Спать приходилось на голой скамье, прикрываясь пальто. Одежда, и без того обветшавшая, пришла в полную негодность. В Яренск Подбельский вернулся буквально в лохмотьях. Хорошо еще, что помогли товарищи — поделились кое-чем из вещей. На просьбу выдать полагавшееся ссыльным зимнее одежное пособие уездный исправник ответил отказом, мотивируя отказ этот тем, что деньги списали, так как Подбельский находился в заключении.

А через некоторое время у Подбельского был снова обыск, и снова у него нашли десятки запрещенных книг и брошюр и среди них: «Как крестьянам добиваться земли», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Ипполит Мышкин и Архангельский кружок», «О материалистическом понимании истории», «Рабочий вопрос и земельная реформа», «Земля и капитализм», много книг Льва Толстого, Салтыкова-Щедрина, Н. Бельтова (Плеханова), Н. Ильина (Ленина). А сколько было найдено рукописей! И здесь что ни страница, то «крамола». Одна статья начиналась словами: «Сейчас повсюду в России царит террор».

В конце февраля 1911 года яренскому исправнику представилась, наконец, возможность избавиться от наиболее деятельных ссыльных колонии. Вице-губернатор Вологды признал необходимым расселить их в самые отдаленные места губернии. Местом для дальнейшего отбывания срока ссылки Вадиму Николаевичу Подбельскому назначили село Усть-Кулом. Сюда же отправили и Анну Андреевну Ланину.

Вскоре после переселения Подбельского до начальства стали доходить слухи, что и на новом месте он уже начал «мутить». Удивительный человек этот Подбельский: и в участке он сидел, и в свидании с родными ему отказали, и сдавать экстерном экзамены за весь гимназический курс не разрешили, а он все не унимается! Пристав получил распоряжение жандармского управления произвести у ссыльного обыск.

Нагрянули так неожиданно, что трудно было что-либо спрятать понадежнее. Брошюры и книги лежали всюду: на столе, на стуле, под подушкой, в плетеной вещевой корзине. Привыкшие к подобным обыскам хозяева квартиры и понятой из местных крестьян безучастно стояли в стороне, в то время как полицейский урядник и стражники швыряли вещи, белье, бумаги. Обнаружив брошюры, книги, журналы, исписанные листки бумаги, аккуратно складывали их на край небольшого стола.

Обыск не принес желаемых результатов. Найденная у Подбельского литература еще. не давала повода для немедленного ареста.

Через восемь дней последовал новый обыск. Снова в комнате уже через полчаса все оказалось перевернуто вверх дном. Снова росла на столе кипа книг, брошюр и рукописей, извлеченных пронырливым урядником из различных тайников: из-под обшивки мебели, из-за хозяйской иконы и даже из самоварной трубы.

В середине октября 1911 года Вадима Николаевича Подбельского вызвал к себе усть-сысольский уездный исправник.

— Срок вашей ссылки заканчивается. Куда выписать вам проходное свидетельство?

— Туда, откуда я сюда прибыл, — в Тамбов.

Прошло ровно три года с тех пор, как Подбельский прибыл в эти края. Много пришлось ему испытать лишений: тут и отсидка в полицейских участках, и этапные пути по расхлябанным, грязным дорогам, и нехватка одежды, а порой и еды. И все же эти годы не надломили его ни морально, ни физически. Приспосабливаясь к этим суровым условиям жизни, он физически окреп, возмужал. Здесь он столкнулся со множеством людей, характеров, взглядов, научился распознавать потенциальных и открытых врагов марксизма. Здесь были прочитаны сотни книг: Маркс, Ленин, Плеханов, Толстой, Щедрин,

Герцен, Чернышевский… Здесь он приобрел настоящих друзей. Здесь нашел Анну…

Возвращаясь домой с проходным свидетельством, Вадим Николаевич вспомнил такой же день в прошлом 1910 году, когда колония прощалась с Яковом Зевиным. Где он сейчас? За полтора года колония хорошо узнала Зевина. Горячий и энергичный, он активно участвовал в диспутах. Его взгляды, правда, были меньшевистского толка, и за это ему здорово доставалось от большевиков.

— Эх, Яша, — говорил не раз Вадим Подбельский, — повернуть бы немного твои мозги, чтобы они правильно мыслили!.. Какой неоценимый клад был бы для большевиков!..

— Пока еще не убедили. Когда дойдет до ума и сердца, тогда будете меня считать своим, — отвечал на это Яков Зевин.

Прощание с товарищем, у которого закончился срок ссылки, — большое радостное событие для всей колонии. Но вместе с тем это и немного грустное событие: уезжает друг, с которым ты делил печали и радости в тяжелые годы.

Труднее всех было Анне Андреевне Ланиной. Ей оставалось еще несколько месяцев до окончания срока. Но она ни за что не хотела, чтобы муж ждал ее.

— Ты поедешь, устроишься с работой, жильем, и я приеду, — твердо решила она.

20 октября 1911 года колония проводила Вадима Николаевича Подбельского.

Итак, началась новая жизнь в Тамбове. Каждый день Вадим подолгу бродил по городу. Нужно было хорошенько подумать об устройстве дальнейшей жизни. А главное — найти возможность продолжать революционную работу.

Но чем заняться? Ведь, в сущности говоря, специальности у него нет, ремесла никакого он не знает.

Отчим предложил Вадиму на первых порах поступить в земство: сам он прочно там обосновался. И хотя Вадим не считал земство подходящим местом деятельности, он был вынужден принять предложение.

…Жизнь земского служащего скучна и однообразна: сидишь в канцелярии, разносишь по книгам и реестрам различные бумаги. Однако если вчитаться в эти бумаги — прошения, жалобы, секретные записки, приказы и распоряжения, — то много примечательного можно в них увидеть. В них отражена полная жестокой борьбы жизнь со всеми ее горестями и противоречиями. А какой они дают богатый материал для пропаганды! Из всего многообразия житейских дел, с которыми Вадим Николаевич сталкивался в земстве, он отбирал наиболее интересные. Стоило бы освещать их в местной газете.

Но в какую газету писать?

— Что есть в кишкинском[6] «Крае»? — спрашивал обычно Гавриил Васильевич Белоцветов его мнение о газете и тут же сам отвечал: — Одно только название, что газета. А на самом деле сплошные дифирамбы властям да рекламирование собственного сынка, начинающего выбиваться в люди страхового агента!

Не шли в счет и «Тамбовские губернские ведомости». Эта газета, выходившая с 1838 года, была сугубо официальным органом. В 1903 году тот же Кишкин уговорил губернское начальство разрешить приложение, своего рода неофициальную часть газеты. И хотя в ней печатались также славословия властям, это все же считалось отклонением от общего курса строго официального органа. Поэтому в 1906 году неофициальную часть газеты прикрыли.

Не могли идти в счет и «Тамбовские епархиальные ведомости».

Гавриил Васильевич подал мысль издавать «Листок объявлений». Эта мысль показалась Вадиму Подбельскому заслуживающей внимания. Во-первых, никакого труда не составит испросить разрешение на такое издание; во-вторых, с финансовой стороны это издание выгодно: за объявления хорошо платят, и можно будет накопить немного денег, чтобы впоследствии создать более солидную газету. А потом, где же это сказано, что вперемежку с объявлениями нельзя будет помещать и текущие материалы?

Мыслями об издании газеты Вадим поделился с Юрием, как и он, недавно вернувшимся из архангельской ссылки. Теперь уже оба загорелись этой идеей. И оба принялись энергично действовать.

Они предложили издавать газету Александру Бердоносову, сыну владельца типографии, известному своими прогрессивными взглядами.

…В середине ноября 1911 года генерал-губернатор разрешил издание «Тамбовского листка объявлений». О характере газеты говорило ее название. Но, помимо объявлений, ей разрешено было печатать месяцеслов — календарь, телеграммы Российского телеграфного агентства, биржевая хроника, различные справки. Вадим Николаевич предложил Бердоносову-младшему включить еще местную хронику и корреспонденции из губернии. Это вызовет больший интерес к газете.