Сводка пришла рано утром, но Кортель прочитал ее только в середине дня, когда вернулся из Института технологии искусственных материалов, которым руководил владелец виллы инженер Эдвард Ладынь. Прокурор в связи с убийством в особняке и не без нажима со стороны Кортеля решил вызвать Ладыня с Балатона в Варшаву.

Когда Кортель показал свое удостоверение секретарше инженера Зосе Зельской и назвал свою фамилию, он заметил в ее глазах беспокойство.

— Вчера вечером, — сказал Кортель, — ограбили виллу инженера Ладыня...

Секретарша молчала, не выказав обычного в таких случаях удивления; Кортель не услышал традиционного «что-то невероятное!» или «бедный Ладынь!». Лишь немного погодя она спросила, хочет ли инспектор еще с кем-нибудь поговорить.

— Собственно говоря, нет...

Кортель оглядел комнату секретарши, заглянул через открытую дверь в пустой кабинет и спросил у Зельской венгерский адрес шефа. Конечно, он оставил ей адрес, даже телефон своих друзей в Будапеште, и, когда она подавала ему визитную карточку, где каллиграфическим почерком был написан адрес на двух языках, он в первый раз подумал, что она очень мила. Подумал также о том, что сразу этого не заметил.

— Кто вместо шефа? — спросил Кортель.

— Инженер Рыдзевский, — ответила она тут же. — Он в лаборатории. Позвать? — И, не дожидаясь ответа, сняла телефонную трубку.

Рыдзевский, мужчина высокого роста, что сразу же бросалось в глаза, был одет в серый поношенный костюм, рукава у пиджака чересчур короткие, а помятые брюки выше щиколотки.

— Что случилось, инспектор?

Кортель изложил суть дела, и Рыдзевский сразу же стал задавать вопросы:

— Вы решили вызвать Ладыня в Варшаву?

— Да. Ведь речь идет не только о грабеже. Совершено убийство.

— Я понимаю... А скажите, ящички в книжной стенке были открыты?

— Нет. А почему вы об этом спрашиваете?

— В ящичках, которые закрывались на ключ, Ладынь держал свои бумаги.

— И служебные тоже? Что-нибудь секретное?

— Нет. — Рыдзевский не улыбался. — Личные, но для него важные. Расчеты. Заметки...

— Я надеюсь, что они целы, — сказал Кортель.

— Я тоже... Впрочем, мы это можем проверить до приезда Ладыня. Особняк охраняется?

— Находится под наблюдением.

— Отлично, — Рыдзевский взглянул на секретаршу, и впервые на его лице появилось подобие улыбки. — Приготовь нам кофе, Зося...

— Хорошо, пан инженер... — Она включила чайник и, подойдя к окну, стала глядеть на улицу.

— Воры, наверное, не закрыли за собой двери, — тем же ровным голосом продолжал Рыдзевский. — У меня есть ключ от особняка.

— Ключ? — удивился Кортель.

— Да. — Рыдзевский посмотрел на часы. — Через два часа я еду на вокзал за Алисой, сестрой жены Ладыня. Мне надо отдать ей ключ.

— Вы дружите с Ладынями? — спросил Кортель и тут же почувствовал, что вопрос его наивен.

— Двадцать лет, — ответил Рыдзевский. — Вчера проводил их на аэродром. Туман стоял... Да вы же знаете...

— Знаю, — буркнул Кортель, думая уже об экспрессе Варшава — Щецин. Он на миг закрыл глаза, чтобы представить себе те загадочные прожекторы.

— С отъездом было много хлопот. Целый день пришлось звонить в аэропорт. Наконец узнали, что самолет вылетит в шесть вечера, а вылетел он только около одиннадцати.

— Около одиннадцати... — машинально повторил Кортель и вспомнил показания Ядвиги Скельчинской.

— Ладынь возвращался из аэропорта?

— Да. Рассеянность, пан инспектор. Ездил за портфелем.

— В котором часу?

— Что-то около восьми. Нам сказали, что самолет вылетит не раньше чем через два часа.

— У него была своя машина в аэропорту? Куда же он потом ее дел?

— Разумеется, оставил мне. У меня большой гараж. — Рыдзевский пододвинул Кортелю чашечку кофе.

— Вы видели когда-нибудь их домработницу? — спросил еще инспектор.

— Не успел. Они ее недавно наняли. Бедная девушка...

Кофе был превосходный. Кортель пил медленно, не задавая больше вопросов...

Секретарша убрала чашки. Ее лицо по-прежнему было строгим и равнодушным, но почему-то она избегала взгляда Рыдзевского. «Словно чего-то боится», — подумал инспектор.

Возвращался он пешком. На его рабочем столе лежала сводка, а поручик Соболь ждал с последними новостями. В четыре часа утра на железнодорожной станции Шевница, что между Тлущем и Урлами, дежурный милиционер увидел Желтого Тадека, выходящего из варшавского поезда... Милиционер его не сразу узнал, но внимание обратил, поскольку тот показался ему особенно подозрительным. Желтый Тадек нес на плечах большой мешок и пошел не в сторону вокзального здания, а вдоль железной дороги. Милиционер остановил его и, когда тот снимал с плеч мешок, уже знал, с кем имеет дело. А дальше произошло все так быстро, что милиционер не успел протянуть руку за оружием: второй тип, которого он не разглядел в тумане, появился сзади и тяжелым предметом, скорее всего ломом, ударил по голове. Бандиты взяли оружие и убежали. Облава, организованная воеводским угрозыском, тут же перетрясла дом сестры Желтого Тадека, которая жила в близлежащем селе Новинки. Сестра и ее муж, железнодорожник, клялись, что Тадека не видели уже больше месяца и не имели с ним никакого контакта. На вопрос, предупреждал ли Тадек о своем приезде, отвечали отрицательно. «Я с вором, — кричала сестра, — хотя он и мой брат, не хочу иметь ничего общего!» Милиция не очень верила ей, ведь не подлежало сомнению, что бандиты ехали с добычей именно в Новинки, но после обыска ничего подозрительного в ее доме не было найдено. Наверное, ушли в лес, леса от Шевницы тянутся до самого Вышкова и дальше, а если перейти Буг, то и до Белой Пущи. Командир оперативной группы капитан Махонь, сетуя на нехватку машин и людей, приказал патрулировать дороги между Вышковом, Лазами, Урлами и Тлущем. Ему прислали для подкрепления команду с собаками, но бандиты не оставили на станции ни одного предмета, и собаки, в которых Махонь, кстати сказать, не очень-то и верил, оказались бесполезными. Только около одиннадцати на пост Шевницы пришел лесничий и сообщил, что видел Желтого Тадека, которого он хорошо знал, потому как сам тоже из Новинок. Тадек шел по лесу с каким-то дружком в сторону Кукавки. Тадек нес мешок.

— Я спрятался за деревом, — продолжал лесничий, — и не подходил к ним. Сами знаете... Там недалеко находится старая партизанская землянка. Они, наверное, и шли к ней.

Махонь дал соответствующие указания и сообщил обо всем в Варшаву. Шеф Кортеля, начальник уголовного отдела, сказал ему:

— Поедешь туда...

И Кортель уехал, не позвонив Басе.

К лесу подходили цепью, с трех сторон. Идти было трудно, ноги то вязли в песке, то их засасывало илом заливных лугов. В плотном тумане едва различали друг друга.

Махонь проклинал погоду, столь несвойственную последним дням мая. Кортель шел молча. Тогда они пробирались такой же цепью, нет, конечно, не такой... Отряд выходил из леса, на полях также лежал туман. Они знали, что дорогу, выходящую к опушке леса, блокировали немцы. По сигналу красной ракеты отряд пошел в атаку. Туман разрезали тонкие нити трассирующих пуль. Кортель помнил, что бежал, помнил, как перехватило дыхание, когда перед ним вдруг возникла белая лента дороги, на которой рвались снаряды, лежали какие-то странные предметы, и люди, которым не удалось перескочить ее. Прожектор осветил шоссе, затем на луга упали немецкие ракеты. Но Кортель был уже по другую сторону шоссе...

Вошли в лес. Тумана здесь уже не было, сквозь ветки деревьев проглядывало заходящее солнце. Кортелю всегда казалось, что ощущение безопасности связано с лесом; чувство страха приходит там, на лугах. Местный милиционер показывал дорогу. Махонь посмотрел на часы.

— Мы должны подойти одновременно с группой поручика Декля, — сказал он.

Они ждали несколько минут. Потом осторожно двинулись и остановились на краю поляны. Неожиданно в глаза ударило солнце, но землянку они увидели сразу, вернее, то, что от нее осталось. Над нею выступал заросший травой накат, вокруг плотной стеной стояли деревья, и огромный пень старого дуба, вероятно, маскировал вход. К этому времени подошла группа Декля. Когда окружили землянку, Махонь поднял руку. Операция начиналась.