, потом поля, а за ними лесные дали: зубчатые ели, дрожащие осины, кое-где мощные дубы. И дом на склоне – деревянный, двухэтажный, с двумя непритязательными колоннами у входа и зеленой металлической крышей. В саду на грядке возится расхристанный мужик, крестьянская баба снимает ведра с коромысла. Проселок ведет дальше, к деревне. По обе стороны – луга и пашни... и ширь, бесконечная, невообразимая, от которой теснится в груди.

-- О Руская земле, уже за шеломянем еси, – тихо прошептал Евгений.

Никогда еще цитата из любимого «Слова» не казалась столь понятной и близкой. Вот она, русская земля, скрывшаяся за холмом от Игорева полка! Она не исчезла – нужно лишь знать, где ее найти.

-- Что, барин? – удивился кучер.

-- Я не собираюсь продавать имение, -- неожиданно для себя объявил ему Евгений. -- Буду жить то здесь, то в Москве.