II

На дворе сын Савелия, Прошка, колол дрова.

Прошке недавно пятнадцать годов стукнуло; малый он здоровый и ловкий.

Савелию хочется приучить сына к своему делу, да выжидает он, когда Прошка подрастет немного. А Прошку и приучать нечего — сам всегда просится на охоту и с самой осени клянчит, чтобы отец ружье купил. Савелий обещает, да только погодить велит. Невтерпеж парню. Однажды стащил у отца ружье, удрал на лыжах в лес и пропулял там несколько зарядов. А когда вернулся домой, то получил от отца хорошую трепку. Не любит Савелий, чтобы зря заряды тратили. Если бы Прошка убил что-нибудь, то отец, может быть, и простил бы его, но Прошка пришел с пустыми руками. За это ему вдвойне попало: и за то, что не спросись отцово ружье взял, и за то, что попусту заряды выпустил. Однако с тех пор Савелий чаще стал брать сына на охоту и даже два раза в «Пролаз» сводил, показал, где лисы водятся. Но ружье все же не покупал. А Прошка просил, просил и просить бросил — надоело, должно быть. Бросил просить, а Савелий, наоборот, крепче задумал купить сыну ружье. — «Пусть уму-разуму учится. Вот попадет лисы две-три, свезу их в город, продам и будет ружье у Прошки.» А тут, как нарочно, это самое случилось, — лису украл кто-то. Разъярился Савелий: «Уж я пымаю вора! Не я буду, если не пымаю!..»

У Прошки так поленья и разлетаются. Раскраснелся парнишка.

— Бог на помочь, хозяин, — шутливо крикнул ему Савелий. — А я сейчас в «Пролазе» был.

— Ну, што?

— Есть. Кое-што попало.

— Ну-уу?.. — Глаза у Прошки расширились. — Ну-ка, покажь.

— Да у меня нету… Там оставил. Вот к вечеру схожу, принесу.

Радостно на душе у Савелия: красный зверь попал, — это раз, а, во-вторых, чувствует он, что поймает вора. Уж он его выследит. По следу пойдет.

Вспомнил, как в прошлый раз тоже по следу шел, а след-то на проезжую дорогу вышел, ищи его тут. Хоть всю дорогу обшарь, не найдешь ничего.

А в избе жена Савелия, Арина, топила печку. Дрова в печи горели жарко. Арина, раскрасневшись, возилась с чугунами и горшками. Вкусно пахло жирными щами. Савелий глотал слюну и поторапливал жену. А пока она собирала на стол, начал набивать патроны. На тетеревов задумал сходить: решил выследить ту стайку, что утром у «Пролаза» встретил.

Когда Арина поставила на стол дымящуюся миску со щами, он сказал:

— Поди-ка, позови Прошку.

— Да я уже ходила — нету его там. Удрал куда-то. Вот я его до вечера проморю, узнает тогда.

После обеда Савелий почувствовал усталость. Ноги сделались тяжелыми, и во всем теле была какая-то лень. Хотелось полежать на печи, но он пересилил себя:

«Нет, это не дело… Уж раз решил следить, так нечего отлынивать.»

Надел полушубок, потуже подпоясался кушаком и вышел на двор.

У крыльца лыж не было; вокруг тоже нигде не видно.

— Эх, уж эти уборщики… — ворчал Савелий. — Сказано, чтобы не трогали лыжи, — опять уйду скоро… Нет, надо кому-то засунуть.

Минут десять искал по двору и- не мог найти. Наконец, случайно увидал конец одной лыжи, торчащий из-за поленницы дров.

— Вона, — куда нелегкая помогла затащить. Постарался кто-то.

Вытащил лыжи и пошел со двора.

В поле, чтобы побороть лень и усталость, пошел быстрее. Скоро прошел поле, прошел лес и вышел на мелкие кустики.

Мороз немного ослаб. Шапки снега на кустах искрились под солнцем. Четкая черная тень двигалась сбоку, перегибаясь и ломаясь на неровностях снега.

Спускаясь в овраг, Савелий вдруг заметил на противоположном берегу оврага мелькнувшую в кустах черную фигуру.

«Он!.. Пымаю!.. — замелькали в голове мысли. — Эх, жаль, что ружье не захватил, пустил бы ему в зад дробью!»

Быстро спустившись на дно оврага, Савелий торопливо начал подниматься вверх. Черная фигура опять мелькнула за кустами и остановилась, потом резко метнулась в сторону.

«Увидал! Врре-ешь, настигну!.. Уж я тебя настигну! Врре-ешь, чортов кум!.. Врре-ешь!..»

Торопясь, слишком прямо вверх забрал, соскользнула одна лыжина, разъехались ноги и ткнулся Савелий головой в снег. Пока выкарабкивался, ругал себя на чем свет стоит:

«Ку-да полез, дурак!.. Ку-да!.. Отложе, наискось брать надо, а ты — прямо! Эх, дура-ак!.. Седые волосы полезли, а ума нет… Эх!.. Теперь „он“ стегает по ровному месту, — гонись за ним. Как же, догонишь, держи в оба… Эх, ма-а!..»

Но в душе все-таки была надежда догнать вора.

«Может, „он“ лису-то с собой тащит, мешать она ему будет. А ежели не догоню, то еще одна лиса пропала. Эхма-а…»

Выбравшись наверх, метнул вокруг взглядом. Далеко-далеко, меж кустами, согнувшись, бежала маленькая черная фигурка.

«Далеко удрал, анафема», подумал Савелий и, подметив, что фигурка бежит, заворачивая к проезжей дороге, пустился ей наперерез. Бежал, ощупывая под полушубком охотничий нож, и думал: «Не догнать, далеко убег „он“. В овраге я замешкался, а то пымал бы.»

Черная фигурка, оглянувшись несколько раз, переменила направление бега, пошла прямиком, как и Савелий. Впереди были высокие кусты. Добежав до них, она пропала.

Савелий смекнул, что наперерез бежать — ничего не выйдет, не видно вора. Повернул лыжи к «его» следу. Решил по следу бежать, проследить, куда пойдет «он».

Жарко стало. Лицо разгорелось. На ходу отпустил немного кушак, чтобы посвободней было. Уставать начал.

«Эх, тяжело после обеда бегать… Утром замаял бы его, а теперь уйдет…»

Добежал до высоких кустов и пошел по чужому узкому следу, но чувствовал, что упустил вора. С полчаса шел он кустами и, наконец, попал на проезжую дорогу.

«Так и есть!.. Снял „тот“ лыжи и пошел но дороге, — ищи его тут.»

Погрозил вдоль дороги кулаком и пробурчал:

— Погоди, анафема, — я тебя залучу. Ты у меня попрыгаешь. Погоди, чорт.

Постоял, постоял на дороге и повернул обратно. Опять в «Пролаз» пошел посмотреть, цела ли лиса.

Лиса была цела, и Савелий немного успокоился.

«Значит „тот“-то только шел к ней, когда я спугнул его. Та-ак… Теперь ноне-то „он“ не придет больше, побоится.»

Сел на низкий пень, распустил кушак и, отдыхая, осматривался вокруг. Солнце к лесу клонится, — недолог зимний день. На востоке небо едва заметно туманиться начало. Вверху белые облачка застыли. Тихо вокруг: ни звука, ни шороха.

Долго сидел на пне Савелий, а потом встал и подошел к лисе. Погладил рукой пушистый бурый мех, тронул пальцами острые ощеренные зубы, подумал:

«Надо опять здесь лису оставить, да оставить-то ее боязно — волки или еще какое зверье не сожрало бы. А домой все же брать не нужно; завтра опять на лису буду „его“ ждать. Рано встану, до свету приду сюда».

Достал из кармана полушубка бечеву, захлестнул петлей задние ноги лисы и, перейдя овраг, схоронил ее в густых ветвях старой ели.