На нижних парапетах находилось еще несколько сотен воинов, которые заняли свои позиции с длинными копьями. Среди них находились десятки воинов с пращами.
Внизу, во внутреннем дворе, собравшись за воротами, находились сотни солдат с мечами и щитами в руках – каждое оружие было немыслимым. Армия Гвен росла с каждой минутой, и Силесия начала казаться неприступной. Гвен ощутила прилив оптимизма.
Но, снова взглянув на горизонт, девушка напомнила себе, что им предстоит. Всю свою жизнь она слушала истории об Андроникусе. Она знала, что хотя Силесия простояла тысячу лет, на этот раз все будет по-другому. Гвен закрыла глаза и помолилась о том, чтобы на нее снизошла сила, достаточная для того, чтобы выставить превосходную защиту. Чтобы ни произошло, выживут ли они или все умрут, она всего лишь хотела умереть с честью.
Открыв глаза, Гвен снова посмотрела на горизонт и опять начала расхаживать по площадке. Девушка была на грани нервного срыва, и тот факт, что Кендрик находился за пределами города, только ухудшал ее состояние. Она не могла представить, что ей придется закрывать ворота, пока брата нет в городе. Даже думать об этом было больно.
«От того, что вы смотрите на горизонт, он не приедет раньше», – сказал Штеффен.
Она обернулась, благодарная за то, что Штеффен находится рядом с ней. Он стал ее опорой во всем этом, всегда держался поблизости, всегда присматривал за ней, всегда был готов предложить добрый совет или поддержку. Он был мудр, несмотря на свою внешность, и Гвен все больше и больше считала его резонатором. Кроме того, Штеффен был тем человеком, которому она могла доверять больше остальных, который уже дважды спасал ее жизнь. Ей становилось комфортно, когда она делилась с ним своими самыми сокровенными мыслями.
«Не думаю, что я могу это сделать», – тихо сказала Гвен Штеффену. – «Я не смогу запереть ворота, пока Кендрик находится там».
«Вам придется», – сказал Штеффен. – «Вот что значит быть Королевой – отдать предпочтение стране перед своей семьей. Ваш брат – это один человек, в то время как вы должны думать о своих людях, коих тысячи».
Продолжая расхаживать по площадке, Гвен понимала, что он прав. Девушка просто молилась о том, чтобы ей не пришлось оказаться в такой ситуации.
Когда прозвучала труба, Гвен развернулась, бросив взгляд вниз на дорогу, и спросила себя, чей приход предвещает этот звук. Ее сердце забилось быстрее, потому что она надеялась на то, что это Кендрик скачет ко двору.
Но сердце Гвен упало, когда она увидела маленький караван и осознала, что это не брат. Это была лошадь и фургон, которые шли из королевского двора. Гвен удивилась, что кому-то удалось выбраться оттуда живыми.
Ей не терпелось узнать новости. Она сбежала вниз по извилистой каменной лестнице, пока не достигла пыльного внутреннего двора Силесии. Штеффен расчистил для нее путь между солдатами, и Гвен поспешила в центр, пока медленно открывались внутренние ворота.
Фургону подъехал к входу и остановился.
Несколько воинов приблизились к нему и открыли дверцу, и Гвендолин поразилась, увидев, кто вышел оттуда.
Перед ней стояла женщина, которую, в чем Гвен была уверена, она больше никогда не увидит снова.
Ее мать. Бывшая Королева.
И рядом с ней ее преданная служанка Хафольд.
Мать Гвендолин посмотрела на девушку – одна королева на другую – и Гвен ощутила противоречивый шквал эмоций. Она была одновременно и поражена, увидев ее, и почувствовала облегчение. Кроме того, он испытывала грусть и сострадание к состоянию ее здоровья, а также гнев от всех нахлынувших старых воспоминаний. Гвен к тому же почувствовала внезапный вызов – если ее мать прибыла сюда для того, чтобы попытаться рассказать ей, как править, Гвен не станет это слушать.
Но, прежде всего, Гвендолин недоумевала. Как могла ее мать, которая была так больна, стоять? И как она сбежала из королевского двора?
«Мама», – произнесла девушка.
Ее мать посмотрела на нее ничего не выражающим взглядом.
«Гвендолин», – сказала Королева как ни в чем не бывало. Я оказалась в странном и неблагополучном положении из-за того, что вынуждена просить свою дочь позволить мне войти в ее двор. После разрушения королевского двора, единственного места, которое я называла домом, я оказалась без крова. За мной следует большая армия, и если ты закроешь передо мной свои ворота, я умру за ними. Как бы ты не относилась ко мне, разумеется, это не способ почтить память твоего отца».
Толпа воинов вокруг них притихла, и Гвендолин почувствовала, что все они смотрят на эту перепалку между матерью и дочерью. Девушка сделала глубокий вдох, когда у нее закружилась голова от смешанных чувств.
«Я не злопамятна, мама», – сказала Гвендолин. – «В отличие от тебя. Я бы никогда не отдала тебя на милость Империи, независимо от того, какой матерью ты была. Разумеется, ты будешь желанной гостьей за этими воротами».
Ее мать пристально посмотрела на нее, хотя ее лицо по-прежнему ничего не выражало, и слегка кивнула дочери.
«Как ты излечилась?» – спросила Гвендолин. – «Последний раз, когда я тебя видела, ты не могла ни говорить, ни пошевелиться».
«Я обнаружила, что она стала жертвой отравления», – сообщила Хафольд. – «Своего сына, Короля».
Толпа присутствующих ахнула, но громче всех ахнула Гвендолин. Она невольно покачала головой.
«Тогда мы должны отвести тебя к Иллепре, нашей целительнице, которая находится здесь с нами, и она предоставит тебе необходимую помощь для твоего окончательного выздоровления. Я приветствую тебя здесь, мама».
Ее мать кивнула, но осталась стоять на месте.
«Я слышала, что ты сейчас Королева», – сказала она.
Гвендолин настороженно кивнула в ответ, не зная, к чему клонит мать.
«Это то, чего хотел твой отец. Я боролась с этим, но теперь, наконец, я вижу, что это было мудрое решение. Возможно, его единственное мудрое решение».
После чего ее мать развернулась и прошла мимо нее в сопровождении Хафольд – слишком гордая, чтобы остановиться и сказать что-нибудь еще.
Зная, насколько гордой является мать, зная, что она никогда не слышала от матери ни одного доброго слова, Гвендолин понимала, насколько сложно Королеве дались эти слова. Она была тронута, в миллионный раз спрашивая себя, почему она и ее мать не могли стать ближе друг к другу.
Дверь фургона снова открылась и, обернувшись, Гвендолин удивилась, увидев, когда из другого выхода появился Абертоль, который медленно шел со своей тростью, опираясь на воинов.
Он повернулся и направился к Гвендолин своей характерной походкой. Приблизившись к девушке, он тепло улыбнулся ей.
Гвен сделала несколько шагов ему навстречу и обняла старика. Появление старого учителя и советника ее отца согрело девушке сердце. В некотором смысле, словно частичка отца вернулась к ней.
«Гвендолин, моя дорогая», – медленно произнес Абертоль своим древним голосом. – «Объятия с таким скромным стариком вроде меня не покажется вполне уместным на глазах у всех твоих новых подданных». – Он произнес эти слова с улыбкой, отстранившись. – «Ты теперь Королева, в конце концов. Я очень горжусь тобой из-за этого. А королева всегда должна вести себя как королева».
Гвендолин улыбнулась в ответ.
«Верно», – ответила она. – «Но роль Королевы дает мне привилегию обнимать того, кого я хочу».
Абертоль улыбнулся.
«Ты всегда была слишком умной для твоего же блага», – сказал он.
«То, что я вижу Вас здесь, внушает мне самые худшие опасения», – угрюмо произнесла Гвендолин. – «Я слышала, что королевский двор подвергся нападению. Но зная, что Вы убежали со своими драгоценными книгами, я понимаю, что это на самом деле правда».
Лицо Абертоля упало, когда он серьезно покачал головой.
«Сожжены», – сказал он. – «Они все сожжены дотла. Мы сбежали прошлой ночью».
Гвендолин, чье сердце неистово колотилось, боялась задать следующий вопрос.
«А что с Домом Ученых?» – наконец, спросила она. Ее сердце колотилось, не переставая, когда она подумала о месте, которое было ее вторым домом, которое было самым священным для нее на всем белом свете.