Минуту сержант тяжело дышал — жирный живот и отвисшие груди бурно колебались. Потом стал подкручивать усы — светлые усы безобразной длины, на концах завитые колечками, и с наглой развязностью рассматривать нас и наш багаж.

«Базарная баба-торговка», — подумал я. Видимо, мои нарядные чемоданы, киноаппарат и оружие произвели должное впечатление. Толстяк шагнул ко мне и мгновенно преобразился: передо мной вдруг предстал до мозга костей военный, пруссак и машина! Молодцевато щелкнув каблуками, он берет под козырек с выправкой, абсолютно недоступной французам, и сипло отчеканивает:

— Сержант № 606, к вашим услугам!

— Позовите врача, у нас есть больной, и прикажите разгрузить мои вещи: я остаюсь здесь до следующей машины.

— Слушаю.

Сиф поворачивается на каблуках. Вытянув вперед шею и широко раскрывая пасть, он совершенно как собака лает:

— На разгрузку! Шифо!

Солдаты шарахнулись к машине, минута — и все готово, фельдшер увел Бонелли в лазарет. Я угощаю сержанта сигарой.

— Где же офицеры? Начальник крепости?

— Лейтенант, командир роты и начальник крепости, болен. Младший лейтенант с взводом патрулирует район. Старшим командиром сейчас являюсь я, — маленькие свиные глазки смотрят на меня так жестко, что я невольно думаю: «Хорошо, что мне не нужно тебе подчиняться, сержант!»

— Отведите меня в комнату для проезжающих, пожалуйста. И передайте эту визитную карточку господину лейтенанту!

Сиф упругим и ловким шагом, словно большое хищное животное, идет впереди.

Едва я разложил вещи, как раздается стук в дверь. Снова Сиф.

— Господин лейтенант просит его извинить — он в постели. Завтра извольте пожаловать к нему на завтрак! — потом, меняя казенный тон на деловой, добавил: — Кстати, мсье, вы, кажется, голландец?

— А в чем дело?

— Нужно послать вам денщика. Хотелось бы подобрать земляка.

— Неужели здесь есть и голландцы?

— Мало. Условия непривлекательны для голландцев, англичан и скандинавов, но все же попадаются и они: мы собираем коллекцию отбросов всех стран. Я вам пришлю сукиного сына голландского изделия.

— Вы очень любезны, сержант.

— Рядовой № 12 488, к вашим услугам.

Долговязый, белобрысый парень говорит по-фламанДСКИ.

— Очень приятно. Помогите мне устроиться. Вы — бельгиец?

— Был им при жизни. Теперь бывший бельгиец и бывший человек, — солдат говорит это равнодушно и с бессмысленной улыбкой. Он принимается за дело: раскрывает чемодан, достает белье, раскладывает принадлежности для туалета.

— Помыться здесь можно?

— Сию минуту, мсье.

— Как мне называть вас?

— Я уже доложил: № 12 488.

— Это длинно и непривычно. Не лучше ли по фамилии?

— В Иностранном легионе имен и фамилий не положено, мсье. Подохнуть можно и под номером.

— Но все-таки…

— Зовите любой собачьей кличкой.

— Не дурите.

— Ну, назовите меня каким-нибудь красивым и приятным словом… — солдат на мгновение задумался, — например, Фре-шером! (фр. свежесть) Я — мсье Фрешер! Вот здорово!

— Черт побери, — удивляюсь я, — но зовут же сержанта по фамилии, кажется, Сифом?

Мсье Свежесть ухмыляется:

— У него № 606, мы прозвали его Сифилисом, сокращенно — Сифом.

— Восхитительное имя.

— Он очень им гордится. Почти как усами.

— Да, уж эти усы!

— Это его пет, мсье.

— Что еще за пет?

— Пет? Это… Сейчас объясню, мсье, — солдат быстро и ловко работал руками и также быстро болтал, глядя на меня все с той же неопределенной улыбкой. — Видите, мсье, когда человек оторвется от всего родного и останется в пустыне один… Ведь люди здесь особенные, дикари или номера — других нет… Ну, и смерть за каждым камнем… Три дня мы стоим в карауле, здесь на вышках, три дня патрулируем район и три дня отдыхаем. Патруль — это пеший взвод с пулеметами на ослах. Растянется цепочкой и плетется по раскаленным камням, пока хватает сил в ногах. Впереди офицер, сзади капрал с пистолетом наготове. Оглядываться не приходится — сразу получишь пулю в спину! Вот и собираешь силы, все силы, какие есть, до самого крайнего предела, чтобы продержаться, дотащиться до цели, выжить. Туземцы не нападают в открытую. Идем — вдруг цок! Из-за камней, понимаете? Кто-нибудь падает… «К оружию!» «Ложись!» Разворачиваемся на выстрел. Залегаем. Никого нет. Тихо. Жар. Камни прожгут тело через четыре мундира, если бы они были. Полежим полчаса — больше невмоготу… И ковыляем дальше.

— А разве боя не происходит?

— Обычно нет, массовое нападение на патруль вызовет для туземцев неприятные последствия — налет авиации, артиллерийский обстрел, аресты. А главное — запрещение жить в данном районё. Проклятые дикари это хорошо знают и гробят нас поодиночке. Пару убитых всегда спишут, тут начальство не возразит: это законная убыль, усушка-утруска или амортизация — так все смотрят на смерть легионера в пустыне.

— И что же дальше?

— Кто останется в живых, тот и выигрывает в этой лотерее. До следующего раза, конечно. Мы подписываем контракт на пять лет. Полгода проходим на базе подготовку, четыре года мучаемся здесь: каждый шестой день — в патруль, на ловлю арабской или капральской пули.

— А отдых?

— Сегодня ночью вы с ним познакомитесь.

— Так чем же вы живете?

— В складчину даем объявления во французских газетах, просим присылать нам старые книги и журналы: «Солдаты Иностранного легиона, затерянные в песках Сахары, просят сердобольных господ и дам» и т. д. Бывает, что разжалобятся и высылают, случается даже, что пошлют к празднику что-нибудь пожрать. Завязывается переписка… Обмен фотографиями… Смотришь, а потом все заканчивается женитьбой!

— Как так?

— За полгода до окончания срока солдата переводят на базу. Там есть школа и мастерские. Парня начинают учить чему-нибудь, дают в руки ремесло. В последний день вызывают к начальству, поздравляют и спрашивают имя и фамилию.

— Ага, вот вы когда вспомните, как вас зовут, мсье Свежесть!

— Нет, мы выбираем новое имя, конечно, французское, и получаем на него паспорт. Мы — люди с дурным прошлым. Зачем же его связывать с будущим? Опять начинать старую жизнь — и это после стольких мучений? Нет, нет, мсье! Мы берем новое имя без нитей назад и отправляемся снова в жизнь на поиски счастья.

— А деньги?

— Нам полагаются проездные до места жительства, ну, мы все обязательно говорим, что родились в Папаэте.

— Где же это?

— Папаэте — какой-то город или остров, никто точно не знает, но отсюда это самая отдаленная точка, на другом конце земного шара. Получается кругленькая сумма, мсье! Мы все — дети Папаэте, закарманим денежки — и в Париж!

Между тем я начал мыться. Мсье Свежесть помогал и болтал, болтал без умолку, видимо, наслаждаясь возможностью поговорить на родном языке. Через десять минут я уже знал всю его историю: он служил коммивояжером и растратил деньги своей фирмы. Спасаясь от тюрьмы, записался в Легион и теперь горько жалел об этом: «Сумма была небольшая, дали бы мне годика два-три, а здесь я буду сидеть пять, да еще задней частью на сковородке! Хуже тюрьмы, клянусь вам, во сто крат хуже!»

— Постойте, так что же такое пет?

— Ах, да, я и забыл… Это — английское словцо. Как вам объяснить? Пет — это игрушка, любимец… Пет — забвение и обман самого себя. Здесь все медленно сходят с ума, и каждый на свой манер. Один разводит цветы, другой держит обезьянку, Сиф отращивает усы. Не дай Бог, если с усами что-нибудь случится — Сиф сдохнет с горя, как собака! Ей Богу! Или вот числа: у Сифа хорошее число, а у меня нет. Если сложить, то получится 23.

— Что бы это значило?

— Не знаю. Но зато у меня пять цифр, а пятерка — счастье! Верно ведь? Я крепко надеюсь на пятерку. Хотя… В прошлом году прибыл сюда солдат — № 3555. Замечайте, пятерка — счастье, а у него их три. Тройка — тоже счастье, по Святой Троице. И что же? В патруле захотел пить, хлебнул воду из отравленного колодца и сдох. Как тут верить? Во что? Сахара хоть кого собьет с толку. Думаю, тройка на него не распространялась, он был турок, а они в Святую Троицу не верят.