В этот раз его держали месяца три, но ему все же удалось доказать, что мел держал при себе для сапожного дела. Хотя, как рассказывала мама, в пшенице и на самом деле нашли кузьку. Выгребали тогда у людей все до единого зернышка, не глядя…

У мамы были одни сестры, папины братья погибли на войне, поэтому родных дядек у меня с Эдиком не было. Но все равно дядька у нас был. Правда, мы не помним его имени и никогда не были в гостях, но более родного дядьки для нас не существовало.

Подружились случайно. Узнали, что возле разбомбленной немцами железнодорожной будки остался сад. А где сад, там пожива — сохранившаяся с прошлого года груши, яблоки или еще что. Осенью за листьями не разглядеть, а ранней весной на виду.

До будки больше пяти километров, но очень хотелось есть, вот и отправились. Ни груш, ни яблок не нашли, зато наелись клея. Так у нас называют живицу, которую выделяют деревья, чтобы залечить раны. Иссеченные осколками вишни буквально сочились янтарным, необыкновенно вкусным клеем. Даже в сытые годы он был лакомством, а сейчас — говорить не приходиться. Вот клеем и объелись.

Правда, меня лишь немного подташнивало, а вот у Эдика схватило живот. Десять шагов ступит и ложится на шлях. Испугались страшно. Недавно в нашем селе умерла целая семья. Сварили овса, наелись, легли спать и не проснулись. Мама говорила, от голода кишки у них стали как папиросная бумага. Вот овес их и попротыкал. А если у Эдика они от клея слиплись и вот-вот прорвутся?

Эдики валяется среди шляха, воет и прислушивается, не рвутся ли кишки? Я топчусь в растерянности. Вдруг этот дядька. Высокий, бородатый с ручной тележкой. Колеса у нее от пулемета, кузовок из лозы. Быстро все сообразил, наказал мне собирать бурьян для костра, сам достал из кузовка ведро и побежал в балку за водой. Я и охапки набрать не успел, а он уже возвращается. В одной руке ведро с водой, во второй суслик. Говорит, на наше счастье на его нору наткнулся.

Ловко так с суслика шкуру снял и принялся мясо в этом же ведре варить. Добавил туда травы, разных корешков, из ведра вкусный пар облаком.

Эдик о кишках сразу забыл, вместе со мной бурьян собирает, а дядька ругается:

— Здоровые парни, а эту гадость есть придумали! Запорожские казаки в степи без продуктов месяцами в дозоре стояли — морды во! Здесь же сусликов не считано. Нет сусликов — лови тушканчика, зайца, гадюку или ящерицу. Это же мясо!..

Втроем сварили и съели суслика, напились бульона и покатили. По пути сплошные балки. То спуски, то подъемы. На подъемах мы с Эдиком тележку тащим, на спусках влезаем в кузовок, и нас везет дядька. Не успели оглянуться, уже село…

С тех пор и пошло. Чуть свободное время, отправляемся в степь. Бродим и промышляем. Больше всего, конечно, доставалось сусликам, но ловили еще много чего. Даже жабами не брезговали. Правда, дома об этом не говорили. Стыдились. Почему стыдились — не пойму до сих пор. Не зря же сестер подкармливали на чердаке или за сараем.

К полудню старались выйти на шлях, встречали нашего дядьку, варили добычу, обедали и вместе возвращались в село. Снова через балки, и снова то помогали тащить сочиненную из пулемета и ивовой корзины тележку, то ехали в ней. При этом, конечно, представляли, что мчимся в броневике или настоящем танке, и пели геройские песни. Счастливей нас не было в мире.

У нас в школе была настоящая библиотека. Правда, она занимала в шкафу всего две нижних полки, но большей мы с Эдиком никогда не видели. Самой интересной в библиотеке была книжка о маленьком Кише, который охотился на белых медведей. В его селе, которое на самом берегу Северного Ледовитого океана, тоже был большой голод. Многие дети умирали, но у взрослых мужчин охотиться на белых медведей, которых там видимо-невидимо, не получалось. Тогда пришел маленький Киш и сказал мужчинам: «Вы неважные охотники! Вокруг полно белых медведей, а ваши дети умирают от голода. Завтра я отправлюсь на охоту и добуду самого большого медведя».

Все стали с него смеяться, а он сделал из жира маленький шарик, заморозил и вложил в середину китовый ус. После отправился на поиски медведя, нашел и бросил шарик перед его мордой. Медведь проглотил шарик, жир растаял и китовый ус проткнул ему живот.

Киш шел следом за раненым медведем до тех пор, пока тот не упал замертво. Киш вернулся в село, сказал всем, где лежит убитый им медведь. Мужчины отправилось по следу мальчика, и принесли столько медвежьего мяса, что хватило на все село.

Мы с Эдиком, как только прочитали эту книжку, сразу же решили охотиться на белых медведей. Нам было неважно, что эти медведи гуляют у самого Северного полюса, неважно, что до этого ничего крупнее суслика добывать не приходилось. Главное, что медведи там есть, и маленькие пацаны на них охотятся. Если Киш накормил одним медведем все село, почему не попробовать и нам?

Тогда мы тоже вернемся к себе в колхоз имени Папанина и скажем мужчинам:

— Вы неважные охотники! Вокруг полно белых медведей, а ваши дети умирают от голода! Идите по нашему следу и принесите мясо для всех.

Подговорили на это дело Петю Гончара, Толю Паню, Раю Жучку, с которой сидел на одной парте, и Володю Мягкохода. Правда, Мягкоход не из нашей улицы, но у него есть Рябчик, а без собаки на Северный полюс ни один охотник не отправляется.

Вот такой компанией начали готовить в нашем сарае полярную экспедицию. Мастерили нарты, тренировали Рябчика, ковали ножи и копья, сушили пемикан.

Пемикан это мука, перемешанная с мясом сусликов. Им мы должны питаться во время охоты. После уже съедим Рябчика. Конечно, собаку жалко, но почему-то во всех книжках о полярных путешествиях, когда заканчивается пемикан, полярники съедали собак.

Из-за пемикана наша экспедиция и провалилась. Заготовленный по рецептам писателя продукт протух и вонял так, что невозможно было зайти в сарай, а корова Зорька рыла землю и ревела на все село. Мама отхлестала нас с Эдиком хворостиной и приказала выбросить полярное питание в балку.

Ох, как оно благоухало! Когда ветер дул со стороны балки, люди затыкали носы.

Лет через двадцать я угадал знакомый запах, когда прилетел в чукотский поселок Певек. Оказывается, это чукчи угостили живущих в интернате детей прокисшим моржовым мясом, его аромат по поселку и пошел. Не знаю, как при этом вели себя местные коровы, но вот учительницы теряли на уроках сознание, и в школе пришлось объявить каникулы.

У чукчей этот продукт называется капальхен, и считается самым питательным и полезным продуктом. Готовят его очень просто. Копают яму, забрасывают кусками моржового мяса вместе с шкурой и салом. После чего зарывают. Через три-четыре месяца капальхен готов. Можно отрывать и есть. Знай об этом, мы, когда задумывали полярную экспедицию, прокладывали бы маршрут не через Гуляй Поле, а через Чукотку. Там этого капальхена навалом.

К тому времени, когда я вырос и попал в край белых медведей, голод давно закончился. Убивать этих зверей было не к чему, но посмотреть хотелось. Я упросил своего друга охотника Кальяну, тот запряг собак и мы покатили по льду Северного Ледовитого океана. Ехали долго. Наконец среди торчащих из замерзшего океана ледяных торосов увидели медвежий след, а потом и самого медведя. Собаки в нашей упряжке все время лаяли, он услышал лай и присел посмотреть, кто это едет?

Кальяна зарядил на всякий случай карабин, мы подъехали совсем близко, и принялись смотреть друг на друга. Мы на медведя, а медведь на нас.

Оказывается, он не белый, а желтый, словно только что вылупившийся цыпленок. Только нос, как и на картинках, черный как уголь. Кальяна сказал, что медведь, когда подкрадывается к отдыхающим на льду нерпам, прикрывает свой нос лапой. Иначе нерпу ни за что не поймать.

Мы налюбовались медведем, я бросил на лед несколько кусочков моржового сала, затем отъехали в сторону, и стали наблюдать за медведем снова. Мне было интересно, будет он жевать сало или проглотит целиком? Это вызывало у нас сомнение еще перед тем, как мы с Эдиком собирались в поход. Рябчик Володи Мягкохода тщательно разжевывал даже пойманную муху, словно она из одних костей, а здесь целый кусок! Жуйнет медведь приманку, уколется китовым усом и выплюнет.