Когда мы вошли в старый заповедник, пляж уступил место болотам и затопленным низинам. Путь загораживали искривленные деревья, их белые корни, подобно длинным тонким пальцам, погружались глубоко в темную воду. Продираясь сквозь кустарник и прихлопывая комаров, от которых звенело в ушах, длинной цепью мы двигались по тропинке, которую проложили очень давно и забросили еще до Войны.

Наша компания уменьшилась: Ребекка и Шон снова отстали. Чтобы они не потеряли связь с остальным отрядом, мы с Чейзом замедлили шаг, оказавшись в середине цепочки. Мы не собирались оставлять друзей без защиты, но не могли позволить себе потерять след идущих впереди.

Когда нам показалось, что тропа окончательно исчезла, мы остановились около ручья, чтобы передохнуть и подождать Шона с Ребеккой. Под сенью деревьев свет был слабее, а лианы и зелень создавали отдельное укрытие. Мы уселись на покрытые мхом камни, вскрыли банку тунца с маслом и томатной пастой и молчали, погруженные каждый в свои мысли. Я была готова кричать от облегчения, когда сняла ботинки, чтобы вытрясти песок, и опустила ноги в чистую прохладную воду.

Через некоторое время Чейз встал и вошел в воду. Спиной ко мне он присел на корточки, опустил ладони в ручей и сделал глоток. Потом через голову стащил футболку.

Мои щеки загорелись. Я подумала, что мне не следует смотреть, но не могла отвести глаза. Он знал о моем присутствии, но мне все равно казалось, что я вторглась во что-то личное. В нем появилось что-то новое – в наклоне головы, в безвольно опущенных руках, – что заставляло мое сердце болеть.

Чейз встал, выжал мокрую футболку и провел ею по шее. Он поднял руки, и мышцы забугрились на его плечах и спине. От ребер к позвоночнику шел неровный шрам. Проникший сквозь деревья луч света блеснул на металле пистолета, заправленного за пояс джинсов.

Неосознанно я шагнула вперед. К реальности меня вернул плеск воды вокруг щиколоток.

Чейз повернулся ко мне, не показывая никаких эмоций. Я сглотнула, заметив, как он переводит взгляд с моих глаз на губы.

Удар сердца. Еще один.

– Откуда у тебя этот шрам? – спросила я.

Он приподнял бровь.

Я прижала ладонь к его спине. Он резко втянул воздух и отвернулся, чтобы встряхнуть футболку. Прикосновение не могло причинить ему боль. Он стеснялся того, как выглядит? Это казалось невозможным.

Я снова положила ладонь на шрам. На этот раз Чейз замер.

– Я знаю, что он со времени МН.

Я чувствовала все нервности и выпуклости, пальцами очерчивая карту его тела. И ждала.

– Через два месяца после поступления на службу я попытался сбежать. – Тень улыбки тронула его губы. – Дома осталась одна девчонка. Ради такой стоило попытаться. – Его улыбка исчезла. – Я застрял в ограждении. А потом меня нашел часовой.

У меня сдавило грудь. Кончиками пальцев я провела вверх по его спине, обогнула плечо и прикоснулась к сморщенному шраму на бицепсе. Там, куда его ударили ножом, когда он защищал меня на стоянке около спортивного магазина. Проследив за моей рукой, Чейз вздрогнул.

Ниже. Его рука покрылась мурашками, приподнявшими темные волоски. Я взяла его пальцы, провела по порезам и неровностям на костяшках и добралась до полукруглого шрама на большом пальце.

– А этот?

– Мой первый бой в ФБР, – сказал он напряженным голосом. – Противник меня укусил.

– Так?

Я осторожно поднесла его ладонь ко рту и прикусила загрубевшую кожу на большом пальце.

Его глаза, потемневшие так, что не было видно радужки, метнулись к моим. Короткий миг невесомости, когда замираешь перед самым падением. А потом за деревьями раздался голос.

– Сюда!

Билли, и довольно близко. Моя кожа залилась румянцем. Чейз удивленно дернулся и натянул футболку обратно. Мои ноги затянуло в ил и гальку, так что я с трудом двигалась. Некоторое время мы потратили, надевая ботинки, но наверстали секунды, рванув вверх по течению туда, где собрались Билли и парни из Чикаго.

Сначала я увидела животное: темную, грязную дворнягу. Пульс зачастил, я оглядывалась вокруг, ожидая нападения остальной стаи, но их не было. Наверное, этот пес оказался изгоем. Присмотревшись, я заметила его облезлую шкуру, впалый живот и выпирающие ребра. Ясно, что он голодал.

Пес умудрился наступить в консервную банку, и его лапу зажало острой кромкой крышки, когда он попытался ее вытащить. Собаке было больно: пес жалобно скулил, потом рычал, потом снова скулил. Съежившись, я смотрела, как он попытался разгрызть ловушку, и поняла, что металл почти не ржавый. Значит, банка лежит тут совсем не долго.

– На твоем месте я бы этого не делал, – сказал Чейз Билли, когда тот присел на корточки и свистнул. Животное глухо зарычало.

– Ты не на моем месте, – ответил Билли, яростно сверкнув глазами. – Я не ухожу, когда кому-то нужна моя помощь.

Чейз потер рукой челюсть, но промолчал. Хотела бы я знать, видятся ли ему до сих пор языки пламени, обрушившие крышу гостиницы «Веланд» и поглотившие Уоллиса?

Крыса прогнал собаку, пока Билли не успел к ней подойти, нагнулся, поднял с земли еще одну недавно открытую банку и перебросил ее Джеку.

– Идем дальше, – сказала я.

– Они близко, – сказал Билли. – Они должны быть близко. Зачем нам таиться? Они, наверное, думают, что мы из ФБР, раз выслеживаем их. Нам надо их позвать, дать знать, что мы на их стороне.

Джек медленно поворачивался вокруг, вглядываясь в кусты, словно в любой миг из них могло что-то выскочить. Волоски на моей шее встали дыбом.

– Ты когда-нибудь встречал людей, которые живут в Красной зоне, Толстый? – спросил он. – Таких, как они, не приглашают к обеду.

Билли застонал.

– Мы теряем время! Если выжившие не будут знать, что мы здесь, они продолжат бежать от нас!

– Тише, малый, – снисходительно сказал Крыса. Но я была частично согласна с Билли. Если это были выжившие, то они либо убегали от нас, либо просто не знали, что мы идем следом.

Билли вытащил пистолет из-за ремня.

– Нет, – сказал он. – Меня достало, что вы все считаете меня глупым ребенком. Мы с Уоллисом заправляли в Ноксвилле, пока вы, парни, еще носили свою убогую синюю форму.

У меня зачастил пульс.

– Билли, опусти пистолет. Он не имел в виду ничего такого.

– Заткнись, Эмбер. – Его голос сорвался. – Хватит указывать мне, что делать!

Чейз выступил вперед, заслонив меня. Вдруг перед моими глазами промелькнул образ молодого солдата в реабилитационной клинике. Харпер. Напуганный, не способный решить: то ли сдать нас, то ли отпустить. Билли чуть не плакал, его глаза покраснели, а плечи дрожали.

– Что ты предлагаешь? – спросил Чейз. – Скажи нам, и вместе обсудим.

– Вот что. – Билли задрал подбородок и крикнул: – Эй!

Потом сделал глубокий вдох и добавил:

– Есть здесь кто-нибудь?

Джек бросился было в его сторону, но остановился, когда Билли поднял пистолет. Кровь застучала у меня в ушах. Я услышала, как позади меня выругался Шон. Все замерли.

Билли направил дуло вверх и выстрелил. Потом еще раз. Звуки выстрелов разбили тишину вокруг. Беспорядочно захлопав крыльями, вверх взметнулись птицы. Я не понимала, что пригнулась, пока не почувствовала между пальцами теплую грязь. Где-то за моей спиной всхлипнула Ребекка.

– Опусти пистолет, Билли, – приказал Чейз.

– Или что?

Голос Билли звучал пугающе равнодушно. И хотя пистолет он опустил, в нем появилось нечто новое, от чего меня бросило в дрожь.

Билли сунул пистолет за пояс штанов и странно посмотрел на меня, как будто посчитав сумасшедшей из-за того, что я на земле.

Никто не попросил его отдать пистолет.

– Ты в курсе, что ты псих, Толстый? – спросил Джек. Впервые после обрушения туннелей он улыбался. – Тебе бы понравилось в Чикаго.

– Да, – кивнул Крыса. – Да, ему бы понравилось.

И мы отправились дальше.

Второй вызов пришел сразу после заката. Мы все практически рухнули на маленькую полянку, уставшие и проголодавшиеся. Я снова попыталась связаться с мини-маркетом, но никто не ответил. Или в их приемнике окончательно села батарейка, или они просто выключили его, чтобы поберечь заряд.