Он выбрался из кучи шкур цвета снега несколько часов спустя. Она не слышала, как он ушел, но ощутила его отсутствие. Еще была полночь. Вася открыла глаза, дрожа, и села. На миг она не поняла, где была. Она вспомнила и вскочила на ноги, испугавшись. Он ушел, пропал в ночи, ей все приснилось…
Она сжала себя. Он ушел бы без слова?
Она не знала. Безумие пропало, остался лишь холод, стыд сковал зубы. Голоса из детства звучали в голове, все обвиняли ее.
Она впилась зубами в нижнюю губу, пошла за одеждой. К черту стыд и тьму. Она повернула голову, и свет вспыхнул на свече в нише. Это никак не утомило ее, словно ее разум смирился с миром, где она могла вызывать огонь.
Она нащупала платье, натянула через голову. Она встала на пороге между комнатами, нерешительная и замерзшая, когда входная дверь открылась.
Свеча озарила его кости, наполнила лицо тенями. Он держал в руках сверток ее мужской одежды. Она уловила голоса и хруст шагов у купальни.
Страх невольно наполнил ее.
— Что происходит снаружи?
Он выглядел раскаянно.
— Думаю, что мы усилили жуткую репутацию купален.
Вася молчала. Она слышала в голове шум толпы в Москве.
Она увидела, как он понял.
— Тогда ты была одна, Вася, — сказал он. — Теперь это не так, — она сжимала дверь между предбанником и комнатой, словно люди могли прийти и утащить ее. — Даже тогда ты вышла из огня.
— Но какой ценой, — сказала она, но страх ослабил хватку на ее горле.
— Деревня не злится, — сказал Морозко. — Они рады. В этой ночи есть сила, — она покраснела. — Хочешь остаться? Мне теперь сложно медлить.
Она замерла. Это, наверное, было как вернуться в место, что когда — то было домом. Как пытаться надеть кожу, что уже была снята.
— Твои земли граничат с землями моей прабабушки? — вдруг спросила Вася.
— Да, — сказал Морозко. — А ты думаешь, откуда на моем столе была клубника, груши и подснежники для тебя?
— Так ты знал историю? — спросила она. — О ведьме и ее дочерях? Ты знал, что Тамара была моей бабушкой?
— Да, — сказал он с опаской. — И, опережу тебя, нет. Я не собирался тебе рассказывать. До ночи бури в Москве, но тогда было поздно. Ведьма была или мертва, или потеряна в Полуночи. Никто не знал, что стало с девочками, и я не помнил ничего о чародее, который магией отдалился от смерти. Я узнал все это позже.
— И ты думал, что я — просто ребенок, инструмент для твоих целей.
— Да, — сказал он. То, что он думал, ощущал или надеялся, было скрыто глубоко и заперто.
«Я уже не ребенок», — сказала бы она, но правда была написана в его взгляде.
— Больше не ври мне, — сказала она вместо этого.
— Не буду.
— Медведь поймет, что ты свободен?
— Нет, — сказал он. — Пока Полуночница не скажет ему.
— Она не будет медлить, — сказала Вася. — Она следит.
В его тишине она слышала невысказанную мысль.
— Расскажи мне, — сказала она.
— Тебе не нужно возвращаться в Москву, — сказал он. — Ты видела достаточно ужаса, причинила достаточно боли. Медведь теперь постарается тебя убить худшим образом, особенно, если узнает, что я вспомнил. Он знает, что я буду горевать.
— Не важно, — сказала она. — Он свободен из — за нас. Его нужно снова сковать.
— Чем? — спросил Морозко. Свеча вспыхнула лиловым огнем. Его глаза были цвета огня, его силуэт таял, пока он не стал ветром и ночью из плоти. Он стряхнул покров силы и сказал. — Я — зима. Думаешь, у меня будут силы летом в Москве?
— Для победы не обязателен холод, — сказала Вася. — Нужно что — то сделать, — она забрала из его рук свои вещи. — Спасибо за это, — добавила она и ушла в комнату переодеться. Она крикнула у порога. — Ты вообще можешь проходить в летний мир, зимний король?
Его голос за ней был неуверенным.
— Не знаю. Может. Ненадолго. Если мы вместе. Кулон разрушен, но…
— Он нам уже не нужен, — закончила она, понимая. Связь между ними — слои страсти, гнева, страха и хрупкой надежды — была сильнее волшебного кристалла.
Она оделась и вернулась к двери. Морозко стоял, где она его оставила.
— Мы можем попасть в Москву, но что дальше? — сказал он. — Если Медведь узнает, что мы идем, он будет рад устроить ловушку, чтобы я беспомощно смотрел, как тебя убивают. Или чтобы ты смотрела, как твоя семья страдает.
— Нам просто нужно быть умнее, — сказала Вася. — Мы навлекли это на Русь, нам ее и спасать.
— Нам нужно вернуться в мои земли, прийти к нему зимой, когда я сильнее. Тогда будет шанс победить.
— Он знает об этом, — ответила Вася. — Так что собирается сделать то, что задумал, летом.
— Это может тебя погубить.
Она покачала головой.
— Может. Но я не брошу семью. Ты пойдешь со мной?
— Я сказал, что ты не одна, Вася, и я был серьезен, — сказал он, но не звучал радостно.
Она выдавила улыбку.
— Ты тоже не один. Давай повторять это, пока кто — то из нас не поверит, — она смогла сказать без дрожи. — Если я выйду, деревня попробует меня убить?
— Нет, — сказал Морозко и улыбнулся. — Но может родиться легенда.
Она покраснела. Он протянул руку, и Вася обхватила ее.
Деревня собралась у купальни. Они отпрянули, когда дверь открылась. Они смотрели на Васю и Морозко, держащихся за руки, растрепанных.
Елена стояла перед толпой плечом к плечу и мужчиной, что пытался спасти ее. Она вздрогнула, когда Морозко повернулся к ней. Он заговорил с Еленой, хоть слышали все:
— Прости, — сказал он.
Она была потрясена, но взяла себя в руки и поклонилась.
— Это было твое право. Но… — она пригляделась. — Ты другой, — прошептала она.
Как Вася увидела, что годы пропали из его глаз, так женщина ощутила их вернувшийся вес.
— Да, — сказал Морозко. — Я был спасен от забвения, — он посмотрел на Васю и сказал так, чтобы слышала вся деревня. — Я любил ее, и проклятие заставило меня забыть. Но она пришла, разрушила проклятие, и теперь я должен идти. Благословляю вас этой зимой.
Шепот удивления, радости. Елена улыбнулась.
— Мы благословлены вдвойне, — сказала она Васе. — Сестра, — в ее руках был подарок: красивый длинный плащ, шкура волка снаружи, зайца — внутри. Она дала его Васе и обняла ее. — Спасибо, — прошептала она. — Благословишь моего первого ребенка?
— Здоровья и долгой жизни, — сказала Вася чуть неловко. — Радости в любви, смелой смерти после долгого времени твоему ребенку.
«Зимняя королева», — говорили они. Это пугало ее. Она пыталась скрывать эмоции.
Морозко стоял рядом с ней, обманчиво спокойный, но она ощущала притяжение между ним и его народом. Его глаза были глубокими и поразительно синими. Может, он даже сейчас хотел вернуться, занять место на празднике, вечно ощущать их веру.
Но, если он и сомневался, он не показывал этого на лице.
Вася была рада, когда все повернулись на звук копыт. Радость озарила десятки лиц. Две лошади перемахнули через ограду, белая и золотая. Они прошли сквозь толпу к ним. Морозко без слов прижался лбом к шее белой кобылицы. Лошадь повернула голову и поймала его за рукав. Боль пронзила Васю при виде этого.
— Я забыл и тебя, — тихо сказал он лошади. — Прости меня.
Белая лошадь толкнула его головой, прижав уши.
«Не знаю, почему мы вас ждали. Было очень темно».
Пожара согласно провела копытом по снегу.
— Ты тоже ждала, — удивилась Вася.
Пожара укусила Васю за руку и топнула.
«Больше ждать не буду».
Вася сказала, потирая новый синяк:
— И я рада тебя видеть.
Морозко удивленно сказал:
— Она никогда не принимала всадника добровольно за все годы жизни.
— И не приняла, — поспешила сказать Вася. — Но помогла мне прийти сюда. Я благодарна, — она почесала бок Пожары. Та невольно прижалась к руке.
«Ты задержалась», — сказала лошадь, чтобы показать, что ей не нравилась ласка. Она топнула снова.
Новый плащ Васи был тяжелым на плечах.
— Прощайте, — сказала она людям. Они смотрели большими от удивления глазами. — Они думают, что видят чудо, — сказала Вася тихо Морозко. — Но так не ощущается.
— И все же, — ответил он, — девушка сама спасла зимнего короля от забвения и увела его и волшебных лошадей. Это чудо зимнего солнцестояния, — Вася улыбалась, а он забрался на спину белой лошади.
Он не успел предложить — если собирался — ей сесть перед ним, она твердо сказала: