Глядя на довольное лицо Сталина, Судоплатов понял: сейчас его удел молчать. Но уже за дверью кабинета включил мозги на полную катушку. Итак, случилось именно то, чего опасался Ежов: дилетант вмешался в игру профессионалов. Но так ли на самом деле велик уровень опасности? Шарабарин прибудет на остров и вступит в должность коменданта только сегодня, а завтра днём произойдёт побег. У него меньше суток, чтобы нагадить им в кашу. Нет, основательно испортить игру он точно не успеет. Гарнизон острога состоит из надёжных людей. Хотя подобный вариант планом предусмотрен не был, но сориентироваться и найти способ устранить помеху они должны. А если нет? Шарабарин и Грачкин, конечно, сволочи, но не идиоты, и не трусы!

Добравшись до кабинета, Судоплатов первым делом позвонил на аэродром и приказал срочно готовить к вылету самый быстрый самолёт. Потом он вызвал к себе Бура…

– … Если всё понял – машина внизу, самолёт ждёт! – напутствовал Бура Судоплатов.

– Будь спок, командир! – блеснул белым оскалом Бур. – Прикрыть Малыша (боевой псевдоним Николая Ежова-младшего) святое дело. Будет исполнено по высшему разряду!

– Всё бы тебе зубоскалить, – пробурчал Судоплатов. – Ладно, удачи! Я пока свяжусь с Архангельском, пусть готовят местную авиацию.

Проводив Бура, Судоплатов поморщился. Теперь предстояло не столь срочное, но крайне неприятное дело: поговорить с папой Малыша…

День выдался хлопотный. Бывший комендант торопился сдать дела, чтобы успеть на катер, капитан которого уже несколько раз нетерпеливо гудел. И, вот ведь засада, Шарабарин не мог в их желании препятствовать ни тому ни другому. Одному коротать длинный полярный вечер не хотелось, так что приходу Грачкина подполковник даже обрадовался. С должностью для капитана он ещё не определился, в Архангельске сказали «На ваше усмотрение», а усмотреть новоиспечённый комендант успел пока мало чего. Зато Грачкин на правах вольной птицы, но и как лицо, приближенное к новому коменданту, успел облазить чуть ли не весь остров. Теперь делился впечатлениями.

– Знаешь, Виталий, что-то не похоже это место на трамплин, с которого нам удастся прыгнуть сразу в тёплое местечко. «Беличий острог» такая же задница, что и «Заячий остров», если не хуже.

– Много ты понимаешь в трамплинах, – пробурчал Шарабарин, разливая коньяк, хотя на душе у него было погано от тех же предчувствий, – Мне вот перед отправкой прямо сказали, что приказ о моём «полковнике» и твоём «майоре» уже, считай, подписан. И сидеть нам в этой, как ты выразился, «заднице» ровно столько, пока лагерь не станет образцовым. А на это нам с тобой, думаю, года хватит!

– Ну, ежели так, то давай за это и выпьем! – предложил Грачкин.

Гидроплан приводнился метрах в ста от берега. Оттуда сразу помаячили фонариком. Пилот дал ответный сигнал и обратился к закончившему надевать гидрокостюм Буру:

– Вас ждут. Доплывёте, товарищ полковник?

– Говно вопрос! – усмехнулся диверсант, бесшумно соскользнул в воду, принял мешок и ловко приторочил его на спину. – Бывайте, хлопцы! – Бур уверенно поплыл в сторону берега, где периодически вспыхивал огонь фонарика.

– Хорошо идёт, бесшумно, – сказал бортмеханик. – Взлетаем, командир?

– Подождём, – откликнулся пилот. Когда с берега просигналили, что пловец прибыл, сказал: – Вот теперь взлетаем!

Теперь в комендантском доме коньяк пили уже в двух местах, правда, Бур делал это исключительно «для сугреву».

– Что там комендант? – спросил он у младшего лейтенанта, который на самом деле был капитан, но на время операции сдал три звёздочки на хранение.

– Хотите послушать? Балабанов, уступи товарищу полковнику наушники!

Бур пару минут с брезгливой миной слушал пьяный трёп Шарабарина и Грачкина, потом вернул наушники:

– Идиоты… Но глаз с них завтра не спускать!

– Будет сделано, товарищ полковник, – заверил лейтенант, – обложим, как ёлочную игрушку ватой!

Через отворенную форточку пахнуло чуть приправленной дымком едой.

– Что там? – спросил Шарабарин.

Грачкин встал со стула и подошёл к окну. По направлению от хозблока к воротам неторопливо чапала каурая лошадка, запряжённая в полевую кухню. На козлах восседал здоровенный детина, на могучей груди которого никак не хотела сходиться поварская куртка. «Во, ряху наел!» – лениво подумал Грачкин, а на вопрос коменданта ответил:

– Обед на лесопилку повезли.

– Обед – это хорошо! – до хруста в суставах потянулся, не вставая со стула, Шарабарин. – Обед – это кстати! Вот просмотрю ещё пару дел, и мы с тобой, брат Грачкин, наведаемся в столовую.

Знал бы Грачкин, чем обернётся для него эта «пара дел», достал бы пистолет и пристрелил коменданта! Нет, а чё? Я бы пристрелил! А Шарабарин раскрыл уже очередную папку.

– Отто Скорцени, оберштурмфюрер СС, – прочёл он. – Интересно… Ого! – По мере того, как Шарабарин знакомился с короткой, но насыщенной нехорошими делами биографией шального австрияка, лицо коменданта становилось всё более и более наряжённым. – Уф! – Шарабарин закрыл папку. – Где сейчас заключённый Скорцени? – спросил он. Под укоризненным взглядом Грачкина исправился. – Ну, не заключённый, военнопленный, где он?

– Сейчас… – Грачкин перебирал какие-то бумаги. – Вот, нашёл! Военнопленный Скорцени находится в наряде на лесопилке!

– Как… – чуть не задохнулся Шарабарин. – Какая, на хрен, лесопилка! Особо опасный преступник, считай, разгуливает на свободе!

– Ну да, – хихикнул Грачкин, – разгуливает и думает: что ему с этой свободой делать?

– Хватит юродствовать! – прикрикнул на подчинённого Шарабарин. – Давай, хватай наряд – и бегом на лесопилку! Тащите этого Скорцени в лагерь!

– А обед? – возмутился Грачкин.

– Я сказал: бегом!

Ну, бегом не бегом, а потопали. Солдаты шли с ленцой, а Грачкин их и не поторапливал, поскольку был зол на Шарабарина из-за обеда.

Меж тем на лесопилке и у ближнего к ней берега острова происходили интересные события, которые с течением времени постепенно сближались друг с другом. Сначала на лесопилку привезли обед, притом сделал это никто иной, как Бур, ряженый в поварскую куртку с чужого плеча. Почти тут же вблизи острова всплыла германская подводная лодка. Вскоре от неё отвалил мотобот, набитый десантниками, и пошёл к берегу. Это видели и бойцы спецназа, весточка от которых по цепочке понеслась к Буру, и унтерштурмфюрер Фогель; его Скорцени поставил наблюдать за берегом.

Весть о подлодке и высадившемся десанте до Бура и Скорцени дошла практически одновременно. И почти сразу стало довольно весело. Военнопленные, мирно до той поры обедавшие, вдруг чего-то не поделили, и меж ними завязалась драка, которая быстро перешла во всеобщее побоище. Лагерная охрана сделал вид, что повелась на простую, в общем-то, уловку, и как бы не заметила исчезновения с места событий Скорцени, Фогеля и Зоненберга. Шанс, что всё закончится мирно и в обоюдном согласии, был велик, не появись на сцене Грачкин.

Этот деятель, который вопреки установленным для охраны лагеря правилам вышел за территорию острога с оружием, сразу достал пистолет и выстрелил в воздух. Тем самым он остановил драку: немцы сразу сообразили, что это не есть орднунг, и опустили руки. Для всех же причастных к побегу это было сигналом, что правила игры изменились.

Бур давно уже был на берегу и зорко наблюдал за действиями десанта. Он отдал приказ своим людям быть наготове, а сам кинулся в сторону предполагаемого маршрута, по которому сейчас двигались беглецы, но, как часто бывает в приключенческих романах, слегка опоздал. Когда он вывалился на пригорок, откуда весь театр военных действий был как на ладони, вставшая перед взором картина его вовсе не порадовала. Беглецы были в нескольких метрах от мотобота, но метрах в пятидесяти у них за спиной стоял во весь рост Грачкин и целился из пистолета.