Мне стало неловко от того, что я невольно подслушал чужой разговор. Я уже было повернулся, чтобы уйти, но зацепился за крышку парты, и она захлопнулась с оглушительным треском.

— А, новенький, кажется!— натянуто засмеялся заведующий, открывая дверь.— Проходи, проходи, потолкуем. Знакомься, это вот Глафира, ваша будущая пионервожатая.

— Мы уже, кажется, знакомы,— не поднимая головы, выговорила Глафира.— Его отец работал у нас в санатории.

Она поднялась, поправила прическу и просительно заключила :

— Не сердитесь, Алексей Никитич, так надо. Всего хорошего, первого сентября увидимся.— И, даже не посмотрев на него, вышла, решительная и строгая.

— Так-то вот, брат,— печально сказал Алексей Никитич. — Давай-ка будем пить чай. Значит, получил, говоришь, крещение, отлежал в больнице. Хорошее это дело... То есть неважно все это. Ну, давай, пей,— и он пододвинул дымящийся стакан и мелко наколотый сахар.

— Извини, брат, за такую обстановку, клеенки даже нет. Ну, да теперь она мне уже и ни к чему. Уезжаю.

Алексей Никитич рассеянно смотрел в окно. На нем была синяя ситцевая косоворотка, мятый пиджак висел на спинке стула. Лет ему было за тридцать, лицо слегка припухшее, щеки выбриты до синевы.

Он смел с газеты хлебные крошки, кинул их в форточку.

— Вы теперь должны быть серьезнее. В школе остается одна Мария Петровна. Не давайте ее в обиду. И, вообще, вам пора уже стать мужчинами.

Потом оглядел стены своей каморки и спросил:

— Мать не будет возражать, если я оставлю у вас кое-какие вещички? Вы от вокзала живете всех ближе, если что, в любую минуту заскочить можно.—И, не дожидаясь ответа, стал лихорадочно собирать вещи. Потом сел к столу и что-то быстро стал писать на листке из школьной тетрадки. Положил листок в конверт, тщательно заклеил, написал: «Ст. пионервожатой».

— Это вот передашь Глафире. А это вам от меня на память, чтобы всякой ерундой не занимались,-— протянул он черную лакированную коробку с каким-то стеклянным цилиндриком наверху.— Выдумываете разные мины да пушки, еще чего доброго себе руки-ноги пообрываете.

Я недоуменно повертел в руках непонятный лакированный коробок.

— Детекторный приемник сконструировал,— пояснил Алексей Никитич.— Ничего тут мудреного нет: самая примитивная схема. Поставьте повыше антенну, провод подключите сюда,— он показал на металлический штырек сбоку,— а заземление — вот сюда. Главное, найти в кристалле чувствительную точку. Иногда чуть ли не час приходится в него тыкать иголкой... Ну что, пошли? В магазин заходить не будем, матери потом скажешь.— И, перехватив мой недоуменный взгляд, пояснил:—Пригородный идет утром, но я уеду на товарняке. За чемоданом забегу, если буду ехать мимо. А если нет, то...

И еще раз оглядев свою опустевшую каморку, он торопливо пошел вперед, чуть сгибаясь под тяжестью фанерного чемодана.

* * *

Когда мы натянули между высоченными жердями антенну, дом наш как будто преобразился. Стал он каким-то значительным и солидным: приемник на весь поселок был только один, в конторе санатория, и на возвышающуюся над ним антенну все поглядывали с почтением.

— Никак, Яколевна, у вас и радио появилось?— допытывались в магазине женщины.— Что новенького? Может, наши перешли уже в наступление?

— Пока еще радио не работает,— солидно отвечала мать,— но со дня на день заговорит. Налаживают.

Увидев над нашим домом антенну, Вовка-Костыль чуть не задохнулся от зависти.

— Ребя, а может, приемник к нам перетащим, а? Мамка весь день на работе, никто не будет мешать.

— Вступай к нам в пай,— поддразнил его Генка,— тогда подумаем.

— По сколько берете — по рублю, по полтине? — сплюнул под ноги Костыль.

— Берем инструментами. Если есть плоскогубцы, паяльник — неси.

Костыль побежал домой и принес все, что у него было: какие-то шурупы, болтики, гвоздодер.

Полустанок image15.png

За ним, выпячивая губу, протиснулся в дверь Кунюша.

— Вот я вам штуку принес так штуку,— самодовольно объявил он.— Из нее хоть граммофон, хоть приемник можно сварганить.

— Интересно, с чем эту штуку едят,— повертел в руках Славка коробку с пружинами, катушками и контактами, прикрытую стеклянной крышкой. Выглядела коробка таинственно и солидно.

— Селектор,— гордо оттопырил губу Кунюша.— Достал в одном месте.

— Селектор?— вспомнил я, рассматривая коробку.— Да ведь ты же его срезал в конторе санатория! Тогда еще мой отец там работал.

— Работал, работал,— заюлил Кунюша, вырывая прибор из моих рук.— Как будто один такой селектор на белом свете. Не хотите, как хотите, я к вам не напрашиваюсь.— И, зажав коробку под мышкой, вихляющей походкой зашагал прочь.

* * *

Когда все было готово, Славка начал иголкой нащупывать чувствительную точку. Но в наушниках слышался только далекий треск.

— Дай-ка я попробую,— стал оттирать его от стола Вовка-Костыль.— Я же говорил, что надо перенести приемник к нам, а то тут поезда мешают.

— Конечно,— подзадорил Генка.— Перережет радиоволну поездом и лежит она, бедняга, корчится.

— Тише вы!— цыкнул Славка.— Слышите?

Мы пригнулись к наушникам — в них раздавалась далекая, тревожная музыка. Она то замирала, то, приближаясь, нарастала. Потом музыка смолкла, и диктор стал Передавать сообщение Информбюро. Немцы наступали по всем направлениям. Бойцы Красной Армии героически оборонялись. Было тридцатое августа тысяча девятьсот сорок первого года.

Полустанок image16.png

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СНОВА В ДЕРЕВНЕ

Первого сентября все пришли в школу с сумками и портфелями.

Мишка Артамонов отводил каждого в сторону, показывал на часы и возбужденно рассказывал:

— Сегодня в восемь пятнадцать меня чуть медведь не задрал. Хорошо, что я успел проскочить линию перед самым поездом. Медведь за мной и — под паровоз. Чуть-чуть крушения не было.

— Ну и балабон, вечно какую-нибудь ерунду придумываешь,— ни с того ни с сего обозлился на него Захлебыш. — Пока награды не получал — человек-человеком был, а теперь фикстулой заделался, хочешь, чтобы все любовались тобой да похваливали. Давно тебя надо было на палочках покатать!

Вовка-Костыль выпячивал грудь, чтобы все видели его значок. Девчонки шушукались. Одна Надя Филатова о чем-то думала, печально подперев щеку ладонью. Кунюша сидел на парте и с отрешенным видом пересчитывал мелочь. Захлебыш успокоился и стал делать из проволоки и тонкой резинки крохотную рогатку.

В класс, по-старушечьи шаркая туфлями, вошла Мария Петровна, а за ней стремительно влетела Глафира.

Мария Петровна каким-то усталым движением расправила на плечах шаль и объявила, что четвертый класс пока будет работать в колхозе. Занятия откладываются.

Кунюша деловито осведомился:

— Платить нам за это будут?

Мишка Артамонов захлопал глазами и озаботился:

— Как же я буду работать в форменке, ведь она казенная, поизносится?

— Там ты приобретешь форму получше — спортивную,— усмехнулась Мария Петровна.— Хорошая будет закалка!

Все оживленно заерзали, а Глафира нетерпеливо подняла руку.

— Ребята, нам надо выбрать председателя совета отряда и заместителя.

Была она взвинченной, нервной, смотрела куда-то мимо нас, и ямочки на ее щеках казались скорбными складками.

— У кого какие будут предложения?

— Кунюшу, то есть Николая Степановича Голощапова,— ухмыляясь, съязвил Федька Мирошников.— Честняга и работяга. Будет и активягой.

— Лучше Рогузина,— отозвался, не поняв шутки, довольный Кунюша.— У него значок оборонный.

— А еще у него какие заслуги?— спросила Мария Петровна.

— Он сильный,— дополнил Захлебыш.— Хоть кого на лопатки положит. Костыль, одним словом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: