Секретарша принесла кофе, потом вышла в канцелярию и, вернувшись, положила на стол перед Кеттерле конверт с фотографиями. А еще дневной выпуск гамбургской газеты, раскрытой и отчеркнутой на том месте, где сообщалось об убийстве. Комиссар быстро пробежал заметку, затем отложил газету и придвинул Брабендеру сахар и молоко.

— Позвольте высказать одну просьбу, господин комиссар, — сказал Брабендер. — Я готов собрать значительную сумму в качестве залога. Не могли бы вы отпустить меня? Даю вам слово...

Комиссар сделал движение рукой.

— После того как сегодня ночью в ноль часов тридцать минут вы стали одним из наследников сенатора Робертса, залог в обычных размерах вряд ли удержал бы вас от попытки исчезнуть в дальних странах, если бы вы этого захотели. И кроме того, практика внесения денежного залога в делах, связанных с убийством, не применяется.

Голова у Брабендера затряслась.

— Да, положение серьезное, — сказал Кеттерле, — однако, со своей стороны, даю вам слово, что двери тюрьмы распахнутся через десять минут после того, как мы проверим ваше алиби и сочтем его правдивым. Большего я не могу для вас сделать. Итак, в субботу утром, примерно около десяти, вы отправились в Бремен...

— Да. Я прибыл туда в одиннадцать. Конгресс заседал в здании медицинской палаты. Многочисленные коллеги могли бы подтвердить мое присутствие на всех докладах и рефератах, на дискуссии после обеденного перерыва, а также на совместном ужине.

Комиссар Кеттерле включил магнитофон.

— Не могли бы вы произвольно, на память, назвать несколько имен, ну, скажем, пять или шесть?

Доктор Брабендер сделал это без запинки, и Кеттерле выключил магнитофон.

— И до какого времени вы были с ними?

— До окончания ужина, примерно до восьми. Потом я отправился в отель. Я выпил пару рюмок шерри и не хотел в таком состоянии ехать в машине. Я заранее предусмотрительно заказал номер.

— Когда?

— В пятницу вечером.

— В какое время?

Брабендер хотел было ответить. Но промолчал.

— Ну? — настаивал Комиссар.

— Это могло быть примерно в половине десятого или без четверти десять.

— Хорошо. Что было дальше?

— Около половины десятого я еще раз вышел из отеля, вечер был прекрасный и безветренный. Я хотел выпить еще немного виски. Собирался отправиться прямо в кафе «Эспланада», но встретил по дороге одну знакомую. Мы выпили еще немного, а потом я проводил ее до дома. Там она сварила кофе, и мы немного поболтали.

— Когда вы возвратились в отель?

Брабендер внимательно разглядывал свои руки. Ему все это действительно было крайне неприятно.

— Было примерно половина седьмого утра, — сказал он.

— Кто эта дама?

Врач назвал фамилию и адрес. Комиссар Кеттерле взял несколько снимков со своего стола и разложил в ряд, не глядя.

— Ваша жена знает об этой связи?

— Нет, конечно, нет. Может быть... Я полагаю, что это настолько интимное дело...

— Послушайте, доктор Брабендер, — сказал комиссар, — вы часто встречаетесь с этой дамой?

— Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос, господин комиссар.

— Но это важно. Судите сами, вы предусмотрительно заказываете номер в отеле, потому что собираетесь остаться в Бремене на ночь, а потом случайно встречаете старую знакомую, которую провожаете до дома. Тут кое-что не согласуется, признайтесь. А ведь насколько разумнее было бы ограничить себя в алкоголе и спокойно отправиться вечером домой. Тем не менее вы предусмотрительно заказываете номер. Неужели все на самом деле было так?

— А вам очень необходимо узнать обо мне самые интимные вещи?

— В ваших же собственных интересах, доктор Брабендер.

Брабендер глубоко вдохнул пару раз и снова закурил сигарету.

— Это останется между нами?

— По возможности.

— И все-таки я надеюсь на вас. Конечно, это отдает дурным вкусом, но у меня было желание в тот вечер в Бремене немного развлечься. Это правда. Я знал ее поверхностно. В тот вечер она не работала, и все получилось само собой. Я, собственно, так и рассчитывал. Никто бы ничего не узнал. Я ведь не мог предположить, что в ту ночь исчезнет Сандра Робертс.

Брабендер казался растерянным, словно старшеклассник, которого впервые застигли в ночном заведении.

— Ну хорошо, — сказал Кеттерле к большому его облегчению, — мы проверим ваши показания. Где работает эта дама?

— Она обслуживает бар позади ресторана Рейнхардта. Добротное заведение для избранного круга с небольшим ассортиментом развлечений после десяти. Вполне серьезное, поэтому по субботам бар закрыт.

Брабендер наивно полагал, что хотя бы уровень заведения подправит то нелестное представление, что создалось о нем у комиссара. Кеттерле кивнул. Потом передал ему через стол пачку фотографий.

— Взгляните сюда.

Брабендер уставился на снимки мертвой Сандры Робертс, сделанные в лодочном сарае.

— Что вы на это скажете?

Брабендер был потрясен.

— Это ужасно, — прошептал он.

— Она утонула, — сказал комиссар.

— В это невозможно поверить, — сказал Брабендер, просмотрев всю пачку. Некоторые он задержал, сравнивая с остальными.

— Почему невозможно?

— Да взгляните на ее позу. Так не тонут. Во всяком случае, не тогда, когда все тело находится в воде.

Кеттерле задумчиво смотрел в течение нескольких секунд на Брабендера.

— Ваше мнение совпадает с мнением судебного врача, — сказал он и проверил, не остыл ли кофе. Потом снова отставил чашку и поискал другой снимок.

— А что вы на это скажете?

Темный угол, грубо приколоченная к бревенчатой стене раковина, окрашенная в черный цвет, с примитивным медным краном.

— Вы полагаете...

Комиссар пожал плечами.

— Можно ли представить такое?

Брабендер содрогнулся.

— По-моему, нет.

— И все-таки было нечто в этом роде. Ну, хорошо.

Кеттерле встал и нажал на кнопку звонка.

— Я распоряжусь сейчас доставить вас обратно. И тут же дам знать, как только мы проверим ваши показания.

В сопровождении вахмистра Брабендер покинул здание на площади Карла Мука. Как двое добрых друзей, они зашагали напрямик через парк к следственной тюрьме. Комиссар посмотрел им вслед, потом снова уселся за письменный стол, разложил фотоснимки перед собою в ряд и просидел над ними с четверть часа.

Время от времени он помешивал кофе, отпивал глоток и покачивал чашку, чтобы лучше растворился сахар.

С утра она занималась тем, что примеряла всю имеющуюся у нее одежду черного цвета. Она еще больше оттеняла мертвенную бледность лица. Примерно в половине двенадцатого она позвонила в полицай-президиум. Естественно, у нее было желание нажать сразу на все рычаги. Ей сказали, что комиссара Кеттерле в данный момент в президиуме нет. Быть может, она желает поговорить с комиссаром Хорншу? Но она велела соединить ее прямо с господином Зибеком.

— По этому вопросу я могу сообщить вам немногое, фрау Брабендер, — ответил Зибек. — Следствием руководит комиссар Кеттерле. Только он один может решить, выдать ли вам разрешение на посещение мужа. Насколько я в курсе, он как раз собирался проверить его алиби. И пока это не будет сделано, я не могу вам что-либо обещать.

Эрика прибегала к всевозможным доводам и клятвам, но он только вежливо и даже вполне искренне повторял:

— Я весьма сожалею, фрау Брабендер.

Теперь она сидела на софе, уставившись перед собой, и раздумывала, к кому бы ей еще обратиться. Ханс-Пауль отпадал. Он всегда держался особняком, и никаких влиятельных связей у него не было. Папа́, конечно, знал сенатора по вопросам юстиции, а также нынешнего сенатора по внутренним делам. Но оба они были социал-демократы, и Эрика могла представить, что сказал бы ей папа́. Для них это будет хороший предлог обратиться впоследствии к консерваторам с просьбой о каких-нибудь особых уступках. Социал-демократы относятся к консерваторам, быть может, с уважением, но уж ни в коем случае не с симпатией.