- Какой праздник?

- Э! - удивился Сократ, стоя теперь лицом к д'Аррасту, - ты разве не знаешь? Праздник доброго Иисуса. Каждый год все приходят в грот с молотком.

Сократ показывал не на грот, а на группу людей, которые, казалось, чего-то ждали в углу сада.

- Вот, смотри! Однажды добрая статуя Иисуса приплыла с моря, поднимаясь вверх по реке. Ее нашли рыбаки. Такая красивая! Такая красивая! Тогда они ее вымыли здесь в гроте. А потом в гроте вырос камень. Каждый год праздник. Молотком ты разбиваешь камень на кусочки, чтобы освятить счастье. А он продолжает расти, хоть ты его разбиваешь. Это чудо.

Они подошли к гроту, низкий вход в который виднелся над ожидавшими людьми. Внутри, в тени, усеянной дрожащими огнями свеч, сидевший на корточках человек бил в этот момент молотком по камню. Это был худой пастух с длинными усами; вскоре он встал и вышел из грота, держа в открытой для всех ладони кусочек влажного сланца, который он за несколько секунд перед тем, как уйти, осторожно зажал в руке. В грот, пригнувшись, вошел другой человек.

Д'Арраст обернулся. Вокруг, не обращая на него внимания, бесстрастно ожидали своей очереди пилигримы, мокшие под мелким дождем, спускавшимся с деревьев. Д'Арраст тоже ждал у этого грота, сам не зная чего. Говоря по правде, он уже месяц, с момента приезда в эту страну, все время чего-то ждал. Он ждал в алом зное влажных дней, под мерцающими ночными звездами, ждал, несмотря

на свои обязанности - строительство дамб, прокладку дорог - как будто работа, ради которой он сюда приехал, была всего лишь предлогом, поводом для какой-то неожиданности или встречи; он их даже не представлял себе, но тем не менее терпеливо ожидал их на краю света. Д'Арраст вздрогнул, никто в этой маленькой группе местных жителей не обращал на него внимания, и он направился к выходу. Нужно было возвращаться к реке и работать.

Но Сократ ждал его у двери, занятый оживленной беседой с низкорослым кряжистым человеком, скорее желтым, чем чернокожим. Его наголо выбритый череп еще больше увеличивал красивого очертания лоб; на широком гладком лице его красовалась очень черная борода, подстриженная квадратом.

- Это наш силач! - вместо представления сказал Сократ. - Завтра он совершит шествие.

Человек, одетый в морской костюм из грубой саржи, тельняшку с голубыми и белыми полосками под морской курткой, внимательно изучал д'Арраста, глядя на него черными спокойными глазами. В то же время он улыбался, показывая ослепительно белые зубы меж полных глянцевых губ.

- Он говорит по-испански, - сказал Сократ, поворачиваясь к незнакомцу. - Расскажи месье д'Аррасту.

И тут же, пританцовывая, он ушел к другой группе. Человек перестал улыбаться и с откровенным любопытством посмотрел на д'Арраста.

- Это тебя интересует, капитан?

- Я не капитан, - поправил его д'Арраст.

- Неважно. Но ты сеньор. Так мне Сократ сказал.

- Я нет. Но мой дед был сеньором. Его отец тоже и все до него. Теперь в наших краях больше нет сеньоров.

- А! - смеясь, сказал негр. - Понимаю. Все стали сеньорами.

- Нет, это не так. Просто нет ни сеньоров, ни народа. Тот, поразмыслив, спросил:

- Никто не работает, никто не страдает?

- Ну нет, работают и страдают миллионы людей.

- Тогда это народ.

- В этом смысле да, народ. Но его хозяева - полицейские или торговцы.

Приветливое лицо мулата замкнулось. Потом он проворчал:

- Хм! Покупать и продавать, а! Какая мерзость! А с полицией командуют и собаки.

Вдруг он рассмеялся.

- А ты не продаешь?

- Почти нет. Я строю мосты, дороги.

- Хорошо! А я кок на пароходе. Если хочешь, я тебе приготовлю наше любимое блюдо из черной фасоли.

- Хочу.

Кок подошел к д'Аррасту и взял его за руку:

- Слушай, мне нравится то, что ты говоришь. Я тебе тоже кое-что сейчас скажу. И тебе, может, это понравится.

Он увлек его ко входу и усадил на влажную деревянную скамью рядом с бамбуковой рощицей.

- Я был в море, открытом море Игуапы, на маленьком танкере, который делает каботажные рейсы и снабжает нефтью порты побережья. На борту вспыхнул пожар. Нет, не по моей вине! Да что там! Я знаю свое ремесло. Просто несчастный случай! Нам удалось спустить шлюпки на воду. Ночью море поднялось, оно опрокинуло лодку, и меня накрыло волной. Когда всплыл, ударился о шлюпку головой. И начал тонуть. Ночь была темной, море волновалось, и потом, я плохо плаваю; я испугался. Вдруг вдалеке я увидел свет и узнал купол церкви Доброго Иисуса в Игуапе. Тогда я сказал Доброму Иисусу, что, если он меня спасет, я понесу во время шествия на голове камень весом в пятьдесят килограммов. Ты мне не поверишь, но вода сразу успокоилась, и мое сердце тоже. Я медленно поплыл и добрался до берега. Завтра я выполню свое обещание.

Вдруг он подозрительно взглянул на д'Арраста.

- Ты не смеешься, а?

- Нет, не смеюсь. Нужно выполнять то, что пообещал.

Тот хлопнул его по плечу.

- Теперь пошли к моему брату, он на реке. Я тебе приготовлю фасоль.

- Нет, - сказал д'Арраст. - У меня дела. Если хочешь, вечером.

- Ладно. Но сегодня ночью в большой хижине танцы и молебны - праздник святого Георгия.

Д'Арраст спросил его, будет ли он тоже танцевать. Лицо кока вдруг посуровело; впервые он отвел глаза куда-то в сторону.

- Нет, нет, я не буду танцевать, завтра нужно нести камень. Он тяжелый. Сегодня вечером я приду почтить святого. Потом рано уйду.

- Это долго длится?

- Всю ночь и немного утром.

Он как- то пристыженно посмотрел на д'Арраста.

- Приходи на танцы. А потом ты меня уведешь, иначе я останусь, начну танцевать и, может, не смогу остановиться.

- Ты любишь танцевать?

Глаза кока плотоядно заблестели.

- О, да! Люблю. И потом, там сигары, святые, женщины. Все забываешь и больше себе не хозяин.

- Там будут женщины? Все женщины города?

- Города - нет, но из хижин - да. Кок уже снова улыбался.

- Приходи. Капитану я подчиняюсь. И ты мне поможешь завтра сдержать обещание.

Д'Арраст почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Что ему до этого нелепого обета? Но он видел перед собой красивое открытое лицо, доверчиво улыбающееся ему; это черное лицо, казалось, излучало здоровье и жизнелюбие.

- Ладно, приду, - сказал он. - А теперь я тебя немного провожу.

Не зная почему, он тут же вновь представил, как черная девушка подавала ему «угощение для дорогого гостя».

Они вышли из сада, зашагали по грязным улицам и дошли до ухабистой площади; ее окружали невысокие дома, от чего она казалась еще более просторной. Теперь по штукатурке домов текла влага, хотя дождь по-прежнему лишь накрапывал. Сквозь рыхлое покрывало неба доносился приглушенный шум реки и шелест деревьев. Они шли в ногу шаг в шаг, тяжелый у д'Арраста и упругий у кока. Время от времени кок поднимал голову и улыбался своему спутнику. Они направились к церкви, возвышавшейся над домами, достигли конца площади, потом прошли по грязным улицам, где теперь витали резкие и назойливые запахи кухни. Время от времени из какой-нибудь

двери женщины с тарелкой или кухонной утварью в руках высовывали любопытные лица, потом исчезали. Миновав церковь, они углубились в старый квартал, зажатый между такими же низкими домами и вдруг вышли на шум невидимой реки позади хижин, которые д'Арраст сразу узнал.

- Ладно. Я тебя оставляю. До вечера, - сказал он.

- Да. У церкви.

Но кок все еще удерживал д'Арраста за руку. Он явно колебался. Потом все-таки сказал:

- А ты никогда не взывал к Богу, не давал обещания?

- Пожалуй, однажды.

- При кораблекрушении?

- Вроде того.

И д'Арраст резко вырвал руку, уже повернулся, чтобы уйти, но в этот момент встретил взгляд кока. Он поколебался, потом улыбнулся.

- Могу тебе сказать, хотя это и неважно. Один человек умирал по моей вине. Тогда, мне кажется, я просил небеса.

- Ты дал обещание?

- Нет. Но я хотел бы дать обещание.