Так была взята крепость Галата, и Константинопольская гавань захвачена силой. Ратники войска были этим сильно ободрены и от души благодарили Господа, а жители города были сильно расстроены. И на следующий день^{337} нефы и другие суда, и галеры, и юиссье вошли в гавань. И тогда в войске держали совет^{338}, чтобы решить, что им делать дальше: напасть ли на город с моря или с суши. Венецианцы горячо ратовали за то, чтобы установить на нефах лестницы и чтобы весь приступ производить с моря. Французы же говорили, что они не умеют воевать на море так хорошо, как венецианцы, зато, когда у них есть кони и они имеют при себе свое оружие, им сподручнее сражаться на суше. Конец совета был таков, что венецианцы пойдут на приступ с моря, а бароны и прочие ратники — с суши.

Так оставались они четыре дня. После этого, на пятый день^{339}, вся рать вооружилась и боевые отряды поскакали в том порядке, какой был определен^{340}, вдоль берега гавани^{341} до самого Влахернского дворца; а флот прошел прямо к месту у гавани напротив них и доплыл до самого конца гавани^{342}. И там есть речка^{343}, которая впадает в море таким образом, что через нее нельзя перейти иначе, кроме как по каменному мосту^{344}. Греки порушили мост, и бароны повелели войску трудиться целый день и целую ночь, чтобы починить мост. Таким образом, мост был починен, и наутро боевые отряды взялись за оружие^{345}; и они поскакали один вслед за другим, сообразно тому, как были построены, и подступили к городу. И никто из города не выступил против них; и это было великим чудом, ибо на одного ратника в войске приходилось двести в городе.

Тогда совет баронов постановил, что они расположатся между Влахернским дворцом^{346} и замком Боэмунда^{347}, который являл собой аббатство, обнесенное стенами. И тогда были раскинуты палатки и шатры, и оттуда открывался горделивый вид, ибо у Константинополя, который тянулся в ширину по суше на три лье^{348}, войско могло осаждать лишь одни из его ворот^{349}. А венецианцы были на море на нефах и судах; и они установили лестницы^{350}, и мангоньо, и камнеметы, и они очень хорошо подготовились к своему приступу. И бароны тоже подготовились к своему приступу с суши, установив камнеметы и мангоньо.

И знайте, что они не были в покое, ибо не было ни одного часа ни ночью ни днем, чтобы какой-нибудь из боевых отрядов не стоял вооруженным у ворот, дабы охранять осадные орудия и препятствовать вылазкам. И, несмотря на все это, греки не оставляли множества попыток предпринимать вылазки то через эти, то через другие ворота; и они совершали их так часто, что 6 или 7 раз на дню всей рати приходилось браться за оружие. И у них не было возможности отходить от лагеря в поисках провизии далее, чем за четыре арбалетных выстрела; и провизии было очень мало, за исключением разве что муки и солонины; да и из этого получали мало, а свежего мяса и вовсе не было, если не случалось, что у них убивали лошадей; и знайте, что для всего войска было у них съестного на три недели^{351}. И они были в весьма большой опасности, ибо еще никогда столь малым числом людей не было осаждаемо столько людей в каком-нибудь городе.

Тогда они использовали одно прекрасное приспособление: они укрепили весь лагерь добрым палисадом, и добрыми брусьями, и добрыми поперечными балками^{352}; и под этим укрытием они почувствовали себя более надежно и безопасно. Греки же устраивали вылазки так часто, что не давали им передохнуть^{353}, и те, кто был в лагере, живо отбрасывали их прочь; и всякий раз, когда греки предпринимали вылазку, они теряли много своих людей.

Однажды^{354} охрану несли бургундцы, и греки совершили вылазку против них, и выступила из города часть их лучших воинов; а те, кто был в лагере, со своей стороны ринулись на них и весьма решительно отбросили их и прижали так близко к воротам, что сверху на них бросали целый град камней. Там был взят в плен один из лучших греков города по имени Константин ли Аскр^{355}, и Готье де Нюлли взял его прямо на коне. И там Гийому де Шанлитт ударом камня разбило руку, и это было большой потерей, ибо он был весьма храбр и весьма доблестен.

Я не могу назвать вам все стычки, и всех раненых, и всех убитых. Но когда сражение заканчивалось, прибыл рыцарь из окружения Анри, брата графа Бодуэна Фландрского и д’Эно по имени Эсташ дю Марше; а облачен он был только в гамбизон^{356} и в железную каску^{357}, со щитом наперевес через шею, и он много постарался, чтобы отбросить врага, и ему воздавали великие похвалы. Не проходило дня, чтобы не предпринималось вылазок, но я не могу рассказать вам обо всех. Греки держались так близко от них, что они не могли ни спать, ни отдыхать, ни есть иначе как при оружии.

Еще одну вылазку предприняли греки из ворот, что были выше^{358}, где они потеряли еще многих людей; но там был убит и рыцарь по имени Гийом де Жи; и там прекрасно выказал себя Матье де Валинкур, и он потерял своего коня, который был под ним убит на мосту у ворот; и многие, кто участвовал в этой стычке, держались очень доблестно. У этих ворот, что выше Влахернского дворца, откуда они чаще всего производили вылазки, отличился, как никто другой, Пьер де Брашэ, ибо он расположился ближе всего к воротам и чаще всего вмешивался в схватки.

Эти опасности и эти испытания продолжались для них около десяти дней^{359}, пока однажды в четверг утром они не подготовили свой приступ, равно как и лестницы. А венецианцы приготовили свой с моря. Приступ решено было вести таким образом, что три боевых отряда из семи^{360} будут прикрывать лагерь, четыре же пойдут на приступ. Маркиз Бонифаций Монферратский охранял лагерь со стороны полей, так же как и отряд шампанцев и бургундцев во главе с Матье де Монморанси^{361}. А граф Бодуэн Фландрский и д’Эно двинулся со своими людьми на приступ; на приступ двинулись также Анри, его брат, и граф Луи Блуаский и Шартрский, и граф Гюг де Сен-Поль, и те, кто шел с ними.