Ответом Лоренца было кряхтение.

– И почему ты думаешь, что я отвечаю за то, чтобы пополнить твою карточку и забить твой холодильник?

Да, а кто ещё?

– Я-я-я, – произнесла я не очень красноречиво.

– Моя дорогая Конни, – сказал Лоренц. Похоже, что он крутил педали на последней скорости и к тому же в гору. – Пожалуйста, посмотри ещё раз в твоих бумагах, написано ли там где-нибудь, даааааа, что я должен до конца твоей жизни снабжать тебя деньгами, потому что в моих бумагах этого нет. О! О! Ты получила целый дом, должен тебе сказать, как много – уууу – это стоит с его местоположением, да! И с большим участком, и ты получаешь деньги на детей, и не так уж и мало, а то, что тебе ещё нужно, – тут его голос стал значительно громче, – заработай, будь любезна, сама!

– А-а-а, – стала заикаться я. Я не знала, начать ли мне фразу со слова "Но" или со слова "задница". И почему я только подписала весь этот хлам, который мне подсунул Ульфи? Ведь я, по сути дела, не поняла там ни одного слова. Понятия "увеличение стоимости собственного добрачного и брачного имущества каждого супруга" и "выравнивание долей супругов при разводе независимо от заработка во время брака" не говорили мне ровным счётом ничего, тут я могла только гадать. Но насколько я помнила, я не подписывала ничего, где стояло бы "отказ от обеспечения". – Как-как-как..? – Слишком много вопросов со словом "как". Что мне делать дальше? Как раздобыть деньги? Как преобразовать эту пещеру монстров красного дерева в уютный дом для детей?

– Лоренц? – Я знала, что мой голос звучит так жалко, как у меня сейчас на душе, но, возможно, это смягчит Лоренцево сердце.

Нет, не смягчило.

– Конни, у меня больше нет ни желания, ни времени на подобные разговоры. Если тебя что-то не устраивает, проясни это со своим адвокатом. Да! Да! Он выяснит это с моим адвокатом. О да. Пожалуйста, звони мне только тогда, когда речь пойдёт о детях, иначе мы просто перегрузим наши отношения подобными дискуссиями.

Нее, конечно, наши отношения такие прекрасные, что мне совсем не хочется их перегружать.

– С моим адвокатом? Лоренц, что это значит? Ты-ты-ты знаешь совершенно точно, что у меня нет адвоката! – Как всегда, когда я оказывалась в тупике, я начинала заикаться. – Н-но ты же сказал, что Ульфи урегулирует всё для нас обоих. – Ульфи, по его собственному выражению, был лучшим адвокатом по разводам в городе. Он и его жена Фредерика относились к кругу наших ближайших друзей. – Лоренц? Ты у аппарата?

– Это так похоже на тебя, – пролаял Лоренц в трубку. – Даже при нашем разводе я должен для тебя всё улаживать. Найди себе собственного адвоката и оставь меня в покое. Да!

– Ты такой... – сказала я.

– Да, хорошо! – пропыхтел Лоренц. – Так хорошо!

– По крайней мере, ты это признаёшь. – Я попыталась не реветь. Что мне теперь делать? – Скажи, что мне теперь делать.

Никакого ответа. Даже никакого пыхтения. Лоренц закончил разговор.

Я ошеломлённо уставилась на парчовую трубку.

Месяцами он рассказывал мне о мирном расставании, гармоничном разводе, общем праве родительской опеки и беспроблемной семейной жизни, а теперь он вдруг захотел, чтобы я взяла себе адвоката! Почему только сейчас? Мне пришло в голову, что он, наверное, меня одурачил. Мне ни за что, ни за что нельзя было подписывать эти чёртовы бумаги, которые он со своим милым другом Ульфи выдал мне как справедливейшее и простейшее решение! Но понять то, что нельзя было делать, помогает в очень редких ситуациях.

Мне очень захотелось выпить бутылку очистителя бабушки Вильмы. Таким образом я бы сразу решила все свои проблемы.

– Мне очень хочется кушать, мама! – Две маленькие ручки обняли меня за талию.

Я вытерла слёзы со щеки и обняла Юлиуса так крепко, как только могла. Вот это хорошо в детях: они удерживают человека от самоубийства.

Нам стоило некоторых усилий найти супермаркет, открытый в последний понедельник масленицы. На нашей улице находился киоск, работавший круглосуточно, но я не собиралась кормить своих детей исключительно шоколадом, жевательными конфетками и лимонадом. Деньги я взяла из банкомата, хотя после разговора с Лоренцем у меня было неприятное чувство. И в самом деле: на счету у меня осталось 114 евро и 12 центов. Я сняла 120 евро. Сегодня был первый день моей новой жизни в качестве одинокой женщины, а мой счёт уже был в минусе – не очень хорошее начало. Кроме того, у меня действительно началась мигрень, но я не нашла аспирина или чего-то подобного в аптечке бабушки Вильмы – только мазь от геморроя, капли для промывания носа и таблетки от ревматизма. Наверное, Лоренц и их не захотел выбрасывать, потому что они могут мне пригодиться.

Я позволила детям брать все продукты, которые они хотели – по крайней мере в этом отношении они не должны терпеть лишений. Только по части напитков им пришлось ограничиться одной бутылкой сока на каждого, поскольку путь домой был неблизкий. Я, вздохнув, взяла с полки одну бутылку воды. Обычно я выпивала от трёх до четырёх бутылок минералки в день, это составляло два ящика в неделю. Таскать столько воды теперь будет, видимо, проблематично.

– Водопроводная вода должна быть здесь хорошей, – задумчиво сказала я. Я буду заваривать огромное количество чая. Это полезно для здоровья. И недорого. С сегодняшнего дня надо на всём экономить.

– Нам нужен автомобиль, – сказала Нелли. – Лучше всего кабрио.

Автомобиль! Хаха! Лучше всего кабрио! Нелли ещё не знала о моём затруднительном финансовом положении. Автомобиль мы позволить себе не можем. Кроме того, я с пятнадцати лет не водила машину, почему я должна начинать сейчас?

– Мы раздобудем себе ручную тележку, – сказала я. – Ручную тележку-кабрио.

Нелли бросила на меня уничтожающий взгляд.

Нагруженные пакетами, мы отправились назад в дом бабушки Вильмы. Юлиус пакетов не нёс, зато он тащил большую упаковку туалетной бумаги, причём он так прижимал её к груди, что она перекрывала ему обзор.

– Это моя подушка безопасности, – сказал он и специально врезался в уличный столб.

Затем он врезался в какого-то мужчину.

– Оп-ля, – сказал мужчина, в лысине которого отражалась световая реклама с другой стороны улицы.

– Извините, – сказала я и строго посмотрела на Юлиуса. Но тот лишь издавал автомобильное гудение и загребал ногами. – Он это не специально, правда, Юлиус?

– Нет, специально, – ответил Юлиус. Он был такой честный ребёнок.

Но мужчина не обратил на Юлиуса никакого внимания.

– Вот как, – сказал он. – Ты ведь Констанца!

– Да. – Я Констанца. А вот кто он? Этого типа я никогда не видела.

– Да, ты так изменилась!

– Н-да, мы все не молодеем, – ответила я, лихорадочно роясь в памяти в поисках мужчины с отполированной лысиной. Нелли рядом со мной тоже начала беспокойно загребать ногами. Ей было, очевидно, тяжело держать пакеты.

Лысый засмеялся.

– Ну и чем ты занималась после университета?

– Вышла замуж, родила детей, – неопределённо ответила я. – А ты?

– То же самое, – ответил лысый и снова засмеялся. – И параллельно делал карьеру. Я старший консультант в рекламном агентстве. Много стресса, много денег. В прошлом году моим налогами можно было покрыть государственный долг.

Когда он снова засмеялся, я вдруг поняла, кого я вижу перед собой: Ян Крёлльман, мой первый друг. Который меня «видел» голой только в темноте. И который при свете дня обманывал меня с другой. Он и тогда был ужасным хвастуном. Правда, лысины у него не было. И пивного живота тоже. И вообще, посмотрев на него сегодня, я пришла к выводу, что его единственной привлекательной чертой были волосы. Я что, для моего первого раза не могла выбрать кого-нибудь получше? Я была почти сердита на себя. В конце концов Лоренц оказался прав, у меня действительно нет вкуса. По крайней мере, в отношении мужчин.