Но я замечаю, что, распространяясь по поводу экзаменатора в Меце о маленьком математике из Нормандии, а по поводу знаменитого академика о маленьком подкидыше Жане, я совсем забыл о кандидате к поступлению в артиллерийскую школу в Шалоне. Антуан Друо был третьим ребенком бедного булочника в Нанси, у которого было всего двенадцать человек детей. Вы вероятно согласитесь с тем, что отцу — булочнику было чрезвычайно трудно дать своим детям хорошее образование, если бы даже он искренно и желал этого. Поэтому, как только маленький Антуан выучился читать и писать, он должен был разделять с отцом ежедневные труды его для поддержки существования многочисленного семейства. Антуан на это не жаловался, но скоро понял, что тяжелый физический труд, к которому его обязывала сыновняя преданность, не должен служить препятствием для его умственного развития.

Все свои досуги он посвящал чтению книг, чтобы с их помощью пополнить свое образование. Так как у него не было денег на покупку книг, то он по большей части доставал их у ленивых школьников, которые очень рады были отделаться от них хоть на короткое время, а Антуану достаточно было двух или трех дней, чтоб усвоить сущность содержания, или переписать наиболее важные места. Это влечение к образованию вскоре обратило на себя внимание. Старый школьный учитель охотно помогал иногда Антуану своими советами и доставлял ему книги, в которых тот нуждался. Таким образом, благодаря почти исключительно собственным усилиям, продолжая месить тесто и дежуря у печки, Антуан приобрел такие познания, которых не приобрел бы ни в каком училище; он обладал в особенности обширными познаниями в математических науках, к которым он имел необыкновенные способности. Антуану едва минуло семнадцать лет, когда он прочел объявление о конкурсе в Меце. Когда он высказал родителям свое намерение явиться на конкурс, отец сказал ему:

— Ты прав. Кто ничем не рискует, тот ничего не выигрывает. Если ты ничего не добьешься, то можешь возвратиться; за такой короткий срок ты конечно не разучишься печь булки.

— Иди, Антуан! — сказала мать, — да благословит тебя Господь!

^{Антуан Друо.}

Антуан послал в Мец заявление с просьбою внести его в список кандидатов. Так как молодому человеку приходилось пропутешествовать тринадцать лье от Нанси до Меца, то ему купили пару новых башмаков и дали шесть франков на дорогу; он выбрал дубовую палку из пучка, который был приготовлен для топки печи, и отправился в путь, чтобы поступить в артиллерийскую школу… лучше сказать, чтобы достигнуть самой безупречной славы, какая только возможна была в то воинственное время.

На войне Друо оказался в одно и то же время искусным тактиком и очень храбрым в деле.

В мирное время его обширные познания дали ему возможность оказать немаловажные услуги администрации. Он оставил после себя превосходное сочинение об устройстве грунтовых дорог.

Будучи придворным, он никогда не опускался до низкой лести, которая часто опошляет характеры высокие и благородные. Однажды, играя с Наполеоном в мяч, Друо все время брал верх над императором; отличаясь большою ловкостью в этой игре, он не унижался, подобно многим другим придворным, и не поддавался Наполеону нарочно, чтобы угодить. Однако Наполеон не любил проигрывать. Не раз было даже замечено за столами экарте или пикета, что великий завоеватель, лишь бы только не сознать себя побежденным, не считал грехом даже иногда сплутовать. У великих людей нередко бывают маленькие пороки.

Проиграв Друо несколько партий кряду, Наполеон, с мячом в руках, закричал раздражительным тоном:

— Отчего это, Друо, я никогда с вами не выигрываю в эту игру?

— Что же делать, государь! — ответил простодушно генерал, — это оттого, вероятно, что в этой игре нельзя плутовать.

В своей частной жизни Друо всегда соблюдал такую же простоту, к какой привык смолоду.

Его добродушие, презрение к богатству и щедрость вошли в поговорку.

Наполеон, вспоминая о нем на острове св. Елены, отзывался о Друо таким образом: «Друо был бы одинаково счастлив, получая сорок су в день, как получая королевские доходы; его высокая нравственность, его честность и искренность выдвинули бы его на первый план в самую блестящую эпоху римской республики.» Но все же Наполеон преувеличивал, утверждая, что Друо необходимо было иметь сорок су. Когда Друо попал в немилость, и друзья выражали ему по этому поводу свое соболезнование, то он успокаивал их следующим образом: «Было бы у меня только двадцать су в день, я отлично устрою свои дела».

Друо сам открыл секрет своей счастливой жизни: «Мне очень много помогало то, что я никогда не боялся ни бедности, ни смерти», говорил он.

Вернувшись на старости лет в свой родной город с целью провести в нем остаток дней своих, Друо занимался чтением научных сочинений, земледелием и в особенности благотворительностью. Однажды он даже отпорол с своего мундира золотые галуны, чтобы оказать помощь бедным.

Когда племянник, у которого он жил, стал протестовать против этого, доказывая, что мундир должен оставаться самым драгоценным достоянием наследников Друо, то добродушный старик отвечал: «Я для того и сделал это, чтобы мои племянники не забывали, что они внуки бедного булочника». Друо отлично понимал, как смешно скрывать свое происхождение, особенно тогда, когда своим возвышением обязан исключительно самому себе.

Писатель Воатюр был однако совершенно противоположного мнения. Сын виноторговца, или вернее буфетчика, он сделал карьеру благодаря стихам, сочиненным им, когда ему едва минуло тринадцать лет. Достигнув впоследствии почестей, принятый в домах высокопоставленных лиц, Воатюр всегда страшно конфузился, когда в его присутствии говорили о его отце. Какой-то аристократ очень остроумно отозвался о Воатюре: «Странно, — сказал он, — вино большею частью располагает к людям, а в Воатюре оно вызывает к ним отвращение».

Братья Август и Аннибал Карраш, оба известные живописцы, были сыновьями портного. Когда они приобрели известность, то Август стал вести жизнь светского человека и посещать людей высшего круга. Однажды он очень резко напал на Аннибала, упрекая его плебейский образ жизни и неразборчивость в знакомствах. Аннибал, делая вид, что очень внимательно слушает брата, водил карандашом на лежавшем перед ним клочке бумаги. Когда тщеславный брат окончил свои наставления, Аннибал показал ему, вместо ответа, рисунок, изображавший бедного портного, отца их, сидящего со скрещенными ногами и с иглой в руке на своем рабочем столе.

Феликс Перетти родился в очень почтенной семье поселян. В детстве его считали до того ограниченным, что заставили пасти не коров и не овец, а презренных свиней, — «другого скота, говорили родители, ему нельзя поручить».

Однажды, в то время как Феликс пас своих свиней, проезжавший мимо него монах попросил указать ему дорогу. Ребенок с готовностью исполнил просьбу; между ними завязался разговор, при чем Феликс выказал столько ума и сообразительности, что привел монаха в восторг; он сам вызвался поместить его в школу. Согласием родителей монах заручился без всякого труда.

Перетти столь блестяще оправдал ожидания монаха, что тринадцати лет уже был принят в монашеский орден; затем он сделался профессором богословия, встал во главе своего ордена, достиг сана епископа, кардинала, и наконец избран был папой, под именем Сикста V. Когда он был уже папою, одна из его сестер, оставшаяся в деревне, захотела повидать его; думая, что к нему нельзя иначе явиться, как нарядно одетой, она заказала себе дорогое платье. Но Сикст V, увидав богатый туалет сестры, отказался принять ее. «Не может быть, чтоб это была моя сестра, сказал он: я отлично помню, что она была простою крестьянкою». Он только тогда согласился принять сестру, когда она надела свой обыкновенный костюм.

За 400 лет до того времени, когда Феликс Перетти сделался папой, в одной из провинций Англии жил бедный человек по имени Брекспир. Оставшись вдовцом, с ребенком на руках, он поступил сначала служкою в монастырь, а затем сделался монахом, поступив в монастырь св. Альбана. Монахи приняли его в орден, но отказались принять его сына, который, по их мнению, не обладает достаточным образованием и казался вообще юношею малоспособным. Они пустили бедного мальчика на все четыре стороны; прося милостыню и работая, он добрался до Авиньона и по примеру отца поступил там служкой в монастырь св. Руфа. Здесь по-видимому не так строго относились к недостаточному умственному развитию; его стали учить; вскоре он сделался ученее всех во всей общине и впоследствии был выбран в настоятели. Но, из зависти ли, которую этот пост возбуждал среди братии, или потому что новый настоятель захотел ввести более строгие правила, — монахи вскоре стали раскаиваться в том, что избрали его своим главой; чтобы отделаться от него, они оклеветали его пред папою. Папа Евгении III вызвал Брекспира в Рим для допроса и, не отпуская его обратно к недовольным, оставил при себе — кардиналом!..

По смерти Евгения III кардиналы избрали папою Анастасия IV, а после смерти его папский престол был занят Брекспиром, под именем Адриана IV; это был самый замечательный первосвященник того времени.

Когда английский король Генрих II посылал депутацию к Адриану IV, чтобы поздравить его с восшествием на папский престол, то к посольству присоединилось два монаха из монастыря Св. Альбана; они везли богатые приношения новому духовному владыке. Те люди, которые некогда отказались принять участие в молодом Брекспире, когда он находился в крайности, вероятно страшились мести Адриана IV и рассчитывали подарками отвратить тяжкие последствия ее. Адриан IV очень милостиво принял монахов и поручил им заверить всю братию монастыря, что он питает глубокое уважение к обители св, Альбана и при случае не преминет это доказать. Но ни одного из великолепных приношений, повергнутых монахами к стопам его, он не пожелал принять, объявив: «Ваша обитель слишком бедна; поэтому, приняв ваши дары, я способствовал бы еще большему обеднению ее».