Бывший президент спустился из своего убежища в горах и начал произносить речи, Фэй даже удалось взять у него эксклюзивное интервью. Он говорил, что дни ФБР сочтены. Настало время сложить оружие и принять неизбежное. Демократия вернется в Соединенные Штаты. Статут стал историей. Мы снова восстановим страну. Звучало хорошо, но всему этому только предстояло случиться. Он не оправдывал насилие, но и не отрицал, что знает о Три. По радио он звучал немного иначе, чем тот человек, который показывал мне любимые книжки своего сына. Наверное, сильнее. Не как старик.

На седьмой день я помогала Чейзу сесть на пассажирское сиденье фургона МН, когда в ворота на задний двор фермы въехал разбитый серебристый автомобиль. Мужчина, вышедший через водительскую дверь, выглядел на десять лет старше, чем в день падения базы Шарлотта. Его волосы теперь были вымыты и завязаны в хвост черным шнурком, но на висках появилось больше седины.

– Слышал, вы уезжаете, не попрощавшись, – сказал Уоллис, прислонившись к боку синего фургона и ритмично барабаня пальцами по металлу возле бедра.

Не знаю, как он нас нашел. Всю прошедшую неделю я старалась не называть наших имен и не выдавать информацию, которая могла бы указать, кем мы были.

– Мы уезжаем, – подтвердила я.

– Полагаю, что не смогу убедить вас остаться. Впереди еще много работы.

Он посмотрел на небо, как делают люди, когда почувствуют, как на них что-то капнуло.

– Мы не можем остаться, – сказала я. Чейз взял меня за руку, и Уоллис это заметил.

– Да, – сказал он. – Что ж, если передумаете, вам всегда рады в моем лагере.

Я едва не спросила, где он будет располагаться, но предположила, что он и сам еще не знает. Он был последним оставшимся лидером Три, борцом за идею. Я осознала, что, наверное, никогда полностью ее не пойму. Однако я знала: кровь на его руках – кровь Такера и кровь Билли тоже – никогда не смыть. Она останется на нем до конца его дней, и, возможно, именно по этой причине он никогда не перестанет сражаться. Это единственное, что еще придавало смысл его действиям.

Я шагнула к Уоллису и пожала ему руку. Он заключил меня в объятья, и я неловко похлопала его по спине.

– Возьмите мою машину, – хрипло сказал он, вложив мне в ладонь тусклый серебристый ключ, и почесал шею, отказываясь встречаться со мной взглядом. – В багажнике две полных канистры топлива. Еды мало, но воды хватит по крайней мере на пару дней. В бардачке лежит карта. Приграничные патрули в Южной Каролине отозваны для поддержки оставшихся баз. Вы без проблем въедете в Красную зону, но я бы все-таки придерживался второстепенных дорог. – Он помолчал. – Считайте это возмещением за то, что я выгнал вас из «Веланда». Полагаю, не самое умное из моих решений.

Я моргнула, не зная, что ответить, а Уоллис протянул руку Чейзу.

– Твой дядя был хорошим человеком, – сказал он.

Чейз склонил голову набок:

– Вы его знали?

– Я его знал, – сказал Уоллис, улыбнувшись. – Я знал его давно, еще до Войны.

Казалось, что он добавит что-то еще, но он промолчал.

Мне еще многое надо рассказать Чейзу про Джесса. Впереди у нас долгая поездка, многие мили разговоров.

– Каким он был тогда? – спросил Чейз.

– Молодым и глупым. – Уоллис засмеялся. – Самый безрассудный из нас троих. Он всегда начинал драку, я ввязывался следом за ним, а потом Эйдену приходилось вносить за нас залог.

Чейз взглянул на меня:

– Эйдену Девитту?

Я сжала его ладонь.

– Если Джессу что-то не нравилось, он это исправлял. Он изменил бы весь мир, если бы мог. Думаю, в конце концов он так и сделал. Ты должен гордиться им, сынок.

Я закрыла глаза, думая о том, как он поднялся, избитый и окровавленный, чтобы вонзить нож, который я передала ему, в сердце Вождя Реформации.

– Я горжусь, – сказал Чейз.

Уоллис шаркнул пяткой по земле.

– Ты напоминаешь мне его. Если ты что-то задумал, то пойдешь до конца.

Впервые за неделю на моих губах появилась улыбка.

– Удачи вам, – сказал Уоллис. – Может быть, мы еще увидимся когда-нибудь.

Но когда он пошел прочь, я поняла, что больше мы не встретимся.

Эпилог

Лето на юге оказалось не таким жарким, как я думала. Каждое утро с океана дул бриз, а днем над головой собирались тучи и проливались коротким дождем, к вечеру растворяясь в небе. Перед наступлением темноты мир, казалось, возвращался к обычной жизни: в воздухе пахло влажной землей, начинали петь птицы – последнее напоминание о жизни вокруг перед ночью.

Но моим любимым временем было раннее утро. Затишье перед началом дня, сразу после восхода. В поношенных кедах, обрезанных шортах и одной из футболок Чейза я шла по пляжу, по шуршащему песку, оставшемуся после прилива.

Сегодня на пристани будет тихо. Большинство людей жили в поселении – на старой базе ВВС, – которое за последние месяцы постоянно увеличивалось. Взлетно-посадочные полосы разбомбили во время войны, но ряды корпусов не пострадали и теперь служили эвакуационным центром для тех, кто еще бежал из внутренних районов страны. Оно называлось Приют. Полностью обеспечивающая себя община, оснащенная собственной гидроэлектростанцией, водоопреснительной установкой и школой. Ее посещали многие из Потерянных мальчиков.

После того как пали базы, МН уничтожила все существовавшие ракеты дальнего действия. Не зная, кому из командования доверять, они предпочли безопасность и уверяли, что их людям, и нашим, больше не угрожают удары с воздуха. За последние три месяца президент Скарборо получил бесконечное число угроз и пережил не одно покушение. Этого обстоятельства наряду со смертью Вождя Реформации, определенно, оказалось достаточно, чтобы заключить соглашение с лагерем Мэтью Старка. По крайней мере именно это мы слышали в новостных репортажах Фэй Браун, каждую ночь передававшихся в Приюте.

Я поверю, только когда увижу собственными глазами.

Скоро я дошла до пристани. Вдоль берега, напротив прозрачной синей воды, росли кипарисы, высокие, широко раскинувшие свои лапы. Я прошла под густыми ветвями, шум оставшегося позади океана постепенно слабел. Воздух наполнился сладким, опьяняющим ароматом, под моими ногами хрустели упавшие тонкие ветки.

Я подошла к центральному дереву и минуту смотрела за него, туда, где обрывалась старая дорога, ведущая через залив. Вернувшись к дереву, я принялась водить ладонями по гладкой серой коре, пока не нащупала вырезанные буквы.

Лори Уиттмен. Дерево уже сморщилось, приняв свои новые отметины. Посмотрев наверх, я увидела новую ленточку, завязанную вокруг нижней ветки, – подарок от последнего посетителя.

– Привет, мама, – тихо сказала я, позволяя ветерку раздувать мои волосы. Ее потеря уже не ощущалась так остро, как раньше, но боль все еще была со мной, хотя и приглушенная, похожая на грусть.

Я провела пальцами по буквам, а потом дотронулась до висевшего у меня на шее серебряного кольца с маленьким черным камнем. Мое обещанное «когда-нибудь». За ним висел медальон со святым Михаилом – на удачу.

Я подошла к следующему дереву и провела пальцами по другому имени – Джесс Уэйт – и трем косым меткам, которые Чейз вырезал под ним.

Я переходила от дерева к дереву. Билли. Марко и Поло, снова вместе на толстом стволе. Линкольн и Риггинс из Ноксвилла. Солдат по имени Харпер из Чикаго.

Такер Моррис.

Здесь я остановилась, как делала всегда, не в состоянии разобраться в своих чувствах. Может быть, когда-нибудь я примирюсь с ролью, которую он сыграл в моей жизни. Может, приму его поступки и извращенную логику. Гнев, жалость и вопросы когда-нибудь умрут, и я буду знать его как мальчика, который пострадал от собственной семьи и нашел новую в ФБР, который делал то, что считал нужным, чтобы выжить.

Возможно, он был прав, когда сказал, что не такие уж мы разные.

За спиной послышался далекий гул мотора, и, сказав последнее прощай, я развернулась и пошла к воде. Песок уступил место потрескавшейся бетонной дорожке, которая поднималась над спускавшимся к воде пляжем и тянулась на двадцать футов в воду. Издалека приближалась лодка, ее серебристый корпус блестел на солнце. Улыбка тронула мои губы, и скоро я уже бежала вперед.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: