Хорншу медленно ехал между домами. За двумя кирпичными постройками, принадлежавшими разным дворам, извилистая проселочная дорога свернула вправо.

— Попробуем здесь? К летнему домику можно ведь подъехать сзади, из-за дюн. Спереди там дороги нет.

— Попробуем, — сказал Кеттерле.

Казалось, дорога ведет в пустоту.

Но через полкилометра на ней появились песчаные заносы, и фары начали вырывать из темноты качающийся камыш на гребнях дюн.

Позади была темень, заполненная туманом. Через какое-то время Хорншу остановился.

— Должно быть, это здесь.

Он выглянул налево.

— Ничего, — сказал комиссар, — поезжайте медленно дальше. Думаете, сегодня мы встретим кого-нибудь с рюкзаком, из тех, что проводят здесь уик-энд? Подъедем к дому на машине.

Уже через несколько минут наезженный след и в самом деле отклонился влево. Он вел теперь между пологими дюнами. Запорошенные песком, обветшалые столбы, обломки голых, занесенных песчаной пылью ветвей высвечивались расходящимся светом фар, и вдруг показался дом с закрытыми ставнями, безучастно приютившийся в лощине.

Хорншу выключил свет и зажигание. Они вышли из машины. Из-за дюн доносился шум и грохот прибоя, далекий и ритмичный, похожий на громовые раскаты. Но за домом ветра не было.

Они обошли строение. У входа в кухню Кеттерле остановился.

— Взламывайте, Хорншу.

Освещаемый лишь лучиком карманного фонарика, Хорншу принялся за работу. Через несколько минут дверь выгнулась возле замка и отскочила с неприятным скрипом.

Маленькая прихожая вела в комнату, куда они в тот раз заглядывали через окно. С тех пор ничего не изменилось. Налево был вход в спальные комнатушки. На всех ручках лежал толстый слой пыли. К ним наверняка никто не прикасался с лета. В задней части дома помещалась кухня, там тоже налицо имелись признаки никем не нарушавшейся зимней спячки. В противоположной стене находилась дверь, через которую они проникли в пристройку. Это был сарай для инструментов, склад, гараж и помещение для стирки одновременно.

Задвинутые поперечной перекладиной ворота вели на дорогу. Пол был дощатый. Карманный фонарик Кеттерле выхватил из темноты большой деревянный чан, прислоненный к деревянной стенке. Прямо под медным краном.

Хорншу перевернул чан. Дно его было покрыто песком и пылью.

— Здесь никого не было уже несколько месяцев, — сказал он.

— Знаю, — пробормотал комиссар. — Все было иначе, чем мы предполагали, Хорншу.

В «Клифтоне» уже горел свет. Люстры выдержаны были в стиле фризских керосиновых ламп: большие молочно-белые шары под медными зонтиками, сквозь которые вверх тянулись прозрачные стеклянные цилиндры. Хайде сортировала на кухне белье и что-то штопала. Фрау ван Хенгелер намеревалась первого ноября закрыть пансион. Шли последние дни сезона, и полковник Шлиске стремился их максимально использовать. Еще утром он отправился в дальнюю прогулку, рассчитывая дойти до Дорумской впадины. Но неожиданно опустился туман, и Хайде предполагала, что обратно он вернется автобусом, прибывавшим в деревню пять минут восьмого. Больше никого не было, и Хайде испугалась, неожиданно увидев сквозь оконное стекло комиссара. Она пробежала сквозь арку в задней части дома и крикнула наверх, на второй этаж:

— Фрау ван Хенгелер, комиссар!

Они как раз вошли в холл, когда Хайде вернулась на место.

— Добрый вечер, Хайде, — сказал комиссар. — Что, в доме никого?

— Не совсем так, — сказала Хайде. — Фрау ван Хенгелер наверху. Полковник отправился к Дорумской впадине. Он, должно быть, сейчас подойдет.

— А новые гости?

— Какие новые гости?

— К вам ведь прибыли два господина из Гамбурга. Один вчера вечером, другой сегодня после полудня.

Хайде покачала головой.

— Нет. Ошибаетесь.

— Но, Хайде, именно потому мы и приехали сюда.

— Тем не менее вы ошибаетесь, господин комиссар. Мы никого больше не принимаем. Послезавтра пансион закрывается. Да, собственно, никто и не спрашивал комнату.

Кеттерле взглянул на Хорншу.

— В деревне есть гостиница?

— Да. «Белый всадник». Может, ваши друзья там?

— Друзья — это хорошо, — пробормотал Кеттерле. — Хорншу, а не прокатиться ли вам в гостиницу «Белый всадник»?

Но Хорншу больше не нужно было никуда уезжать. С ребристой клинкерной мостовой послышался звук шагов, стеклянная дверь распахнулась, и в дом вошел доктор Реймар Брабендер собственной персоной. На нем была тирольская шляпа с пером, концы шарфа торчали наружу, в руке сигарета. При виде комиссара он остолбенел, рука с сигаретой бессильно повисла. Вслед за доктором появился Брацелес.

— Вы? — спросил Реймар Брабендер.

— Да, я. Быстро мы подъехали, не так ли, доктор?

— Этого я предположить не мог, — пробормотал он.

— Я догадался, — сказал Кеттерле. — После того, как позвонил вашему свояку.

— Привет! Ну, как успехи, комиссар? — гаркнул красный, как рак, полковник Шлиске, стягивая с шеи шарф. — Весьма запутанное дельце, верно?

— Стало быть, вы благополучно добрались, полковник Шлиске? — сказал Кеттерле. — Это радует.

— Как бы там ни было, я прошагал тридцать километров, — проорал полковник, — а это способствует появлению аппетита. Послушайте, Вилли, уже четверть седьмого.

— Вы все будете здесь ужинать? — спросила Виллемина ван Хенгелер. — Боюсь, тогда придется еще раз топить плиту. Хайде...

— Думаю, кое у кого не будет в этот вечер аппетита, — сказал Кеттерле. — Добрый вечер, фрау ван Хенгелер. Извините, что мы опять доставляем вам хлопоты...

— Это в вашем духе, — сказал Ханс-Пауль Брацелес, расстегивая кожаный пояс своего толстого пальто. — И почему только вы во все суете нос? Реймар абсолютно вне подозрений.

— Вы так полагаете? — спросил комиссар. — А почему, вы думаете, мы проехали сто сорок километров по такому туману? Чтобы совать нос в чужие дела? Я понимаю ваше волнение, Брацелес. Но мы здесь для того, чтобы восстановить, как произошло убийство.

Брацелес заметил Хорншу, который стоял в дверях, держа руки в карманах. До него начало доходить. Полковник тоже кое-что понял.

— Все так серьезно? — спросил он, и взгляд его забегал по присутствующим.

— Кто эти господа? — спросила фрау ван Хенгелер, неприязненно рассматривая Брабендера и Брацелеса.

— Ах да, извините, — сказал Кеттерле, — я думал, вы уже встречались. Доктор Брабендер и Ханс-Пауль Брацелес, зятья покойного сенатора.

— Как это — восстановить? — спросил вдруг полковник Шлиске. Он сцепил замерзшие пальцы так, что суставы хрустнули.

— В воскресенье утром я уже объяснил вам, что, если в самом деле вы хотите узнать, что здесь произошло, отвечать на вопросы должны вы, а не я. Помните?

— Да, — сказал полковник обиженно.

— Так вот, если хотите осмотреть место преступления...

— Как, прямо сейчас, среди ночи? — спросила Вилли ван Хенгелер удивленно.

— Тысяча чертей, — сказал полковник и начал снова заматываться шарфом.

— Зачем вам шарф? — спросил комиссар. — Пошли.

Они проследовали через арки, мимо деревянного святого с протянутой рукой в заднюю часть дома.

Комната номер три не была заперта на ключ. Стремительно распахивая дверь, Кеттерле уже знал, что в комнате кто-то есть. Раздался шорох, сквозняк натянул портьеру.

— Оставайтесь на месте, Новотни. Это бесполезно, — услышали в коридоре голос комиссара.

Вспыхнул свет.

Новотни остановился как вкопанный возле двери в ванную, словно наткнувшись на невидимую стену.

— Если не ошибаюсь, вы ищете стакан с полочки?

Шофер обернулся и уставился на лица людей, втискивающихся в комнату. Его рассматривали с неприязнью.

Постельное белье было снято, матрацы сложены один на другой, опрокинутые стулья составлены на столе. Сезон кончался. Близилась зима с метелями, туманами, ранними сумерками.

— Вернувшись с купания, она надела брюки, пуловер, босоножки. А еще белые носочки и янтарное ожерелье. Возможно, она заново подкрасилась и привела в порядок ногти. Потом вышла к ужину, поболтала, поглядела, как полковник раскладывает пасьянс, выкурила пару сигарет и около десяти отправилась к себе. Она ведь ждала вас, Новотни, и хотела быть у окна, когда вы появитесь. В номере она выкурила еще сигарету, немного почитала, она ведь еще не получила вашей телеграммы. Но знала, что ваш приезд зависит от планов сенатора на воскресенье, поэтому по прибытии сразу же спросила про телеграмму. Около одиннадцати вас еще не было, тогда она приготовила себе ванну и разделась.