До свидания, дорогая Мэри. Ваш, всегда любящий Вас

Джордж».

На следующий день он послал ей другое письмо, снова умоляя о свидании и говоря, что они могут увидеться в любом месте между их домом и Стэндвиллем — ближайшим селением.

«Я совсем болен и расстроен, — писал он, — наверное, и Вы находитесь не в лучшем состоянии. Повидавшись, мы оба успокоимся. На свиданье я приеду непременно.

Навсегда Ваш

Джордж».

По-видимому, на это письмо им был получен от девушки какой-то ответ, потому что в среду 19-го Джордж Винсент написал такое письмо:

«Моя дорогая Мэри!

Сообщаю, что непременно приеду с указанным Вами поездом. Ради Бога, дорогая Мэри, не беспокойтесь и не мучьте себя. Меня, пожалуйста, не жалейте. Повидаться с Вами я хочу для собственного успокоения. Надеюсь, что Вы не сочтёте меня поэтому себялюбцем. Du rest[4], повторяю уже сказанное ранее: я хочу слышать из Ваших собственных уст то, что Вы хотите, и исполню все Ваши желания. У меня есть то, что французы называют savoir faire[5]. Яне стану горевать о том, что неизбежно. И, кроме того, я не хочу быть причиной раздора между Вами и Вашим дедушкой. Если Вы хотите свидеться в гостинице, то я буду ждать Вас там, но, впрочем, я предоставляю всё это Вашей воле».

Но мисс Гровз уже раскаялась в том, что назначила ему свидание. Может быть, она вспомнила некоторые черты в характере своего возлюбленного и побоялась довериться ему? Не дождавшись от него последнего письма, она ответила ему следующим:

«Дорогой Джордж!

Тороплюсь Вам сообщить, чтобы Вы ни под каким видом не приезжали. Я сегодня уеду и не могу сообщить, когда вернусь. Видеться с Вами я не хочу и очень желала бы избежать этого свидания. Да, кроме того, нам видеться невозможно по случаю моего отъезда, поэтому надо оставить дело так, как оно есть теперь. Простимся друг с другом без свидания. Увидеться с Вами мне было бы слишком тяжело. Если Вы хотите ещё написать мне, то напишите не позже трёх дней. За мной следят и письма Ваши вскрывают.

Ваша Мэри».

Это письмо, должно быть, решило дело. В голове молодого человека, наверное, и прежде бродили разные неопределённые планы, а теперь эти планы превратились в какое-то конкретное решение. Мэри Гровз давала ему только три дня сроку, стало быть, времени терять было нельзя. В тот же день он отправился в город, но прибыл туда поздно и уже не поехал в Стэндвилль. Прислуга гостиницы обратила внимание на странное поведение молодого человека: он был рассеян и бродил по общей зале, бормоча себе что-то под нос. Приказав подать себе чаю и котлет, он не прикоснулся к пище и пил только виски с содовой. На следующее утро, 25 августа, он взял билет до Стэндвилля и прибыл туда к половине двенадцатого. От Стэндвилля до имения, в котором жила мисс Гровз, было две мили. Прямо около станции есть гостиница, называемая «Бычьей Головой». В эту гостиницу и отправился Винсент Паркер. Он заказал себе виски и спросил, не было ли на его имя писем. Когда ему ответили, что писем нет, он очень расстроился. В четверть первого Паркер вышел из гостиницы и направился к имению, в котором жила его возлюбленная.

Отправился он, однако, не в имение, а в находившуюся в двух милях от него школу. Учитель школы был в отличных отношениях с семейством Гровзов и немного знал самого Винсента Паркера. В школу Паркер направился, конечно, за справками и прибыл туда в половине второго. Учитель был очень удивлён, увидев этого растрёпанного господина, от которого разило спиртным. На вопросы его он отвечал сдержанно.

— Я прибыл к вам, — заявил Паркер, — в качестве друга мисс Гровз. Вы, конечно, слышали, что мы с нею помолвлены?

— Да, слышал, — ответил учитель, — что вы были помолвлены, но слышал также и то, что эта помолвка расстроилась.

— Да, — сказал Паркер. — Она написала мне письмо, в котором просила меня вернуть ей слово. А увидаться со мной она отказывается. Я хотел бы знать, как обстоят дела.

— Я, к сожалению, не могу сказать вам того, что мне известно, так как связан словом, — ответил учитель.

— Но я всё равно узнаю об этом, рано или поздно, — возразил Паркер.

Затем он стал расспрашивать о пасторе, который гостил в имении Гровзов. Учитель ответил, что действительно там гостил пастор, но имя его назвать отказался. Паркер тогда спросил, находится ли мисс Гровз в имении и не притесняют ли её родственники? Учитель ответил, что она находится в имении, но что решительно никто её не притесняет.

— Рано или поздно, но я должен её увидеть, — произнёс Паркер. — Я ей написал, что освобождаю её от данного мне слова. Но я хотел бы услышать от неё самой, что она даёт мне отставку. Она уже совершеннолетняя и может поступать, как ей угодно. Сам знаю, что я ей жених неподходящий, и мешать ей не хочу.

Учитель извинился, что должен спешить на урок, но прибавил, что в половине пятого будет свободен, и если Паркер хочет ещё поговорить с ним, то пусть придёт к нему. Паркер ушёл, обещав вернуться. Неизвестно, как он провёл два следующих часа. По всей вероятности, он сидел в какой-нибудь соседней гостинице и завтракал. В половине пятого он вернулся в школу и стал просить у учителя совета, как ему поступить. Учитель предложил написать мисс Гровз письмо, чтобы она назначила ему свидание на следующее утро.

— А впрочем, — прибавил добродушный, но не слишком-то рассудительный учитель, — отправляйтесь-ка к ней лучше сами, она вас, наверное, примет.

— Так я и сделаю, — отвечал Паркер, — надо поскорее кончать эту историю.

Около пяти часов он ушёл из школы; держал он себя при этом спокойно и сосредоточенно.

Сорок минут спустя отвергнутый любовник подошёл к дому своей невесты, позвонил и попросил доложить о себе мисс Гровз. Но девушка и сама увидала его из окна, когда он шёл по аллее. Она вышла к нему навстречу и пригласила его в сад. Конечно, у барышни в эту минуту душа была в пятках. Она боялась, что дедушка встретится с её бывшим женихом и устроит ему скандал. Для безопасности она и увела его в сад. Итак, молодые люди вышли из дома и, усевшись на одной из садовых скамеек, спокойно беседовали около получаса. Затем в сад пришла горничная и доложила мисс Гровз, что подан чай. Девушка отправилась в дом одна, из чего явствует, как отнеслись в доме к Паркеру: его даже не хотели пригласить выпить чашку чая. Затем она снова вышла в сад и долго разговаривала с Паркером; наконец оба они поднялись и ушли. По-видимому, они собрались погулять около дома. Никто никогда не узнает, что произошло во время этой прогулки. Может быть, он упрекал её в вероломстве, а она отвечала резкими словами. Были, однако, люди, видевшие, как они гуляли. Около половины девятого рабочий, переходя по большому лугу, отделявшему большую дорогу от помещичьего дома, увидал двигавшуюся ему навстречу пару. Было уже темно, но рабочий узнал в женщине внучку помещика, мисс Гровз. Пройдя мимо и отойдя несколько шагов, рабочий оглянулся; теперь пара стояла на одном месте и о чём-то разговаривала.

Очень скоро после того рабочий Рувим Конвей, проходя по этому же лугу, услышал тихий стон. Он остановился и стал прислушиваться. Стоял тихий вечер, и вот рабочему показалось, что стон будто к нему приближается. С одной стороны забора шла стена, и в тени этой стены рабочий разглядел: кто-то медленно двигался.

Сперва рабочий думал, что это какое-нибудь животное возится у стены, но, подойдя ближе, с изумлением увидел, что это женщина. Едва держась на ногах и стеная, она подвигалась вперёд вдоль стены, держась за неё руками. Рувим Конвей вскрикнул от ужаса: из темноты на него глянуло белое, как мел, лицо Мэри Гровз.