Так что же мне делать? Ведь годы идут, и каждый из них — это шаг назад: я отдаляюсь все дальше и дальше от своей заветной цели. Мне уже тридцать один год, а еще не видно тех возможностей, которые позволят крикнуть миру Новое Слово…

Последние деньги истрачены… телефон и электричество выключены… Через три дня я обязан очистить квартиру…

Неожиданно в передней позвонили. С надеждой я бросился к дверям и увидел неизвестного человека в черной одежде с портфелем в руках. Заявки на работу были оставлены в десятках мест, но один вид посетителя мгновенно убил все надежды. В Америке сто пятьдесят разных христианских сект, все они — тоже большой бизнес, назойливый и беззастенчивый. Я жил в этой стране уже достаточно долгое время, чтобы с одного взгляда узнать проповедника, который из газет или через привратника, разнюхав о моем отчаянном положении, явился заарканить жертву прежде, чем её приберет к рукам коммивояжер другой церкви. Главное было не в черной манишке со стоячим воротником, главное заключалось в лице — противной маске смирения, благочестия и деловитости.

Я вдруг почувствовал усталость, молча кивнул человеку в черном на стул, а сам бессильно повалился на кровать, скрестил руки под головой и уперся глазами в потолок. Посетитель плавными движениями снял черную шляпу и черные перчатки, положил все это на стол и вынул из портфеля небольшую книгу в синем переплете. На обложке стояло: «Международный нефтяник». Незнакомец показал мне портрет благородного седовласого джентльмена, который, засунув руки в карманы, самоуверенно смотрел из книги. Это был знаменитый миллионер сэр Ганри де Хаай, генеральный директор англо-голландского нефтяного треста «Королевская акула»; под заглавием виднелась известная каждому автомобилисту торговая марка треста — акула, держащая в зубастой пасти оливковую ветвь спасения и мира. Сердце ёкнуло, мне показалось, что этот странный священник пришел известить меня о получении работы, и вдруг так забилось, что я невольно прижал руку к груди и глубоко перевел дыхание.

Проповедник без труда прочел смену чувств на моем лице, но не улыбнулся, а лишь величественно кивнул головой.

— Вы не ошиблись, молодой человек. Я принес вам оливковую ветвь спасения и мира.

От волнения я не мог выговорить ни слова. Мы помолчали.

— Скажите, что вы думаете о его Святейшестве папе римском? — мягко, бархатным голосом спросил по-голландски незнакомец.

Что делать? В моем положении придется терпеливо выслушать благочестивую проповедь.

— Я — не католик, — выдавил из себя.

— Я тоже, но папа римский — человек большого житейского опыта, и вот послушайте, как великолепно, с первого взгляда этот умнейший глава церкви проник в самую суть души другого человека, умнейшего директора треста, владельца полумиллиардного состояния и повелителя судьбы сорока тысяч людей, своих служащих. Я имею в виду сэра Ганри и раскрываю книгу на странице пятнадцатой.

Не помню зачитанную мне страницу, равно как и мнение сэра Ганри о его превосходительстве синьоре Муссолини, но человек в черном внушительно продолжал:

— А теперь имейте терпение прослушать еще кое-что, касающееся уже непосредственно вас, лично вас, маэстро. Я зачитываю страницу тринадцатую.

Красивым голосом опытного чтеца и проповедника человек в черном продекламировал рассуждения сэра Ганри о том, что в наиболее ответственные периоды жизни каждый человек должен сделать роковой выбор и его дальнейшая судьба зависит от правильности такого решения и определяется умением низвести сложную проблему к самому простейшему и основному. Победителями в жизненной борьбе непременно и всегда являются только Святые Простофили.

— Святым Простофилей был, несомненно, человек, ставший во главе Ватикана, Святой Простофиля — диктатор Италии, Святым Простофилей является и тот, кто создал полумиллиардное состояние, — спокойно и размеренно проповедовал незнакомец. — Почему? Потому что они в жизни ставили перед собой только одну цель и не шли на компромиссы с собой, не меняли главное на второстепенное, и поэтому достигли именно того, что хотели. Теперь настала ваша очередь. Станьте же Святым Простофилей, великая и прекрасная цель у вас есть, и этой цели вы обязательно достигнете!

Я вынул руки из-под головы и приподнялся.

— О какой цели вы говорите?

— О Новом Слове.

Я сел на кровати.

— Да, да, не удивляйтесь. Нам все известно. И здесь, и в Берлине вы много говорили о том, что хотите стать великим художником, то есть сказать миру Новое Слово. Но ведь это означает — написать большую картину, не так ли? А для этого надобны время, мастерская, деньги на натурщиков и материалы. Вам потребуется великое углубление в самого себя и, молодой человек, — тут незнакомец поднял длинный, сухой палец, — деньги, деньги и еще раз деньги, ибо в наше время без материального обеспечения ваша цель невыполнима. Слышите, невыполнима! Но мы решили перебросить вас в Берлин и помочь стать на ноги. Вы снова близки к цели, несмотря на постигшее вас несчастье. Примите же оливковую ветвь спасения!

Странный незнакомец снова сунул руку в портфель и вынул оттуда узкую красную чековую книжку, на первой странице которой я увидел свое имя и весьма крупную цифру.

— Послушайте… я даже не знаю вашего имени… Кто это мы, от имени которых вы говорите?

— Мы — это сильные мира сего, а я — скромный поверенный их сокровенных желаний, так сказать, велений сердца.

Я рванулся вперед с радостной и благодарной готовностью.

— Так чего же вы хотите? Чем должен я заняться в Берлине?

Проповедник с достоинством откинул голову назад и минуту смотрел на меня спокойным, благожелательным взором. Наконец, не улыбаясь, ответил одним словом:

— Порнографией.

— Порнографией! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!

Я откидывался на спину и снова поднимался, чтобы вытереть слезы, кончал смеяться и начинал снова. Это была нервная разрядка после напряжения этих трудных дней. Человек в черном поднялся, налил стакан воды, поставил его у моего изголовья и снова сел. Наконец, смех иссяк, и я смолк в изнеможении.

— Это гнусное предложение делает мне сэр Ганри?

Незнакомец покачал головой.

— Вы сказали это, а не я.

— Вами сделан деликатный намек. И только.

Мы помолчали. Потом я почувствовал прилив ярости.

— Да как вы смеете, — начал я грозно, но незнакомец спокойно взял меня за плечи.

— В состоянии ли вы, молодой человек, уважать положение в обществе или высокий уровень культуры? Вы уважаете, не так ли? Ну, так вот, что вам я скажу, коллекции порнографических книг, картин и предметов председателя Совета министров Франции и Кавалера Ордена Почетного Легиона мсье Гастона Думерга и великого писателя, гуманиста Анатоля Франса оцениваются в три миллиона франков. Доброе и злое неотъемлемо присуще всем людям, но деньги и уровень культуры облагораживают самую низменную страсть, — он сделал внушительную паузу. — Мы не собираемся платить вам большие деньги за производство грязных и грубых открыток, оскорбляющих хороший вкус. Они стоят гроши. От вас требуются произведения высокого искусства, но несколько необычно ориентированные. Заметьте: несколько необычно — и всё! Будьте художником и всегда оставайтесь только художником. Станьте новым Зичи, но более оригинальным и фантастичным! Отнеситесь к этому заказу как к любому другому, выполните его честно и потом сразу и на всю жизнь забудьте о нем — переезжайте в Париж и начинайте работать над той вещью, которая вам принесет, я надеюсь, славу и бессмертие!

Мягкий голос журчал как ручеек, успокаивая и усыпляя бдительность. Но я не хотел сдаваться.

— Но все же скажите, что позволило вам, торговцу порнографией, выбрать именно меня?

— Потому что вы уже попробовали свои силы на этом поприще, и я оценил вас по достоинству.

Человек в черном в третий раз полез в свой портфель и вынул два номера журнала «Merry Picturegoer». В Америке издаются журналы, прикрывающиеся искусством, а на самом деле являющиеся скрытой порнографией: в них скабрезность и эротизм точно доведены до пределов, разрешаемых законом. В этих роскошно издаваемых журналах есть реклама и объявления, приспособленные к вкусам читателей. Незнакомец открыл и показал мне две моих работы. Я густо покраснел и опустил голову.