Яркин закончил тем, что просил считать его добровольцем Красной Армии.

Вадим Николаевич подошел к Яркину, крепко пожал его большую заскорузлую руку.

— Спасибо, от всей нашей власти спасибо вам, товарищ Яркин. Только как же с вашей семьей, с детками?

Сходка зашумела. Послышались возгласы:

— Не дадим его жинку и детишек в обиду! Пускай только воюет, как положено…

Собрание решило построить семье Семена Яркина новую хату. Кроме того, записали в протокол собрания: в три дня всех дезертиров, которые скрываются в деревне, отправить на фронт, а кто не захочет пойти, тех предать властям как врагов республики.

Немало в те дни прошло подобных собраний по губернии. Разные были эти собрания. Где верх брали честные советские люди, а где и кулакам удавалось натравить людей на советскую власть. Но как бы то ни было, дезертиров с каждым днем становилось все меньше, а на фронт уходили все новые и новые отряды добровольцев, в первую очередь коммунистов.

Как уполномоченный ЦК и ВЦИК на Тамбовском участке фронта, Подбельский постоянно выезжал на переднюю линию фронта, на самые опасные его участки, много времени проводил среди действующих частей Красной Армии. Он видел, в каких неимоверно трудных условиях воюет Красная Армия. Вооружения и боеприпасов мало, не хватает обмундирования — шинелей, сапог и даже обмоток и портянок.

Подбельский хорошо знал, что в таком тяжелом положении находится и вся Красная Армия: молодое Советское государство не имеет еще ни средств, ни возможностей, чтобы за такой короткий срок обмундировать огромную армию.

И вот совсем неожиданно пришла мысль об изготовлении обмундирования для армии на месте, своими силами.

…Особоуполномоченный ЦК и ВЦИК возвращался с заседания губкома партии. На Инвалидной улице его внимание привлек небольшой свечной завод, принадлежавший когда-то тамбовской епархии. После революции доходы завода упали и «святые отцы» совершенно его забросили.

Подбельский решил посмотреть, что же сейчас там делается.

В помещении пахло кожей, вдоль стен лежали хомуты, седла, на низких табуретах сидели рабочие и тянули навощенные дратвы, что-то сшивая. Очевидно, он попал в шорную мастерскую.

А нельзя ли здесь наладить и обувное производство?

На следующий день Вадим Николаевич выяснил у председателя губисполкома Михаила Дмитриевича Чичканова, что еще в прошлом году эвакуированные из Оренбурга рабочие попросили передать им бездействующий свечной завод для организации седельно-сапожного производства.

— Производство это они организовали неплохо, — сказал Вадим Николаевич. — А сейчас нам нужно срочно наладить выпуск обуви. Нельзя ведь допустить, чтобы наши красноармейцы босиком воевали…

Вспомнилось, как и смешно и больно ему было слышать о том, что в губернии даже образован «Чеквалап» — Чрезвычайная комиссия по изготовлению лаптей. Мастерские «Чеквалапа» в Шацком и Спасском уездах изготовляли для армии и тыла сотни тысяч лаптей…

Вечером Чичканов и Подбельский долго беседовали с заводскими представителями о том, как быстрее переключиться на производство обуви. Подсчитано было, что при наличии сырья завод сможет ежемесячно выпускать до двадцати пяти тысяч пар обуви.

Вадим Николаевич послал телеграмму Ленину. Он сообщил о возможности переключить бывший свечной завод на производство обуви. В тот же день пришел ответ:

«Подтверждаю ваше решение немедленно отдать свечной завод для производства обуви; также, чтобы тамбовский губкож выдал тамбовскому губвоенкому материал на 25 000 пар в месяц. Исполнение телеграфируйте.

Предсовобороны Ленин».

И завод за короткое время превратился в обувную фабрику. Губкож снабжал фабрику достаточным количеством юфти и подошвенной кожи. Выпуск обуви с каждым днем возрастал.

Одновременно в городе открылись артели, в которых шили обмундирование для Красной Армии. Но не хватало опытных швей, и тогда по предложению Подбельского рабочие заводов и железнодорожных мастерских послали в эти артели своих жен,

У особоуполномоченного ЦК и ВЦИК, кроме задачи организации тыла и оказания помощи фронту, была еще и другая, не менее важная задача. Как и в прошлом, 1918 году, Москва и весь север страны испытывали огромные продовольственные затруднения. Политбюро ЦК, назначая особоуполномоченных во все прифронтовые губернии, подчеркивало их роль в мобилизации излишков хлеба для голодающих губерний страны. Особенно это касалось южных губерний, где у зажиточной части крестьян был припрятан изрядный запас хлеба.

Стране был нужен хлеб — значит, необходимо забрать его у кулаков.

Губком партии созвал чрезвычайное заседание губернского и уездного комитетов, губернского и уездных Советов, правления губернского Совета профсоюзов. На заседание пригласили и представителей фабрик и заводов Тамбова. Первым выступил особоуполномоченный ЦК РКП (б) и ВЦИК.

— Это чрезвычайное заседание, — начал Подбельский, — созвано в связи с получением телеграммы от Председателя Совнаркома Владимира Ильича Ленина о голоде, царящем в Москве и Питере, и для обсуждения мер помощи, которую тамбовский пролетариат может оказать голодающему пролетариату севера…

Как и чем может помочь Тамбов голодающей столице? На этот вопрос ответил губпродкомиссар Гольдин.

— Раньше, — сказал он, — из губернии вывозилось тридцать пять миллионов пудов излишков хлеба, а в этом году губерния дала только восемь миллионов пудов. Это чуть-чуть больше пятой части ее нормального вывоза. Следовательно, хлеб есть, но его припрятывают кулаки и запуганные ими середняки.

Снова Вадим Николаевич Подбельский взял слово:

— В этом зале собрался, если можно так выразиться, парламент труда. И я от лица Советского правительства и по поручению нашего вождя Владимира Ильича Ленина обращаюсь к вам с призывом: не медля ни минуты, прийти на помощь изнемогающему от кошмара голода пролетариату севера, который неизменно был на передовых постах революции, непрерывно выносил на своих плечах всю тяжесть революционной борьбы.

Как всегда, Подбельский говорил страстно, вдохновенно.

— В этот грозный час, когда к нам обращается наш великий вождь товарищ Ленин, мы должны поклясться, что сумеем создать настоящий аппарат пролетарской диктатуры, аппарат точного учета и мобилизации всех имеющихся у нас хлебных запасов. Расхлябанность должна быть в корне уничтожена. Тамбовским советским органам надо подтянуться. Реальная помощь северу может и должна быть оказана!

Резолюцию приняли единогласно:

«Приветствовать красных рабочих Москвы, Петрограда, которые, несмотря на тягчайшие продовольственные испытания, ведут титаническую борьбу на передовых постах революции. Братски поделиться с ними своим хлебным пайком, отчисляя ежедневно от каждого пайка четверть фунта впредь до реализации нового урожая…»

…В начале августа 1919 года ударный кулак Деникина на юге — конница Мамонтова, оторвавшись от основных сил армии, начала наступление на Тамбов и Козлов. 7 августа белоказаки переправились через реку Хопер, а 10 августа обрушились на левый фланг 8-й армии Южного фронта, занимавшей оборону на участке реки Савола — станция Колено. К 16 августа отрядам мамонтовской конницы настолько удалось приблизиться к Тамбову, что город и весь Тамбовский укрепрайон были объявлены на осадном положении.

Белоказаки забирали у крестьян хлеб, разрушали железнодорожные пути, сжигали железнодорожные станции, валили и сжигали телефонные и телеграфные столбы. На линии Тамбов — Козлов между станциями Сабурово и Селезни белоказаки взорвали мост и прервали связь со штабом Южного фронта…

Незначительные силы Красной Армии не могли сдержать натиск белогвардейских войск. Тактика командования заключалась в том, чтобы собрать под Тамбовом крепкий кулак Красной Армии и отсюда погнать врага, не давая ему передышки.