Бенинкори, другой итальянский композитор, хотя и менее замечательный, чем Гайдн и Доницетти, с таким рвением занимался музыкой, что, желая упражняться на скрипке ночью, несмотря на запрещение родителей, которые противились такому рвению сына, намазывал смычок салом. Понятно, что инструмент не издавал никакого звука; но мальчик находил эту немую игру весьма полезной для техники.

Антонио Паганини был генуэзец; он носил звание маклера, но, собственно говоря, не имел почти никакой практики. Весьма редко занятый своим делом, маклер постоянно оставался дома и, в ожидании скудного вознаграждения за работу, предавался глубокомысленным вычислениям вероятности выигрыша в лотерею. Сверх того, заметив у сына своего Николо некоторые способности к музыке, он начал обучать его скрипичной игре, так как сам довольно Хорошо владел этим искусством. Николо не замедлил доказать, что отец не ошибался в нем; в несколько месяцев блестящие способности мальчика обнаружились во всей силе. Отец, человек суровый и корыстолюбивый, тогда же задумал разбогатеть эксплуатациею таланта своего сына и значительно усилил его упражнения. Николо принужден был иногда по целым дням играть экзерсисы на скрипке. Малейшая рассеянность, малейшая небрежность наказывалась колотушками и оставлением без еды; изнурение мальчика доводилось отцом до такой степени, что здоровье Николо значительно пошатнулось. Руководимый исключительно корыстными расчетами, отец, будучи таким же малосведущим, как и жестоким, не сообразил, что если ребенок и не умрет от чрезвычайного переутомления, то кончит тем, что получит отвращение к искусству, к которому прежде имел влечение; так и случилось бы, если бы не вмешалась в дело мать.

Насколько отец Николо был суров, настолько мать его отличалась нежностью. За то Николо, чувствовавший к отцу только вынужденное почтение, любил мать всем сердцем, до обожания.

Эта добрая женщина, опасаясь за здоровье сына, пыталась убедить мужа обращаться с сыном не так строго; но чем более Николо делал успехов, тем требовательнее и неумолимее становился отец, видя приближение желанной минуты. Ни возражения, ни просьбы не имели успеха: не было возможности бороться с корыстолюбивым упрямством этого человека. Для бедной женщины осталось только одно средство — возбуждать в сыне артистическое рвение, чтобы избавить его этим по возможности от отцовских наказаний и быстротою успехов сократить срок учения.

Однажды утром, когда ребенок пришел поцеловать мать, она сказала ему:

— Послушай, мой Николо, я расскажу тебе прекрасный сон, который я видела сегодня ночью. Ко мне явился ангел и объявил мне, что все, чего я ни пожелаю, будет исполнено. Я просила у него, чтобы ты был первым скрипачом в мире. Ангел обещал мне это, и я была очень счастлива.

Было ли действительно у матери Николо ночное видение или это была только выдумка, — для нас это не важно; дело в том, что Николо конечно нисколько не сомневался в истине ее слов. С той минуты, как возвещение ангела сделалась известным мальчику, он работал уже не ради слепого повиновения строгому отцу, а для осуществления тех светлых надежд, которые питала его мать. До этих пор Николо делал очень быстрые успехи, но с этого времени он стал делать чудеса. Восьми лет он сочинил сонату, которая была так трудна, что не нашлось никого, кто мог ее исполнить, кроме него самого. Вскоре Николо начал играть в церквах, в театрах, а затем приобрел известность в своем родном городке. Отец, отлично понимая, что Николо еще далеко не достиг всего, чего можно достигнуть, повез его в Парму к Ролле, самому знаменитому из скрипачей того времени.

Когда отец с сыном приехали, артист лежал больной; их впустили в соседнюю комнату. Там на столе лежала скрипка и около нее партитура последнего концерта сочинения Роллы. Николо взял скрипку и с листа исполнил весь концерт. Больной пожелал узнать, кто этот артист, исполняющий так искусно его произведение. Когда ему сказали, что этот артист — ребенок, он не хотел верить, встал с постели и, полуодетый, бросился в комнату, где был Николо. Последний при его входе прекратил игру.

— Зачем вы здесь? — спросил пораженный Ролла.

— Мы пришли просить вас принять меня в число своих учеников, — отвечал Николо, кланяясь.

— В число учеников? — повторил Ролла, — но я затруднился бы научить вас чему-нибудь.

^{Паганини.}

Таков был прием, сделанный знаменитым скрипачом ребенку, который уже не имел себе соперника. Четырнадцати лет Паганини давал концерты в главных итальянских городах и повсюду имел небывалый, громадный успех.

Затем он посетил Германию, Францию и Англию, и путешествия эти были настоящим триумфом для артиста. Он был не только замечательным скрипачом-исполнителем, но и чрезвычайно выдающимся композитором. Величайшая похвала, о которой только может мечтать современный скрипач, заключается в том, что его назовут «современный Паганини».

Стон, один из самых замечательных английских математиков, был сын садовника герцога Аргильского. После того как один из товарищей его отца выучил мальчика азбуке, чтению и письму, он сам уже изучил языки французский, латинский и греческий, геометрию и все науки, учебники которых мог достать; все это произошло в то время, когда маленький Стон состоял на службе у герцога в качестве лакея. Однажды герцог, рассерженный непослушанием Стона, который не являлся на его звонки, вышел в переднюю с намерением наказать маленького лентяя, но нашел этого последнего в глубоком размышлении с книгою в руках.

Стон, заметя герцога, поспешно спрятал книгу; но герцог, подозревая в виду замешательства мальчика, что он предается какому-нибудь вредному чтению, настойчиво потребовал показать книгу. Каково же было его удивление, когда он увидел, что книга эта содержит в себе один из самых отвлеченных трактатов великого математика Ньютона. Сначала герцог приписал это случайности, по которой книга могла попасть в лакейскую; но после некоторых расспросов, сделанных мальчику, всякое сомнение исчезло.

Пораженный тем, что мальчик сам, без посторонней помощи, достиг таких знаний, такой эрудиции и обладал такими наклонностями, герцог дал ему возможность закончить свое самообразование: он оказал материальную поддержку, в которой Стон только и нуждался.

Раффе, один, из самых оригинальных французских художников, был сын бедной вдовы; его ребенком поместили в ученье к токарю.

По окончании дневного труда, Раффе все свои вечера уделял посещению курсов рисования, а ночью исполнял заданные учителями уроки.

Знаменитый историк Роллен, о котором я несколько раз уже упоминал, пятнадцати лет от роду работал у отца своего, имевшего точильное заведение. Бенедиктинский монах, заметив способности юноши, начал заниматься с ним, а потом выхлопотал, чтоб его поместили в школу Плесси, где Роллен обратил на себя внимание всех учителей.

Мишель Седен (родился в 1719 году), известный драматический писатель, был сын парижского архитектора, разорившегося вследствие неудачных спекуляций. Получив место в Берри, бедный отец Седена отправился с ним и вторым сыном своим в провинцию, третьего же оставил при жене в Париже. Едва успел он приехать на место, как захворал и умер. Мишелю, старшему сыну, было тогда тринадцать лет и он должен был везти брата в Париж. Не имея денег, чтобы заплатить за два места в почтовом дилижансе, он купил одно для брата, а сам следовал пешком за каретой, что, между прочим, дает нам некоторое представление о скорости езды в те времена. Было очень холодно, и маленький брат Мишеля совсем окоченел от мороза в плохо устроенной карете; Мишель отдал ему свой камзол. Доброе сердце мальчика тронуло пассажиров; они сделали складчину и заплатили кондуктору за место. Мишель поместился на козлах.

Приехав в Париж, он стал единственною поддержкою матери и братьев. Он научился ремеслу камнетеса и скоро так преуспел в этом деле, что мог зарабатывать такие деньги, которых было достаточно для содержания всей семьи.

^{Мишель Седен.}

Занимаясь своим тяжелым ремеслом, Мишель Седен в то же время сумел достигнуть известности в качестве одного из лучших драматических писателей своего времени. Его произведения имели тогда огромный успех, а одно из них, именно «Философ поневоле», пьеса остроумная и талантливо написанная, и теперь еще смотрится с большим удовольствием.

На сегодня довольно, хотя материал далеко не весь исчерпан; прежде чем расстаться, одно маленькое замечание: может быть вы заметили, что большинство перечисленных мною имен принадлежит живописцам, музыкантам, писателям и ученым; следует ли отсюда заключить, что вообще общество получает свои главные жизненные силы только от этого класса людей? Конечно нет. Но дело в том, что воспоминание о тех лицах, чья деятельность проявляется ярче, поневоле сохраняется дольше. История многих людей замечательных по своей энергии и уму, но в других отраслях, хотя не менее полезных, к несчастью забыта, хотя эти люди вполне достойны того, чтобы потомство хранило о них добрую память.

Как вам известно, я не сочиняю, а сообщаю сведения по сохранившимся документам; поэтому не моя вина, что несмотря на все мои старания я не всегда нахожу материал, которым можно было бы воспользоваться.