На этом первая серия германской революции закончилась, если не считать того, что продолжались постоянные забастовки, но по сравнению с тем, что было — да и с тем, что будет, — это такие мелочи…

В общем, германскому правительству не позавидуешь…

Пока власти разбирались с красными, появилась новая угроза, совсем с другой стороны. Военным ведь тоже не нравилось происходящее! Кроме оскорбленной национальной гордости, у них был и мощный интерес: условия подписанного летом 1918 года мирного договора резко ограничивали численность немецкой армии. В начале 1920-го, в соответствии с договором, правительство, во главе которого в то время стоял правый социал-демократ Бауэр, приступило к ее сокращению. Военные, не питавшие ни малейшего уважения к демократии вообще и к социал-демократам в частности, тут же вскинулись на дыбы. Генерал Лютвиц, командующий Берлинским военным округом, предъявил правительству Бауэра ультиматум, потребовав прекратить сокращение армии и распустить Национальное собрание. Условия перемирия, говорите? Да в гробу они видели эти условия!

Получив отказ, Лютвиц не стал действовать парламентским путем, а повел одну из добровольческих бригад на Берлин. Правительство попыталось было вывести навстречу войска — однако в войсках Лютвица уважали куда больше, чем какого-то там Бауэра, так что военные послали власти очень далеко и остались в казармах. 13 марта 1920 года мятежники беспрепятственно вступили в германскую столицу и тут же объявили о создании нового правительства, во главе которого встал крупный помещик Капп. В то же время такой же путч произошел и в Мюнхене.

Правительству оставалось лишь бессильно ручками разводить, если бы не рабочие, которые решили, что с военной диктатурой им совершенно не по пути. Уже 13 марта в Берлине началась забастовка, которая, распространяясь по стране, тут же стала всеобщей. Оперативно сформированные отряды Красной гвардии разоружили армейские части и с оружием в руках выступили против путчистов, так что через четыре дня, 17 марта, те бежали из Берлина. В столице и особых боев-то не было.

Однако рабочим показалось обидно так скоро все закончить — ведь как хорошо началось! И все пошло по новой. Всеобщая забастовка в Руре переросла в вооруженное восстание. 19 марта рабочие захватили Эссен, где сформировали теперь уже не Красную гвардию, а Красную армию, численностью в 100 тысяч человек — ровно столько, сколько, по условиям перемирия, Германии позволялось иметь солдат в рейхсвере. И снова пришлось вводить войска.

…По правде сказать, это постоянное балансирование правительства между правыми и левыми изрядно всем надоело. В июне 1920 года состоялись выборы в рейхстаг, на которых большинство получили буржуазные партии, а главой правительства стал один из лидеров католической партии «Центра» Ференбах. Однако легче все равно не стало, поскольку дело было отнюдь не в политике.

В марте 1921 года произошло обострение старого вялотекущего восстания в Средней Германии. Полиция и части рейхсвера были изгнаны оттуда еще год назад, во время капповского путча, и с тех пор ни старое, ни новое правительство так и не смогли вернуть их обратно. 18 марта обер-президент Саксонии Гёрзинг, правый социал-демократ, не придумал ничего лучше, чем приказать ввести наряды полиции на крупные предприятия. Рабочие, естественно, возмутились, и все пошло по знакомому пути: забастовка, вооруженные столкновения, Красная гвардия, войска.

В конце 1922 года к власти пришло еще одно правительство, во главе с Куно. Экономика страны находилась на грани катастрофы, и новое правительство отказалось платить репарационные платежи. В ответ французы тут же оккупировали Рур, который давно хотели прибавить к уже захваченному Саару. Начиная с 1921 года они при каждом возникающем осложнении между Германией и союзниками угрожали оккупацией Рура, где было сосредоточено 90 % немецкой добычи угля и 70 % выплавки чугуна, — и вот, наконец, дождались момента. Однако толку от этого не вышло никакого и никому Немецкое правительство призвало шахтеров не давать французам угля, так что уголек не получил никто[2]. Более того, нерасчетливая алчность французов аукнулась так, что державы-победительницы притихли всерьез и надолго.

Лишенная топлива, экономика Германии вошла в тяжелейший кризис. По всей стране закрывались заводы, количество безработных выросло до 5 миллионов человек, инфляция приняла невероятные размеры. В августе 1923 года курс золотой марки составлял 1 млн, в сентябре — 23, 5 млн, в октябре — 6 млрд, а в ноябре — 522 млрд бумажных марок. Население голодало.

Мясо, молоко, жиры для большинства немцев были давно уже недоступны, а теперь не хватало даже хлеба и картофеля. Землевладельцы отказывались продавать продукты, торговцы придерживали товары, еще больше провоцируя инфляцию. По всей стране начались голодные бунты. Рабочие и безработные сбивались в продотряды, которые откровенно грабили деревню, выкапывали на полях картофель и собирали зерно. В сентябре, когда урожай был собран, а энергия недовольства масс по-прежнему требовала выхода, начались забастовки. Как оно обычно бывает в подобных ситуациях, рабочие «полевели» — не зря же Ленин в качестве одного из условий революционной ситуации ставит возросшие нужду и бедствия трудящихся масс. Резко выросло влияние коммунистов.

И тут в действие вступила Советская Россия, которая никогда не упускала из виду обстановку в Германии. Точнее, не совсем Советская Россия, а гнездившаяся в Москве совершенно замечательная организация — Коммунистический интернационал, или, сокращенно, Коминтерн, сборище профессиональных поджигателей мирового пожара. Сбывались самые смелые мечты марксистских теоретиков — вот она, долгожданная немецкая революция! Надо лишь немножко помочь, подтолкнуть…

Кого только не было в августе — сентябре 1923 года в здании советского посольства! В Германию отправилась группа эмиссаров ЦК — Пятаков, Рудзутак, Радек, Крестинский — и военных, в числе которых были такие знаменитые «красные генералы», как Якир и Уборевич. Наконец, туда послали — и от них, пожалуй, оказалось больше всех толку — группу специалистов по тайным операциям. Это были люди чрезвычайно серьезные. Например, «главный диверсант Разведупра»[3] Христофор Салнынь, который занимался созданием боевых отрядов компартии Германии и оборудованием тайных складов с оружием. Вольдемар Розе, известный под псевдонимом Скоблевский, стал организатором «немецкой ЧК» и «немецкой Красной армии». Вместе с Артуром Сташевским он разработал план проведения восстаний в промышленных центрах Германии. Семен Фирин, военный агент полпредства СССР, организовал на советские деньги закупку оружия, предназначенного якобы для Красной Армии, а на самом деле — для восставших.

Советские инструкторы располагались открыто, без всякой конспирации, в здании советского представительства в Берлине. Их группу называли «аппарат на Унтер-дер-Линден» или «группа Алоиза». (Под этим именем был известен в Германии еще один видный деятель Коминтерна и, по совместительству, советской разведки Стефан Жбиковский). Несмотря на разную ведомственную принадлежность, публика эта была почти сплошь коминтерновская. В то время вообще трудно было понять, кто к какому ведомству принадлежит: военная и политическая разведка имели общих резидентов и вовсю использовали иностранных коммунистов, так что опознавательный знак был один: наши — не наши.

Помещение советского посольства больше всего напоминало Смольный в октябрьские дни. Приемные были полны народу, повсюду звучала русская и немецкая речь. В разных комнатах проходили какие-то таинственные совещания, туда-сюда бегали люди с разнообразными пакетами, свертками, гранками…

Планы у организаторов восстания были колоссальными. Волей судьбы в сентябрьские дни 1923 года в германское посольство занесло нашего разведчика Бориса Лаго, которого посвятили в предполагаемый расклад дальнейших событий, о чем он позднее написал в мемуарах. «Не позже, как через месяц во всей Германии вспыхнет революция. Начнется она одновременно из Гамбурга и Дрездена. Сигналом послужит крупное вооруженное столкновение на улицах Берлина. Потом оно разольется по всей Германии. Есть полное основание думать, что Франция отправит свои войска для подавления революции.